— А из-за чего вы повздорили?
— Моя дорогая, одна старая мудрость гласит: «Не затевай спор о религии, политике и о будущих родственниках с теми, кто тебе дорог». Так вот, поверь мне, древние как в воду глядели. А меня словно кто-то за язык дернул, и я ляпнула…
— Что-нибудь по поводу Кэботов? — предположила Фрэнсис.
— Вот еще! Не говори чепухи. Эти люди не стоят того, чтобы их обсуждать. Посредственность, и не более того. Нет, мы поссорились из-за церкви. Хоуп все больше и больше времени стала проводить там, и я ее предостерегла…
— А что плохого ты в этом усмотрела?
— Слово «плохое» — не из моего лексикона. Тебе, как никому другому, пора зарубить это себе на носу.
Бабушка умела ужалить. Тедди вообще обладала почти мистическим даром потихоньку доводить людей до белого каления или, наоборот, усмирять своих собеседников. Фрэнсис помнила, как приехала однажды к бабушке в десятилетнем возрасте. Тедди, казалось, была искренне рада встрече с внучкой, но тут же спросила, захватила ли та с собой флейту. Юной Фрэнсис смертельно надоел этот инструмент, и она солгала, что оставила его дома.
«А без него тебе тут делать нечего», — на полном серьезе заявила бабушка. Внучка с ужасом встретила стальной бабушкин взгляд, ударилась в слезы и покорно достала из футляра свою серебряную мучительницу.
— Хоуп искала для себя ответы, — продолжила старуха, походя сделав замечание своей уже великовозрастной внучке. — Ей хотелось, чтобы ей сказали определенно: если сделаешь то-то и то-то, в награду обретешь счастье. Она надеялась, что церковь подскажет, какие именно шаги ей надо сделать, как стать хорошей, чуть ли не праведницей. Меня это беспокоило. Я ничего не имею против епископальной церкви. В большинстве эти священники порядочные люди, устраивают милые благотворительные приемы с коктейлями и пекутся о безработных, которым любая работа поперек горла. В эпоху покойного Кеннеди мятущуюся девицу снабдили бы разумными мирскими идеями, но Кеннеди нет, и Хоуп припала к рясе священника. Все, что ей требовалось, — это незыблемая структура, фундамент, на котором зиждется вера, и цель для приложения энергии. Мы все нуждаемся в этом, но как-то обходимся домашними средствами, а она не могла…
Ядовитая ирония Тедди могла раздражать, но здравость ее суждений была несомненна. Она умела разглядеть под всякими наслоениями суть проблемы.
— И ты ей все это высказала?
— Разговора не получилось, хоть я и старалась. Хоуп не захотела выслушать меня до конца. С тех пор она вообще перестала к чему-либо прислушиваться.
— А каково твое мнение о Джеке?
— По поводу их злосчастной свадьбы? — переспросила старуха и состроила гримасу, смысл которой Фрэнсис не уловила. — Джек — милый мальчик, с добрым, открытым сердцем. Я думаю, он был искренне увлечен Хоуп и стал бы хорошим, заботливым мужем. А вот его семейка оставляет желать лучшего.
— Объясни, пожалуйста, — попросила Фрэнсис.
— Они помешались на деньгах, на престиже и на том, что в их жилах течет голубая кровь. Фиона ухлопала кучу долларов и стараний, чтобы научиться хорошим манерам. Я подозреваю, что такие люди, стремящиеся выдать себя за потомков пилигримов с «Мэйфлауэра», на самом деле родились в сточной канаве близ публичного дома. Мы разделены на касты, все равно что в Индии. Рыбак, с которым путалась Хоуп, — из «неприкасаемых», а Джек — это местная аристократия.
— Ты сама числишься в обществе дочерей «Мэйфлауэра», — напомнила Фрэнсис.
— Был такой грех, — ухмыльнулась Тедди. — Это означало, что твои предки были или беглые преступники, или религиозные фанатики. Англия была рада избавиться от них, вот они и подались сюда. На мой взгляд, тут нечем особо гордиться.
Фрэнсис не удержалась бы от смеха, если б общий настрой не был таким трагичным. Ей рассказывали, что когда-то Тедди открыла специальный благотворительный ресторан с целью помощи семьям солдат, ушедших воевать на фронтах Второй мировой войны. Она уговорила своих светских знакомых поработать там в качестве официантов, а сама взяла на себя кухню. Первые несколько дней богатые люди посещали его из любопытства и ради престижа, потом ресторан опустел и затея лопнула. Но Тедди все-таки получила какую-то медаль от правительства, которую, впрочем, никому не показывала, а когда ее спрашивали о ней, она демонстративно отмахивалась.
