покашлял, и мы обе испуганно обернулись: Ник стоял, прислонившись к стене, и не сводил с меня глаз. Я тут же прекратила смеяться, а Претт продолжала улыбаться и качать головой.
– Рассказываешь о моей шалости, Претт? Грязное белье не выносят из дома, его стирают внутри. Тебе должно быть стыдно.
– Вы оставляли нас со Стивом грязными каждый раз, когда возвращались с улицы, да, сэр, – ответила она, продолжив мыть посуду.
Я влюбилась в то, как Ник смотрел на меня… Я стояла, мокрая от воды и мыла, с небрежно собранными в пучок волосами, а он задумчиво смотрел на меня.
– Не хочешь вернуться? Люди начинают спрашивать, где ты.
«Люди или ты?» – захотелось мне спросить его, но я вовремя прикусила язык и сняла фартук.
– Не дай бог пропустить все веселье, – саркастично ответила я, подходя к двери и к нему.
В этот самый момент по всему дому разнесся резкий крик. Николас обошел меня и направился прямо в гостиную, а я последовала за ним.
– Мы старше тебя, поэтому будем играть первыми! – сказал один из близнецов Мэдди, которая уже сжала обе руки в кулачки.
Она посмотрела сначала на Ника, затем на Уилла, словно желая увидеть, слышат ли взрослые такую несправедливость.
– Этот поезд принадлежит моему отцу, так что я играю первой! Да, Уилл?
Уильям уставился на Мэдди так, словно слова, только что сорвавшиеся с ее маленьких губ, были откровением. Мы с Николасом удивленно посмотрели на Мэд, а мама улыбнулась, сидя у камина. Затем настала очередь Уилла что-то делать, и со свойственным ему изяществом он подошел к детям, встал рядом с ними на колени наравне с Мэдди, и ласково ей улыбнулся.
– Этот поезд был моим с тех пор, как я был совсем маленьким, а потом Ник играл с ним, так что, учитывая, что ты еще не успела им насладиться, пора ему обрести нового хозяина. Ты позаботишься о поезде, Мэдди? Помни, это семейная реликвия, только Лейстеры могут управлять этим поездом.
Мэдди, казалось, была поглощена словами Уилла, она внимательно слушала и после его вопроса серьезно кивнула.
– Итак, ребята, поезд принадлежит моей дочери, поэтому, если она хочет поиграть первой, вам придется подождать, хотя я знаю, что Мэдди добрая и любит делиться, верно?
Уилл снова сел, и Мэд посмотрела на него. Она кивнула, а затем повернулась к близнецам, которые казались довольно рассерженными.
– Я позволю вам посмотреть, но не трогайте! – очень решительно уточнила она.
Все в зале расхохотались.
День прошел без происшествий, дети играли без ссор, Ник и его отец удалились в кабинет, чтобы поговорить о компании, так что я болтала с мамой и ее подругой. Мы были погружены в разговор, когда вдруг услышали, как хлопнула дверь, а с другого конца зала раздались крики.
– Черт, я не должен ничего тебе объяснять, я уже все сказал совету директоров! – я услышала протестующий голос Ника. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? У меня не было выбора! Ни у кого нет полномочий для принятия такого решения, а тебя беспокоит, что теперь название Лейстер будет закреплено за ним.
В комнате воцарилась тишина, когда появились разгоряченные Ник и его отец.
– Нужно было хотя бы посоветоваться со мной. Это очень рискованно. Нет, Николас, послушай меня! – закричал Уилл, когда его сын открыл было рот, чтобы прервать его. – Если все пойдет не по плану, вы обанкротите компанию!
Оба, отец и сын, яростно смотрели друг на друга, и шум паровозика, с которым играли дети, вырвал их из ссоры, в которой они застряли. Николас, казалось, вот-вот взорвется, я очень хорошо его знала… Он сжимал кулаки и смотрел на отца так, словно в любой момент мог наброситься на него. Затем, заметив, что мы наблюдаем за ними, окинул меня таким ледяным взглядом, от которого у меня подогнулись колени, но совсем не в сексуальном плане.
– Пора тебе уже довериться мне, – сказал Николас, затем повернулся ко всем нам спиной и, громко хлопнув дверью, вышел из дома. Я выглянула из-за угла комнаты и заметила, что Мэдди смотрит на нас широко открытыми глазами.
Я понятия не имела, что привело их к такой ссоре, но вовсе не хотелось быть свидетелем такого, тем более получать взгляды, которых точно не заслуживала. Я подошла и взяла Мэдди на руки.
