курицу с пармезаном, и Ник сказал мне, что это было лучшее, что он когда-либо пробовал. Потом мы посмотрели сериал «Безумцы», и он поцеловал меня на ночь. На следующее утро я открыла глаза, увидела, что в кровати рядом со мной пусто, и предположила, что муж рано ушел на работу, – такое случалось часто. Но потом я нашла на прикроватной тумбочке написанную от руки записку, в которой не было сказано ничего – и было все.
Вэл,
Прости. Буду всегда.
Ник
Сердце у меня упало, потому что я уже знала. Возможно, знала уже давно. Но вот оно, его почерк, строгие черные чернила. Мне всегда нравился изгиб его буквы «с» – с маленькой закорючкой внизу, – но теперь эти буквы казались мне чужими, даже жестокими, словно они стали его каллиграфическими сообщниками в этом печальном повороте событий. Я успокаивала себя, позволяя словам мариноваться в моем сознании, пока реальность наконец не дошла до меня полностью. Ник ушел.
Несколько минут спустя зазвонил телефон, и я осторожно сняла трубку.
– Алло, здравствуйте. – Мужской голос с британским акцентом. – Я ищу миссис Валентину Бейкер.
– Я слушаю. – Холодный сквозняк просочился через окно спальни, и я потерла глаза. – Что случилось?
– Это касается вашей матери, Элоизы Бейкер.
Я села в постели, вытаращив глаза. Я не слышала ее имени уже… давным-давно и более двадцати лет ее не видела.
– Простите, как, вы сказали, вас зовут?
– Джеймс Уитейкер. Я работаю в лондонской фирме «Бевинс и партнеры». Мы занимаемся планированием недвижимости; ваша мать была одной из наших клиенток.
«Ваша мать».
Моя мать.
Как будто этот незнакомец в телефоне достал ключ от хранилища пыльных старых воспоминаний. Я крепко зажмурилась, но они, как назойливые призраки, требовали внимания. И вот она, мама, в то последнее утро. Она стояла у подножия лестницы, протягивая ко мне руки. Я рассматривала ее красивое лицо с точеными чертами и завораживающими кристально-голубыми глазами. На ней было длинное, струящееся бледно-голубое платье с оборками по подолу.
Человек в трубке прокашлялся, и изображение растворилось, как лопнувший пузырь.
– Очень жаль, но у меня печальная новость, – продолжал голос. – Ваша мать… она… скончалась в прошлый вторник после продолжительной болезни. Рак яичников. Однако мне сказали, что ее кончина была мирной и безболезненной.
Я с трудом сглотнула. Мои руки и ноги онемели – как будто к моему отчаявшемуся телу приделали чужие конечности. Сердце билось так громко, что это был единственный звук, который я слышала. Как она посмела умереть? Это казалось таким… эгоизмом с ее стороны. Как будто ее последний вздох был тщательно продуманным последним ударом – по мне. Хотя, по правде говоря, я уже давно не верила, что мы еще встретимся, где-то в глубине души теплилась смутная надежда. А вдруг когда-нибудь… Так бывает в книгах, когда давняя боль чудесным образом исцеляется на последних страницах: обиды стираются носовым платком, душевные раны сшиваются иголкой и ниткой. В моей истории тоже должен был наступить такой конец. Но нет, моя кончается плохо: сначала письмо Ника, а теперь это. Как-то я читала книгу о женщине, в которую трижды за один год ударила молния. Словно специально охотилась за ней.
Нет, нет, нет. Я сморгнула слезы. Может быть, это сон? Кошмар?
Чем дольше говорил Уитейкер, тем меньше мне верилось, что все это происходит наяву. Я слушала, но его слова казались искаженными и потусторонними.
– Ваша мать назначила вас единственной наследницей своего имущества. Оно включает недвижимость в Примроуз-Хилл – это прекрасный район Лондона, хранит все традиции. Здание старое, но достаточно удобное. В нем две квартиры, на втором и третьем этажах. На первом этаже книжный магазин.
Я тряхнула головой: до меня наконец стало что-то доходить.
– Книжный магазин?!
Элоиза
Лондон, Англия
11 января 1968 года
– Выглядишь потрясающе, Эл, – заверила меня лучшая подруга Милли. – Вопрос в том, достаточно ли он хорош для тебя? – Она обняла меня за талию и положила голову мне на плечо. Мы обе смотрели в зеркало в прихожей квартиры, где жили вместе.
– Может быть, лучше надеть синее платье? Все-таки красное – это как-то… чересчур. А теперь давай честно: твой священный долг как подруги сказать мне, не выгляжу ли я как шлюха.
Я повернулась боком, мимолетно порадовавшись, что сегодня пропустила чаепитие. Одна булочка с вареньем – и молния бы лопнула. Я едва могла дышать, но мне было все равно.
Я улыбнулась нашему отражению – зеркало показывало нас в обоих вариантах: девчонки, которые познакомились в девятилетнем возрасте, и взрослые женщины, знающие, что к чему в этой жизни. С самого начала мы были комичной парой – я, эльф со светлыми волосами и бледной кожей, и Милли, самая высокая девочка в начальной школе, возвышающаяся надо мной, с темными косами и вечной прямой челкой, закрывающей лоб.
Милли мало интересовалась мальчиками, а позже мужчинами. Иное дело я. Моя коллекция школьных увлечений и девических романов была обширна, но впечатляющие экземпляры в ней отсутствовали. Однако мечта о сказочной любви прочно укоренилась в моем сердце. Подобно героиням любимых книг, я жаждала пережить собственную версию настоящей любви, пусть даже Милли думала, что все это чушь собачья.
Но Роджер Уильямс – досточтимый Роджер Уильямс – нет, это была не чушь. Когда закончилась моя смена, он проводил меня на улицу и тут же пригласил поужинать с ним в Королевском автомобильном клубе. Я чуть не упала в обморок прямо там, где стояла, на углу Бромптона.
Да, он вращался в высших кругах, и пусть я в них не вхожа, на дворе 1968 год, а не 1928-й. И девушка из Ист-Энда может пойти на ужин с любым мужчиной, с каким захочет, включая представителя лондонского высшего общества.
Милли аккуратно срезала бирку, болтавшуюся сбоку на моем платье. Это была безумная трата, сильно сократившая наш недельный бюджет, но необходимая для свидания с одним из самых сногсшибательных и завидных холостяков Лондона. Отец Роджера, сэр Ричард Уильямс, был орденоносным военачальником, одним из самых доверенных лиц Черчилля во время войны, а его мать нередко гостила в Букингемском дворце.
– Как вы все-таки познакомились? – спросила Милли, словно того, что я ей уже рассказывала, было мало, и она искала в моей истории нестыковки.
– Говорю же тебе – в «Хэрродсе». Забыла? Он пришел купить подарок матери на день рождения.
– Или подружке, – хихикнула Милли.
Я вздохнула.
– Ради бога, Милл. Неужели ты не