— Тут еще появилось на свет это дурацкое отказное соглашение…
— А что это такое? — насторожилась Фрэнсис.
— Документ, на подписании которого настаивали Кэботы. Они убедили Аделаиду и Билла, но Хоуп и Джек отказались подписать его. Как меня угораздило не лечь спать вовремя, а выйти подышать морским воздухом и услышать, какая адская сцена там разразилась! Я сразу же поплелась прочь от дома Лоуренсов к себе, но хожу я медленно, уши мне заткнуть было нечем, и кое-что я слышала…
Фрэнсис затаила дыхание, ожидая продолжения.
— Полный абсурд, скажу я тебе. Джим Кэбот зачитывал, повторяясь, как попугай, пункты соглашения. Все четверо — Джим, Фиона, Билл и Аделаида — в один голос кричали, что это нужно сделать, и ругали своих детей. И Джек, и Хоуп в их представлении были идиотами, а сами они — нормальными людьми. А я усмотрела и со стороны Кэботов, и со стороны Лоуренсов лишь скаредность и корысть. Тут вошла Хоуп, возвратившаяся откуда-то, и увидела их четверых в библиотеке, обсуждающих этот проклятый документ, и пришла в бешенство… Она кричала, что родители продают ее. А если никто не верит, что она будет Джеку верной женой, то зачем ей выходить за него замуж? После той сцены она долго не разговаривала ни с матерью, ни с отцом.
— А как вел себя Джек?
— Джек был вне поля моего зрения, как ты понимаешь. Но, по-моему, этот чертов документ так и не был подписан.
— Тебе что-нибудь известно насчет Карла? — поинтересовалась Фрэнсис.
— Нет, и ничего не хочу знать о нем. Еще не хватает, чтобы меня обвинили в сводничестве.
— А ты знаешь, где его отыскать?
— Нет. Возможно, Аделаида знает или может узнать… Он из тех типов, которые кочуют туда-сюда. Перекати-поле… Что ему еще остается?
Издалека донесся сигнал трубы, заменяющий спуск флага. Но гордый «звездно-полосатый» оставался реять над океанским побережьем на высокой металлической мачте, а флаг яхт-клуба скорбно проскользнул мимо него, словно подраненная птица.
— Если бы Дик был здесь, он бы посоветовал не спускать флаг по поводу умершей. Нечего отмечать смерть. Праздновать надо при жизни, — подала голос Тедди.
— А как защитить жизнь? — глубокомысленно, как ей казалось, спросила Фрэнсис.
— От чего? И от кого?
— Это уже мое дело…
Бабушка сразу же уловила неуверенные нотки в ее голосе.
— Не бери на себя эту ношу, Фрэнни. Пусть полиция занимается тем, за что ей платят. Я боюсь за тебя.
— Что со мной может случиться?
— Надеюсь, что ничего, но, возможно, тебе станет страшно, когда что-то откроется на дне пропасти. Предоставь другим заглянуть в нее первыми.
С отцом Уитни Фрэнсис столкнулась в дверях дома. Инстинктивно она отступила, пропуская его, но он схватил ее руку и сжал в своих теплых ладонях.
— Рад, что наши пути опять пересеклись. Я навестил вашу тетушку. Она мне сказала, что весьма ценит ваше участие и то, что вы изъявили желание побыть здесь некоторое время. Мы обсудили, как следует провести похороны и заупокойную службу.
— Дата назначена?
— В пятницу вечером; Родители Хоуп желают дать полиции некоторое время, чтобы все утряслось с расследованием. А как вы думаете — это не затянется? И к чему вся эта болезненная процедура?
В ушах Фрэнсис эхом прозвучали слова Мэгги Мэллори. Лицо священника было совсем близко. Его глаза лучились добротой, скорбью и пониманием. Он был посланником горя, олицетворял потерю. Но надо было сказать ему хоть часть правды.
— Возникли новые обстоятельства, — уклончиво ответила Фрэнсис.
— О чем вы говорите?
Посвящать преподобного Уитни в лишь недавно открывшуюся тайну она не имела права, да и зачем священнику, обязанному утешать убитых горем родителей, знать ужасную правду.
