забавно. Это звучало жалко.
Кеннеди, Капкейк и Феликс все подняли руки.
– Значит, у тебя был только фальшивый парень? – со смехом спросил Феликс.
Вроде того.
– Этого нет в правилах игры, – напомнила Кеннеди, избавив меня от необходимости отвечать. – Теперь твоя очередь, – обратилась она к Феликсу.
– Кто бы говорил, ты сама забросала Капкейка тысячей вопросов, – сказал Феликс.
Кеннеди запустила в него подушкой.
Феликс с легкостью поймал ее, прежде чем она ударила его по лицу.
– Я никогда еще не хотел пиццу так сильно, как сейчас.
Я попыталась понять, что Феликс сейчас сказал.
– Постой, это значит, что ты хочешь пиццу?
– Мне кажется, это значит, что он ее не хочет, – возразила Кеннеди. – Потому что он сказал «никогда». – Она подняла вверх руку, хотя вид у нее был озадаченный.
Капкейк покачал головой.
– Нет, это точно значит, что он хочет ее прямо сейчас.
– Я совсем запуталась. Не знаю, поднимать мне руку или нет, – сказала я. – Но сейчас все мои мысли о том, как хорошо было бы поесть пиццу.
– Поддерживаю! – воскликнула Кеннеди и взмахнула рукой. – Принесите пиццу!
Феликс засмеялся.
– Я пытался сказать что-нибудь умное, но, кажется, сморозил чушь. Просто я умираю с голода. Кто еще хочет пиццу?
Я потрясла Феликса за плечо.
– Обманщик! Ты должен был признаться в чем-нибудь, как и все остальные.
– Я искуплю вину перед всеми и закажу пиццу.
– Воспользуйся моей кредиткой. Думаю, мне ее дали для таких случаев.
– Ничего, я сам оплачу, – сказал он и, подмигнув мне, стал звонить в доставку.
– У тебя кредитная карта? – удивилась Кеннеди.
– Одна из привилегий, которые дает фамилия Пруитт. Мистер Пруитт дал мне карту и сказал, что я могу тратить деньги на что захочу. Мне кажется, это было несколько безответственно с его стороны.
– Наверное, он тебе доверяет, – пожала плечами Кеннеди.
Ну конечно! Меня вдруг осенило.
– А что, если он, напротив, не доверяет мне?
Кеннеди посмотрела на меня с удивлением.
– Вдруг я сойду с ума, накуплю кучу всего, его это разозлит, и он выгонит меня?
– Как думаешь, сколько вещей ты должна купить, чтобы разозлить его?
– Не знаю. Может… на тысячу долларов? – Я посмотрела на диван, на котором мы сидели. – Куплю новый диван! Я ему устрою!
Кеннеди кивнула.
– Диваны дорогие. У нас подержанный, и то мы отдали за него несколько сотен баксов.
Это просто гениально!
– Миллер, мы можем сходить в мебельный магазин?
На этот раз уголки его губ не просто дрогнули. Он широко улыбнулся. И даже засмеялся.
– Тебе нужно купить что-нибудь подороже дивана. Ты мыслишь слишком мелко.
– Тогда еще… кресло в том же стиле и стул?
– Он даже не обратит на это внимания. Решит, что ты хочешь обставить свою комнату.
– А что ты тогда предлагаешь?
– Даже не знаю. – Он подошел к нам, и вся его серьезность тут же испарилась. – Но я возьму еще один. – С этими словами он достал из коробки еще один сахарный кексик. – Они очень вкусные.
– Спасибо, – сказал Капкейк.
– А если я куплю тысячу сахарных кексиков? – предположила я. – Это уже очень много. – У меня в голове засела эта тысяча. Все, что было больше, казалось мне уже чем-то запредельным.
– Почему ты просто не хочешь сказать ему о том, что чувствуешь? – спросил Феликс. Его рука по-прежнему лежала на диване рядом с моей, и я опустила голову ему на плечо.
– Я уже пробовала, не помогло.
Я не стала говорить о том, как мистер Пруитт заявил, будто не знал обо мне. Это ведь ровным счетом ничего не меняло. Мы с мамой все равно были одни против всего мира. Подумав об этом, я закрыла глаза. Мы с мамой против всего мира. На несколько минут я даже забыла, что она умерла. Забыла обо всем, что причиняло мне боль. Я глубоко вздохнула и почувствовала знакомый запах одеколона Феликса. Это все он. Он забрал мою боль.
Боже, какой же идиоткой я была! Думала, что Мэтт был моим главным и единственным. Черт возьми, в какую-то минуту я поверила, что это возможно. Но на самом деле таким человеком был для меня Феликс. Разумеется, это Феликс. Он всегда был готов подставить плечо, в которое я могла бы выплакаться. Помогал забыться. Во всем моем теле вдруг появилась какая-то странная легкость, как будто меня вдруг посетило озарение. Я всего на час забыла про Мэтта, и это вернуло мне способность ясно мыслить.
«Феликс, я люблю тебя», – подумала я про себя. Так и было. Я любила его. Это всегда был он.
Все вокруг перестали смеяться и разговаривать. В комнате воцарилась тишина. Я подняла голову с плеча Феликса и увидела, что все смотрят на меня.
– Что ты сейчас сказала? – спросил Феликс.
Просто очуметь! Неужели я только что вслух призналась ему в любви? В самом деле… это сказала? Я дотронулась до губ и даже удивилась, что они все еще оказались на месте.
– Что? – прохрипела я.
– Ты сказала, что любишь меня, – голос Феликса был нежным. Как сливочное масло. Боже, да это было отличное сравнение с маслом. Мне захотелось его прямо сейчас. Феликса, а не масло.
– Да, я сказала это вслух.
Прозвенел звонок, но Феликс по-прежнему смотрел мне в глаза.
Миллер прочистил горло.
– Принесли пиццу. Я заберу ее.
Феликс протянул ко мне руку и дотронулся пальцами до моей щеки.
От его прикосновения по телу пробежала дрожь.
– Ты любишь меня. – Он дотрагивался до меня так, словно боялся, что я сейчас исчезну.
И тут я поняла, что была не единственной, кто остался на этом свете без любви. Я потеряла всех, для кого была самым главным в жизни. Но Феликс говорил, что он никогда не был главным в жизни своих родителей. Они вечно отсутствовали. Он был одинок. Как и я. И когда однажды я сказала ему, что чувствую себя одинокой в школе, он ответил, что это не так. Что у меня есть он. Он есть у меня. Но в ту минуту он смотрел так на меня вовсе не поэтому. А потому, что у него была я. И он нуждался в любви так же сильно, как и я.
Я наклонила к нему голову. Мне было плевать на то, что Кеннеди и Капкейк смотрят на нас. Или что Миллер, а также разносчик пиццы могли нас увидеть. Мне было интересно, могут ли две искалеченные души помочь друг другу восстановиться. Потому что я нуждалась в этом. Я больше не хотела чувствовать себя так, словно иду ко дну.
Но прежде, чем наши губы встретились, я услышала
