взбегаю по ступенькам.
Чувствую бедрами движение воздуха, и, оглянувшись назад, вижу его прямо за собой.
Я издаю еще один крик и ускоряю бег. Миную лестницу и несусь по коридору, а отчаяние и паника туманят мне голову. Я не могу думать, могу лишь бежать.
Я успеваю преодолеть половину коридора, когда меня за талию обхватывает стальная рука, которая поднимает мое тело в воздух.
– Нет! – кричу я, борясь с его хваткой.
– О да, детка, – рычит он, разворачивая наши тела к стене. Я хриплю от удара, упираюсь спиной в стену и использую ее как рычаг, чтобы лягнуть ногой этого ублюдочного мерзавца.
– Отпусти меня, ты, гребаный жуткий…
– Продолжай – и сделаешь только хуже.
Я визжу, задыхаясь и становясь все слабее, пока он пришпиливает мое бьющееся тело к стене.
– У нас был уговор, разве нет?
Из моего глаза выкатывается слезинка. Потом еще одна и еще, пока я не начинаю рыдать.
– Не плачь, мышонок, – воркует он. – Иначе будет намного хуже.
Его дыхание скользит по моей щеке, и он еще глубже вжимается в мое тело. Он намного больше меня, его тело прямо-таки обволакивает мое, и все, что я могу видеть, чувствовать и обонять, – это он. Тепло, кожа, тот необычный запах, который принадлежит только ему одному, и его обтянутое черным тело, окружающее меня со всех сторон.
– Мне нравится, когда ты боишься, – шепчет он, вызывая дрожь по всему моему позвоночнику. – Нравится, когда ты умоляешь и просишь. Взываешь к Богу, чтобы он тебя спас, – я чувствую прикосновение его руки на лице и вздрагиваю. Его пальцы легонько проводят по моей скуле до волос и заправляют выбившиеся пряди за ухо. – Мне нравится, как ты дрожишь против воли под моими прикосновениями.
– Ты больной, – огрызаюсь я, делая именно то, о чем он говорит. Меня трясет с головы до ног, и я не могу остановиться.
– Ты думаешь, что умоляешь только потому, что сражаешься за свою жизнь, но в этом ты ошибаешься. Единственный способ, которым я отправлю тебя на небеса, – это мой член, – он издает глубокий смешок. – И, разумеется, язык и пальцы тоже.
– Этого никогда не случится, – шиплю я, глядя на него со всей ненавистью. По крайней мере, я так думаю.
Его глаза затенены тусклым светом, излучаемым бра. Это похоже на дальнозоркость. Когда лицо так близко к чему-то, что отчетливая картинка ускользает от глаз. Тени – это часть его сущности. Он носит их на себе.
– Настала пора наказать тебя, и я придумал множество способов, как я могу это осуществить, – заявляет он, не обращая внимания на мой выпад. То, что он считает отсутствие моего согласия таким несущественным, злит меня только больше. Оно для него такое… ненужное.
– На этот раз я буду милым, – я открываю рот, но он обрывает меня глубоким предупреждающим рыком. – Но только если ты тоже будешь хорошо себя вести, Аделин.
Раздается клацанье моих зубов, и он снова хмыкает от удовольствия. Моей гордости приходится пережить этот удар, мне хочется двинуть ему коленом по яйцам, но я не могу поднять ногу ни на сантиметр, даже если бы попыталась.
– Что ты собираешься сделать? – выдавливаю я спотыкающиеся, как и мое сердце, слова.
Его горячее дыхание разливается по моей щеке, и я чувствую, как его губы скользят по моей челюсти. Я сглатываю, но едва не задыхаюсь от того, как пересохло мое горло. Эти губы спускаются к моей шее, скользят по ней, пока он не останавливается на месте прямо под моим ухом.
– Я собираюсь заявить на тебя права, – говорит он перед тем, как сомкнуть зубы.
Моя спина непроизвольно выгибается, отвращение и удовольствие соединяются в моих нервных окончаниях, посылая в мой мозг неправильные сигналы. В результате мой разум покидают все связные мысли, и остаются только базовые инстинкты.
Он стонет, его зубы пронзительно впиваются в мою плоть, а язык ласкает ее. Мой рот открывается и наружу вырывается беззвучный крик, когда его рот делает то же самое и втягивает меня в себя, словно выпивая жизненную силу из моего тела. А потом он отстраняется, проводит зубами по моей коже и отпускает, оставляя после себя место, которое болит.
Мои руки упираются в его грудь, чтобы, я не уверена, притянуть его ближе или оттолкнуть. Хотя мой вопрос быстро получает ответ, когда, движимая инстинктом, я сжимаю руки и крепко вцепляюсь в его толстовку, прижимаясь к нему так, словно он мой спасательный круг. Хотя на самом деле он – тот, кто убивает меня.
Мое тело сотрясает сильная дрожь, он вылизывает влажную дорожку на стыке моей шеи. Он замирает, и мне кажется, что мое тело висит над острием ножа. Я задерживаю дыхание, и мои кости трепещат от предвкушения.
А потом он снова прикусывает, извлекая из глубин моей груди звериный звук. Он делает это снова и снова, оставляя на моей шее и плечах дорожку синяков.
Когда он отстраняется, я задыхаюсь.
– Хорошая девочка, – выдыхает он, его собственный голос звучит спокойно. Почему-то от этого я чувствую себя еще хуже. Я хочу, чтобы он ненавидел это так же сильно, как и я.
Не могу объяснить, почему я делаю то, что делаю дальше. Я спрошу Бога об этом попозже. Но в этот момент меня захлестывает такое цунами эмоций, что я встаю на цыпочки и кусаю его за щеку.
Сильно.
Во рту появляется привкус крови, но мне все равно, я лишь кусаю сильнее.
Может быть, я хочу сделать больно ему в ответ. Дать ему попробовать его собственное лекарство. Заставить его почувствовать то же, что чувствую я.
Независимо от причин, он не реагирует на это. Его рука обхватывает мое горло, отталкивая меня назад, пока он вырывает от меня свое лицо. Моя голова ударяется о стену, и это место отдается тупой пульсацией.
Он крепко сжимает мою шею, но мне все равно. Я чувствую себя отомщенной. Если он убьет меня здесь и сейчас, по крайней мере, я смогу сказать, что оставила на нем метку напоследок.
Он низко рычит, это звук разочарования и чего-то еще, чему я не могу подобрать названия.
Я пристально смотрю на него, на моем языке ощущается кровь, которая стекает по подбородку. Не очень много. У меня не было возможности разорвать его лицо в клочья, как я бы хотела. Но эти маленькие кровавые точки на его лице все равно придают мне бодрости.
– Я начинаю думать, что тебе нравится, когда тебя наказывают, а это значит, что мне просто придется
