жизни. Когда доктор сказал, мы с Марком не поверили.
– Сколько?
– Сто двадцать лет.
Я ахнула и приблизила свое лицо к его личику, чтобы рассмотреть каждую пору.
– Волшебный динозаврик.
– Точно.
– Надеюсь, ты прибережешь энергию, малыш Фредди. Она тебе еще понадобится.
Я заварила нам всем чай и выслушала бодрый и сжатый рассказ о родах, включающий несколько сценок, исполненных Марком и Кэтрин по очереди. Были двухдневные роды, щипцы и синяки – да-да, синяки – на половых губах. При всей своей сдержанности Кэтрин никогда не упускала ни одной детали. Мне нравилось ее слушать – удивительно, до чего быстро становишься экспертом по деторождению в компании сведущих людей. Пять лет назад я с трудом отличала годовалого ребенка от новорожденного. Теперь я была осведомлена о схватках Брэкстона – Хикса, мастите и массаже промежности перед родами. Я знала о режиме сна, скачках роста, прорезывании зубов и приучении к горшку. Лексикон моих сверстников менялся каждые десять лет. Скоро я узнаю о прикреплении школ по районам, потом о подаче документов в университеты, затем о пенсионных программах. Далее пойдут дома престарелых и названия всех похоронных бюро в округе.
После обеда я повела Оливию на прогулку. Мы пошли в парк, потом на детскую площадку. Малышка вела себя спокойно и увлеченно объясняла все писклявым голоском:
– Это машины, тетя Нино, и они возят, – говорила она, пока мы, взявшись за руки, шагали по улице. – Это тлава, она зеленая, – сказала Оливия в парке и присела, чтобы сорвать травинку и внимательно ее рассмотреть. – Иногда ее могут есть коловы и змеи, но не всегда.
Мы вернулись домой как раз к ужину с рыбными палочками, горохом и запеченной картошкой.
– Боюсь, на этой неделе с питанием у нас полное фиаско, – сказала Кэтрин, выдавливая небольшую лужицу кетчупа на тарелку Оливии. – Но только на одну неделю.
– Не заморачивайся, Кэт, – успокоила я. – Все хорошо.
– Я не заморачиваюсь! Только прошу не судить нас за ужин из морозилки.
– Я и не думала осуждать тебя за ужин, каким бы он ни был.
– Который час, Марк?
– Шесть.
– Ладно, пора тебя кормить, – сказала она Фредди, вытаскивая из лифчика набухшую грудь и поднося ее ко рту малыша.
– Так странно, что новорожденные только и едят весь день, – сказала я. – Будто на бесконечной пирушке, как рекламщики из 1990-х.
Кэтрин рассмеялась.
– Беззаботная жизнь. Кстати, о беззаботной жизни – как там Лола?
Эту шутку я сочла бы смешной от кого угодно, кроме Кэтрин, которая, очевидно, полагала, что все бездетные женщины только и проводят время на пирушках.
– Хорошо вроде бы. А вообще мы с ней не виделись и не разговаривали уже месяц. Надеюсь, она в порядке и просто занята.
– Обычно вы часто общаетесь?
– Каждый день, – сказала я. – И встречаемся по крайней мере раз в неделю, так что это правда странновато.
– Ого, так часто. Как только вы не устали друг от друга!
Кэтрин и раньше намекала, что наши с Лолой отношения чрезмерны и нерациональны, ведь мы дружим всего-то пятнадцать лет. Она пускала шпильки насчет вездесущности Лолы, чтобы оправдать факт собственного участившегося отсутствия.
Раздался громкий стук, и мы обернулись: Оливия случайно ударилась лицом о край стола, когда увлеченно собирала горох ртом. В ее широко раскрытых глазах застыло предвестие боли.
– Оливия, – спокойно произнесла Кэтрин, – дорогая, будь храброй дев…
Не успела она договорить, как Оливия уже лежала на кухонном полу, стуча кулаками по плитке и завывая сиреной. Марк подошел ее утешить.
– Не поднимай, – предупредила Кэтрин. – Будет только хуже. Когда она становится такой, нужно просто посидеть рядом.
Марк лег рядом с малышкой на пол. Та продолжала реветь, едва не задыхаясь, с покрасневшим от перенапряжения лицом. Марк дышал глубоко и медленно, чтобы ее успокоить, снова и снова повторяя одну и ту же фразу:
– Все в порядке, я рядом. Все в порядке, я рядом. Все в порядке, Оливия, я рядом…
В конце концов Оливия пришла в себя. Она медленно встала, держась за стул, ее маленькие ножки дрожали.
– Хорошая девочка, – дружно похвалили мы решение подняться. – Какая хорошая, славная девочка.
