задней обложке. – Она тычет в него пальцем, и мы обе видим эмблему Университета Куин Мэри.
Я качаю головой.
– Ну и что?
– А то, что, возможно – только возможно, – эта книга использовалась в каком-то учебном курсе колледжа. Если бы только понять, в каком, ты бы могла найти своего парня.
– Ну знаешь, – говорю я, когда она возвращает мне книгу, – я, конечно, восхищаюсь твоим упорством, но тебе не кажется, что это несколько… притянуто за уши?
– Никогда не знаешь, что и где можно найти. Давай, покопай еще немного – ради меня.
Я закатываю глаза.
– Ну так и быть. Только ради тебя.
Август 1968 года
Элоиза
Однажды вечером за ужином Фрэнк напомнил мне, что приближается праздник – День труда. Это такой особый американский праздник, который принято отмечать с коллегами по работе. Мы собирались устроить званый ужин для нескольких сослуживцев Фрэнка с женами.
– Возьми чековую книжку и сходи в магазин «Фред Сигал» за новой одеждой, – сказал он. – Купи себе платьев и купальников.
Я решила порыться в своем шкафу и провести инвентаризацию. Вытащила четыре платья, а потом повесила обратно. Ни одно не подойдет. У меня не было никакого желания ходить по магазинам, но Фрэнк, вероятно, прав. Мой гардероб годился скорее для Лондона, чем для Лос-Анджелеса, к тому же, учитывая размер моего растущего живота, я ни во что не влезала. И с какой стати я притащила теплые куртки в климат, который знал только яркое солнце? Надо попросить Бонни спрятать их на хранение.
Как и предложил Фрэнк, я взяла такси до «Фреда Сигала» и купила несколько новых вещей, которые соответствовали моей растущей фигуре и, что еще важнее, позволяли мне чувствовать себя на своем месте. Перед первым званым ужином, который мы устраивали как супружеская пара, Фрэнк сидел в гостиной, а я спустилась вниз в одном из новых платьев. Синее, с изящным цветочным узором и завышенной талией в стиле ампир – оно мне понравилось с первого взгляда. Я надеялась, что ему тоже понравится.
– Привет, дорогая, – весело сказал он. – Новое платье?
Я кивнула, ища в его глазах одобрения.
– Тебе нравится?
Он помолчал, потом встал и подошел, чтобы рассмотреть платье поближе.
– Прекрасно, ничего не скажешь, но жены моих коллег обычно расфуфырены в пух и прах. У тебя есть что-нибудь более парадное и, может быть, другого цвета? Ты же знаешь, что нравишься мне в розовом.
На мгновение опешив, я двинулась обратно к лестнице. Я вспомнила, насколько важна для Фрэнка эта вечеринка; он просто хотел, чтобы каждая деталь была безупречной, поэтому я выбрала розовое креповое платье и винтажные серьги, купленные недавно на распродаже имущества. Бледно-розовые камни почти идеально подходили к цвету платья.
– А как тебе это? – спросила я Фрэнка, вернувшись в гостиную, и обрадовалась довольному выражению его лица.
– Волшебное видение, – сказал он, целуя меня в щеку.
Я надеялась, что моя улыбка скроет тянущую боль, которую я чувствовала внизу живота. Возможно, просто несварение желудка – Бонни готовила божественно, но, хотя я разделяла предпочтение, которое Фрэнк отдавал пряным блюдам, иногда еда шла мне во вред. В любом случае я поклялась, что не позволю расстройству желудка испортить вечер; к тому же мне не хотелось волновать Фрэнка, который в эти дни впадал в панику из-за любой ерунды. Когда неделю назад у меня случился длительный приступ икоты, он не успокоился, пока не вызвал акушерку.
– А как искусно сработаны серьги, – сказал он.
Я коснулась рукой края одного из розовых камней, висящих у меня в ушах. К счастью, раздался звонок в дверь и Фрэнк не успел спросить, сколько я заплатила за серьги. Они были дорогими. Очень.
– А вот и первые гости, – сказал он, взяв меня за руку. – Пойдем поздороваемся.
В половине одиннадцатого, когда последние гости наконец разошлись, я плюхнулась на диван и сбросила туфли. Вечеринка удалась – по крайней мере, так считал Фрэнк. Пришло восемь пар, сослуживцы с женами, в том числе его начальник Джим и его чопорная супруга Габриэль, которая во время ужина сидела рядом со мной. Я изо всех сил старалась завязать с ней разговор, но это было все равно что пытаться разговорить кирпичную стену, намазанную матовой розовой помадой.
Другие женщины оказались немногим приветливее, хотя я завязала беседу с одной из них по имени Конни. Она была примерно моего возраста и достаточно мила, хотя ее, похоже, интересовала только одна тема: она подозревала, что ее муж завел на работе роман с особенно пышногрудой секретаршей. Пытаясь перевести разговор в более мирное русло, я рассказала ей о своей великой идее, которая в хорошем смысле не давала мне спать по ночам: открыть в Санта-Монике книжный магазин. К сожалению, однако, нашим разговором заинтересовалась Габриэль и встряла.
– О, как прелестно, – сказала она. – Книжный магазин. Так изысканно. Так по-лондонски. Но, дорогая, вы же понимаете, в Лос-Анджелесе никто не читает книг. Мы смотрим фильмы.
Я как раз вспоминала об этом, когда Фрэнк скользнул на диван рядом со мной.
– Тебе было весело?
– Да, – солгала я.
– Они действительно прекрасные люди.
– Так и есть, – снова солгала я и почувствовала, что живот напрягся, а в пояснице разлилась волна боли. Я тут же пожалела, что ела фрикадельки Бонни.
– Тебе ведь нравится Калифорния? – сказал Фрэнк; это был не столько вопрос, сколько констатация факта.
Мгновение я молчала и наконец заставила себя улыбнуться.
– Да, мне очень нравятся пальмы и… солнце… но, Фрэнк, я хочу с тобой кое о чем поговорить. – Я овладела собой. – Думаю, что после… рождения ребенка мне следует заняться тем, о чем я всегда мечтала.
Он поставил свой бокал на кофейный столик и немного рассеянно спросил:
– О чем же ты мечтаешь?
– Фрэнк, ты же знаешь, – о книжном магазине. Я рассказывала тебе еще в Лондоне. Я всегда хотела его открыть, а на Мейн-стрит сдается в аренду прекрасный магазин – я недавно проходила мимо, это было бы идеальное место. – По мере того как его интерес угасал, я говорила все настойчивее и быстрее. – Я бы продавала в основном подержанные книги, но и новинки тоже. Потребуется небольшой ремонт, но я и сама могу многое сделать, и… О, Фрэнк… Ты только представь себе: полки с книгами, удобные кресла в каждом углу!
Я ждала ответа, но он молча сидел на диване и смотрел на меня так, словно я сказала самую нелепую – или забавную –
