что с тобой происходит, Эд, — сказала она, играя браслетом на запястье.
— Нет, — ответил он.
— Тебе надо поговорить с кем-нибудь. Мне бы не хотелось вмешиваться, и я надеюсь, ты понимаешь, что это самое последнее, чего я хочу. Но замалчивать проблему — ненормально.
Он не смог удержаться от улыбки.
— Чему ты улыбаешься?
— Ничему! Просто ты не из тех, кто может открыто говорить о своих чувствах, не так ли?
Она выпрямилась, словно защищаясь.
— Речь не обо мне.
— Да, знаю, ты разумна, — мягко продолжил он. — И все-таки, за все годы, что мы знакомы, не припомню твоих рассказов о маме, например.
— Я рассказывала.
— Нет, настоящих признаний о том, как ее смерть повлияла на тебя в детстве, или история с твоим отцом и неким Стефано…
— Мы хотели обсудить твои проблемы, не мои.
— О, нет. Я не говорю, что у тебя проблемы…
— Прекрасно.
— Их, в любом случае, немного.
— Очень смешно. Поступай, как знаешь. Но может, я удивлю нас обоих тем, что окажусь хорошей жилеткой?
— Может быть.
Элли взяла клатч, собираясь уйти.
— А чью жилетку предпочтешь ты, Элли? — не удержался он от вопроса.
Она с вызовом выдержала его взгляд.
— Я никогда…
— Ты никогда не плачешь. Да, я забыл.
— Если честно, в последнее время я много думала о маме.
Он подался вперед, выражая интерес, но Элли лишь пожала плечами.
— Я имею в виду не о той женщине, что родила меня. А о девушке, которой она была. То есть… О подростке в безвыходной ситуации. Как поступить семнадцатилетней девочке, которой придется сообщить крайне религиозной маме о случайной беременности? Не говоря уже о том, что отцом может оказаться не ее бойфренд.
Когда взгляд отца остановился на ее обнаженном круглом животе, девушка начала задыхаться. Она резко одернула рубашку и прикрыла живот худыми бледными руками, словно пытаясь скрыть то, что он уже увидел. Отец молчал и не двигался, когда снизу хлопнула входная дверь.
— Это всего лишь я, — веселый поющий голос мамы прорезал воздух.
Взгляды отца и дочери пересеклись. Она никогда не сможет забыть его молчаливое обвиняющее выражение лица: «Ты не оправдала моих надежд».
— Папа… я могу объяснить, — промямлила девушка, не зная, как быть дальше.
Она начала заполнять пустоту словами в надежде, что станет легче. Лишь бы не зловонный шок, повисший между ними.
— Это не то, что ты подумал. То есть, так и есть, конечно, но… дело в том, что эта ошибка… Случайность. Все так запутано.
Утверждение очевидного. Последовавшее молчание разрывало ее уши, она видела капли пота, выступившие от бешенства на его висках.
— Он знает? — с трудом проговорил отец.
Девушка открыла рот, чтобы ответить, но остановилась. Подозрение родителей пало на единственного кандидата. Но как они неправы! На самом деле никому неизвестный реальный отец ребенка находился в милях от них, в другой стране.
Можно подумать, что в течение многих месяцев она сотни раз тайком бегала на свидания. Это не так! Это произошло только раз. Всего лишь один-единственный раз, который изменил все. Эта мысль и тысяча других смешались в голове. Она не заметила, как отец, не дождавшись ответа, ушел. Суетливо подбежав к двери, увидела его, в шоковом состоянии спускавшегося по лестнице.
Мама разделась в прихожей, повесила одежду на перила, но увидев мужа, замедлила движения и подняла глаза на дочь.
— Что случилось?
Девушке казалось, что сейчас разорвется горло, горячие слезы, готовые вот-вот пролиться, собрались в уголках глаз. Сотни слов хотели сорваться с губ. Но единственное, что она смогла произнести, было:
— Мне жаль. Очень, очень жаль.
Элли
Как-то утром, за несколько месяцев до нашего пробного выпускного экзамена, я забыла ключи на шкафчике возле лестницы, торопясь на автобус. Их отсутствие обнаружилось только на ступеньках дома, где в отчаянии я опустошила сумку, сражаясь с ливнем. Мы с Эдом намеревались повторить социологию — предмет, который оба не переносили.
— Куда теперь пойдем?
По лицу парня стекала вода, на ресницах повисли хрустальные бусины.
— Нам нужна кофейня, — ответила я. — Что-нибудь спокойное и атмосферное.
Мы пошли в Макдоналдс, где провели полтора часа, зависнув над учебниками и картошкой фри, пока нас не попросили купить что-то еще либо покинуть заведение.
— Придется идти к тебе, — сказала я, когда мы вышли на улицу.
— Отлично. Но арахисового масла нет — мама опять на диете.
Через пятнадцать минут мы уже находились возле небольшого дома с террасой, голубой дверью и окном-эркером.
Как только мы вошли, послышался крик из гостиной:
— Брайн — это ты?
— Нет, это я, мам.
Эд чуть помедлил перед тем, как толкнуть дверь и выпустить густое облако будуарного запаха: тяжелой смеси ароматов кремов, парфюмированных лосьонов и мыла.
— Мама, это Элли.
Пригладив кончики волос, я прошла в комнату. По телевизору шла трансляция какого-то шоу, а на полу среди счетов, косметики и каталогов Avon сидела мама Эда. Женщина поднялась на ноги и поприветствовала меня:
— Наконец-то!
— Здравствуйте, миссис Холт. Приятно познакомиться.
Миссис Холт или Джеки, как она попросила себя называть, была в коротком бледно-голубом махровом халате с бриллиантовым медвежонком на кармане. На длинных стройных ногах домашние туфли с помпонами. Ее черты лица были аккуратно подчеркнуты рыжевато-коричневыми тенями и персиковыми румянами.
Эд удалился на кухню за напитками.
— Было бы лучше, если бы он предупредил меня о твоем приходе, — собирая вещи на полу, произнесла мама. — А то, что ты подумаешь обо мне?
Помолчав, женщина закурила Silk Cut, и выдохнув кольцо дыма, повернулась и поймала мой взгляд.
— Отвратительная привычка, знаю.
— О, нет, я…
— Что вы собираетесь сегодня вечером учить, дорогая?
— Социологию.
— О! — одобрительно произнесла она и снова замолчала.
Разговор рисковал сойти на нет.
— Что-то вроде политики?
— Связь имеется, — робко пояснила я. — Но социология больше о структуре общества. Мы будем изучать конкретные проблемы, например, преступность и бедность.
— Терпеть не могу политику, — дружески поделилась она. — И никогда не голосую. Не имеет значения кто выиграет, все одинаковы.
Я не разделяла ее точку зрения, но было бы невежливо противоречить.
— Это хороший аргумент для избирательной системы пропорционального представительства, — произнесла я. — Многие думают, что справедливее готовить больше законодательной власти и добросовестно превращать голоса в места победителей. — Поняв, что звучу как учебник, неуверенно добавила: — Мне нравятся ваши помпоны.
Она рассмеялась.
— Ах, спасибо.
— А еще макияж. Вы здорово краситесь.
Она опустила сигарету, ее взгляд смягчился.
— Ты знаешь… Ты очень хорошенькая, Элли.
Вероятно, мое лицо