– Хочешь, я покажу тебе свою комнату, Мэд?
Девочка кивнула, хотя и продолжала поглядывать на дверь, за которой минуту назад исчез ее брат. Я улыбнулась гостям, которые еще оставались в гостиной, и поднялась по лестнице с Мэдди на руках.
– Ты живешь здесь, Ноа?
– Жила, дорогая… жила.
Я вышел из отцовского дома и пошел в один из многочисленных баров вдоль набережной. В это время они наверняка пусты, а мне нужно было побыть одному.
Я и не ожидал одобрения отца, когда рассказывал, что планирую делать с компанией, но не предполагал, что он будет так сопротивляться. С тех пор, как я возглавил бизнес, после многих встреч, презентаций, диаграмм и подсчетов, я понял, что в корпорации было несколько малых предприятий, которые давно следовало ликвидировать. Они только доставляли проблемы, а доход от них был мизерный. В начале почти никто не поддержал мое решение выставить их на продажу, на вырученные деньги я хотел открыть новую компанию с более современным подходом. Большинство других компаний корпорации функционировали безупречно, под управлением лучших экономистов страны.
Что ж, после нескольких месяцев работы и после разговоров с правлением мы решили выставить на продажу то, что приносило больше убытков, чем прибыли, так что пришлось прибегнуть не только к многочисленным увольнениям, но и к открытию нового отдела маркетинга и телекоммуникаций, который переориентировал экономическую стратегию «Лейстер Энтерпрайзис» на направление, которое мы еще не использовали.
Это было трудное решение, но правильное, и меня бесило, что отец не мог довериться мне, и вдобавок ко всему считал, что я могу разорить компанию. Я справлялся с членами правления без проблем, но одно дело – противостоять им как босс, и совсем другое – противостоять собственному отцу. Вдобавок ко всему Ноа стала свидетелем ссоры, что изрядно подпортило мне настроение.
Я заказал виски и выпил его залпом. Этот дурацкий обед прошел хуже, чем я себе представлял.
После оплаты счета я решил, что нужно вернуться. Я не должен был уходить, оставив Мэд одну, но, как бы мне ни было больно это признавать, я знал, что Ноа позаботится о ней и что с моей сестрой все будет в порядке. Из всех людей, которых я знал, моя сестра доверяла только ей.
Ноа… Не знаю, было ли перемирие, на которое мы согласились, ошибкой. Гораздо легче было игнорировать чувства к ней, если она злилась. Говорить с ней так, как сегодня, доверительно, было слишком опасно.
Иногда… гораздо чаще, чем я мог признаться вслух, я представлял, как прощаю ее, видел, как забываю все, что произошло, все, что мы сделали друг с другом. Я пытаюсь представить, какой будет наша жизнь теперь. Но, когда я это делаю, воспоминание о причине нашего разрыва возвращается ко мне, и остается только ненависть, к которой я так привык за последний год.
Будь ты проклята, Ноа… Будь проклята за то, что все испортила!
Когда я вернулся в дом отца, понял, что уже очень поздно, хотя полагал, что вернусь раньше. Свет был выключен, и во всем доме царила гробовая тишина, кроме гостиной, свет из которой слегка освещал вход.
Я снял куртку, оставил ключи у входа и пошел туда. На полу, прислонившись спиной к дивану, сидела Ноа. Она переоделась в удобный свитер, завязала волосы в свободный пучок и надела очки в черной оправе. Она была погружена в чтение, а вокруг нее было разбросано несколько раскрытых книг. Я заметил, что огонь в камине угасает.
– Что делаешь? – тихо сказал я, входя в комнату.
Ноа вздрогнула и собралась было ответить, но промолчала. Я подошел к ней и взял книгу, лежащую у нее между ног.
Закон о коммуникации и рекламе, том I.
– Учусь, – наконец холодно ответила она.
Я посмотрел на нее и изучил выражение ее лица. Не хотелось, чтобы она чувствовала себя неловко в моем присутствии. Ясно, что в тот день она терпела меня ради Мэдди, и что, вероятно, для нас обоих было бы лучше проводить вместе как можно меньше времени, но прямо сейчас мне было нужно, чтобы Ноа оставалась Ноа.
– Вижу… Настолько плохо идут дела с учебой? – сказал я, поворачиваясь к ней спиной и подкладывая в камин дрова. Я наклонился, чтобы убедиться, что дрова
