я ни надеялась, мне не удается вернуться в реальность. Словно гром среди ясного неба меня возвращает с небес то, как выражение блаженства на лице Ашера меняется с благодарной улыбки на легкую хмурость, а затем – превращается в настоящую гримасу.
– Твою мать.
– Что такое? Все в порядке? – Паника поднимается, сжимая горло, когда он выходит из меня и перекатывается на бок, схватившись за бедро. Конечно, с ним не все в порядке. Он восстанавливается после серьезной травмы, и ему было отдельно сказано избегать повышенной активности. И то, что мы только что сделали, определенно можно назвать энергичной активностью. Вот дерьмо, как я объясню это Трею?
– Все в порядке, – шипит он сквозь стиснутые зубы. Он осторожно проводит рукой по внутренней стороне бедра, и его лицо вновь искажается, когда он резко втягивает воздух. – Но вот моя нога не очень.
Я вскакиваю на ноги, закрывая рукой рот.
– О, боже, Аш, мне так жаль. Нужен лед? Нужно обезболивающее? – Я нащупываю бикини и джинсовые шорты, одеваясь быстрее, чем старшеклассница после урока физкультуры. Я официально худший врач на свете. Мне лучше начать составлять записку с извинениями для Трея и пересмотреть карьеру.
Ашер улыбается, садясь в постели и расчесывая пальцами свои взъерошенные светлые волосы.
– Пожалуйста, не сходи с ума. Каждое мгновение стоило того.
Я вскидываю бровь в ответ:
– Неужели? Секс со мной стоит того, чтобы получить повторную травму?
Он не медлит ни секунды:
– Да. И я бы сделал это снова, не задумавшись. – Морщась от боли, он потирает внутреннюю поверхность бедра. – Но ты права. Наверное, стоит приложить лед.
Я прерывисто выдыхаю, поднимая его шорты, чтобы убедиться, что они в приличном состоянии, прежде чем открыть дверь и сбегать к морозилке за пакетом со льдом. По пути я прохожу мимо Лолли и Тесс, которые заняты приготовлением основных блюд для вечеринки, но они просто машут мне, когда я прохожу мимо. Они ничего не подозревают. Мои походы к морозилке за пакетами льда для Ашера – обычное дело на этой неделе. Для них этот раз выглядит так же, как прочие. Они, может и узнают о его повторной травме, но я ни за что не позволю им выяснить, что ее вызвало.
Когда я возвращаюсь в его комнату, Ашер уже выбросил презерватив и оделся. Когда я сажусь рядом с ним на кровать, он улыбается мне, придвигаясь ближе. Он уже знает, как это делается, и поднимает штанину своих шорт, чтобы я могла приложить лед к самой распухшей части его бедра. Когда я прикладываю пакет со льдом к его ноге, он съеживается намного сильнее, чем обычно, но предварительный взгляд на опухоль не выявляет каких-то дополнительных повреждений.
– Каков вердикт, док? – спрашивает он после моего минутного осмотра.
– Думаю, у нас одно тяжелое растяжение паховой области и один врач, который чувствует себя очень виноватым.
Он смеется, нежно глядя на меня.
– Не чувствуй себя виноватой. Это я предложил тебе перенести все это в постель. Для танго нужны двое и все такое.
Я взвешиваю его слова, медленно вдыхая.
– Это правда. Хорошая новость заключается в том, что если бы мы перевели тебя с растяжения второй степени на растяжение третьей, то сейчас бы ты кричал. Так что тот факт, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы встать и одеться, говорит о том, что мы, вероятно, всего лишь отложили твое восстановление на несколько дней.
– Это я переживу. – Он пожимает плечами.
– Дай знать, если заметишь новые синяки. Нужно привести тебя в форму, скоро ты сможешь снова вернуться на лед к команде, – говорю я, сжимая его плечо. – Еще что-нибудь нужно?
Он смотрит на меня снизу вверх полными надежды глазами:
– Поцелуй на ночь?
Я улыбаюсь, проводя пальцами по его подбородку:
– Говоря твоими словами, это я переживу.
Ашер
– Что за черт? – Лолли хмурится на меня, когда я хромаю мимо к кофеварке. – Тяжелая ночка, сладенький?
Твою мать. Я точно уж не могу сказать своей бабушке, что великолепная гостья, которой она открыла свой дом, снова вывернула мне пах, когда я оседлал ее прошлой ночью. И даже если бы это стоило мне повторной травмы, я бы повторил это еще сотню раз.
– Нет. Я в порядке, – вру я. Молча морщась, я хватаюсь за столешницу так сильно, что белеют костяшки пальцев.
– Прекрасно, мой птенчик. Иди, сядь. Я принесу тебе кофе. И немного мороженого горошка. – Лолли машет, прогоняя меня из кухни, и я шаркающей походкой отправляюсь на веранду и осторожно опускаюсь на ротанговый диван.
Ох.
Меньше чем через минуту она возвращается и становится надо мной все с тем же обеспокоенным выражением лица.
– Держи, – Лолли ставит передо мной кружку с дымящимся кофе и протягивает мне все тот же пакет замороженного горошка, которым я воспользовался в свой первый день тут.
– Ой. Чуть не забыл… С днем рождения, Лолли. – Я смотрю на нее снизу вверх и улыбаюсь.
– Спасибо, милый. Так приятно собираться вместе, чтобы отпраздновать это.
Я киваю. Сегодня вечером большая вечеринка.
Я не могу поверить, как быстро пролетела эта неделя. Я также не могу поверить, насколько сильно я привязался к Бейли. Но одно можно сказать наверняка – я ни о чем не жалею.
Пока Лолли наблюдает за мной, ее губы изгибаются в заговорщической улыбке:
– Вчера вечером я зашла в комнату Бейли узнать, не хочет ли она присоединиться ко мне на веранде за чаем с утра, но ее не было в спальне.
– Ничего не могу об этом сказать. – Я непринужденно делаю глоток кофе.
– Ты никогда не умел врать, Аш.
Я улыбаюсь ей:
– Хорошего дня, Лолли.
С коротким смешком Лолли идет обратно на кухню.
Чуть позже Нора и Тод приезжают из больницы вместе с новорожденной племянницей Ханной. Она такая крошечная розовая и очаровательная. И поскольку нам троим можно только бездельничать, в итоге я большую часть дня валяюсь на диване, качая ее на руках. Нора и Тод дремлют по очереди, Нора заглядывает каждые два часа, чтобы покормить Ханну, но по большей части мы с малышкой предоставлены сами себе. Я, растянувшись на диване со льдом и пластырем на ноге, и Ханна, покоящаяся у меня на груди, аккуратно завернутая, словно буррито.
Фоном идет хоккейный матч, но я с трудом могу заставить себя сосредоточиться на нем. Моя команда проиграла две игры в этой серии, и мне плохо оттого, что меня