Каким образом мы без посторонней помощи справляемся со своими эмоциями, если с самого начала жизнь преподносит нам такие уроки? Где мы этому учимся? Как нам удается тихо плакать в одиночестве, в душе, в туалете или в подушку, а затем снова вставать без поддержки и слов ободрения?
– Включим саундтрек к «Королю Льву», идет? – сказала Кэтрин, отнимая младенца от груди и пряча ее обратно в лифчик.
– ИГЛАЙ «КОЛОЛЯ ЛЬВА»! – крикнула Оливия звуковой системе, все еще всхлипывая после яростных рыданий. Заиграло вступление к «Circle of Life».
– ГЛОМЧЕ! – снова закричала Оливия, и громыхание музыки отразилось от кухонного кафеля. Марк пошел выключать.
– Оставь, – попросила Кэтрин.
– Танцуй, Нино, – потребовала Оливия, когда раздался грохот барабанов. Я присела, взяла ее за руки и начала крутить в разные стороны. Малышка засмеялась.
– Танцуй, мама, танцуй, папа!
Марк закатил глаза, встал и принялся подтанцовывать в такт музыке.
– ЕЩЕ!
Марк неуклюже замахал руками в воздухе. Я рассмеялась, подхватила Оливию и закружила по кухне. Хор нарастал, Кэтрин подняла Фредди над головой, как Рафики – Симбу. Оливия расхохоталась. Фредди отрыгнул, и белая жидкость потекла по его подбородку.
– Дорогой, дай салфетку, – сказала Кэтрин, снова прижимая ребенка к груди.
– НЕ СТОЙ, ПАПА! – не унималась Оливия.
Танцующей походкой Марк подошел к шкафу, взял тканевую салфетку и бросил Кэтрин, которая поймала ее свободной рукой. Отточенная родительская хореография. Увлеченные моментом, они не подозревали, какими я их видела со стороны. Именно ради этих недолговечных проблесков единения стоило провести с молодой семьей изнурительный день, наполненный истериками и вонючими подгузниками.
Я ушла после «I Just Can’t Wait to Be King», выскользнув как можно незаметнее, чтобы не расстраивать Оливию. Когда я закрыла входную дверь, меня озарил золотой свет угасающего дня, отразившийся от их уличного окна. По мере того как я удалялась от дома, какофония смеха, криков, грохота тарелок и «Hakuna Matata» стихала. Я знала: вскоре после моего ухода им предстоит борьба с Оливией, чтобы затащить ее в ванну, потом успокоить перед сном и рассказать сказку на ночь. Их ждало мытье посуды, сцеживание грудного молока и стерилизация бутылочек, сопровождаемые мечтой о бокале вина. Кэтрин и Марк ложились спать еще до десяти, и один из них или оба молча вспоминали свои прошлые субботние ночи полной свободы. Я не идеализировала воспитание детей: за последние годы я слишком часто наблюдала за этим процессом с близкого расстояния через друзей. Но я и не хотела ничего идеализировать. Кэтрин отчаянно пыталась скрыть от меня домашний беспорядок, не подозревая, что именно о таком беспорядке я мечтала. Я не завидовала домашней, уютной тишине: спящий ребенок в коляске или идеальная подборка семейных фотографий в соцсетях. Я жаждала родительской рутины: игрушки на полу, диснеевский саундтрек, заполняющий кухню, потоки слез, а следом – нарастающий поток смеха, мокрый джемпер после купания извивающегося, брызгающего водой малыша. В моей квартире стало слишком тихо: слишком аккуратные полки, слишком чистые поверхности, слишком пустые страницы дневника.
В метро я попробовала дозвониться до Лолы и узнать, свободна ли она и не хочет ли встретиться, однако сразу попала на ее голосовую почту. Я просмотрела список контактов в поисках кого-то, с кем можно пойти выпить, – увы, все были связаны неписаными контрактами отношений, а значит, о встрече нужно было договариваться за две недели.
Дома я заметила, что Анджело снова бросил черный мешок с пищевыми отходами в корзину для вторичного сырья, но не стала заморачиваться по этому поводу и пошла наверх. Сегодня вечером у меня не было сил с ним воевать. Я открыла ноутбук и приступила к работе над новой книгой. Почти сразу же я отвлеклась от рукописи и погуглила Макса, что теперь делала примерно раз в неделю. Как всегда, я уставилась на его единственную имевшуюся в интернете маленькую фотографию: изображение профиля в «Линкедин», на котором он был в белой рубашке и зеленом галстуке. При увеличении снимок распадался на пиксели. Недавно я отказалась от другой сомнительной привычки – просматривать профили его коллег в «Линкедин», чтобы узнать,
