Но он ответил. И он здесь. Прямо здесь, в этом городе, предположительно работает над своим музейным проектом. И скучает по мне. Может, это знак?
Я знала, что должна была сделать – сразу же удалить его сообщение и заблокировать номер. Без объяснений и извинений – просто так. И я собиралась это сделать, но пришло новое сообщение: «Хочу, чтобы ты знала. Я ухожу от нее и переезжаю, как только вернусь в Лондон. Я написал тебе об этом в своем последнем сообщении в Вотсап, но ты его не прочитала».
Этого было достаточно. Я передумала.
«Черт, извини – это сообщение для моей подруги. Совпадение, но я тоже в Лиссабоне, на адском девичнике».
«Может, сбежишь от адских девчонок и встретимся где-нибудь, выпьем?»
«Нет», – отвечал мой мозг. «Да», – ввели пальцы на клавиатуре.
«Придешь ко мне в отель?» Он назвал отель, который я когда-то рассматривала в качестве одного из вариантов для девичника Мэдди и о котором какое-то время помечтала, но потом все-таки вычеркнула: уж слишком дорогой. И, вспомнила я, это всего в паре шагов от нашей квартиры.
«Дай мне часок», – написала я. Я пообещала себе, что, если Мэдди ответит, я никуда не пойду. Правда не пойду. Но сердце билось от волнения, в желудке было пусто от тоски и, наверное, голода. Но в тот момент я бы просто не смогла ничего съесть.
Вместо этого я перешла к действию. Сначала выпрямила волосы: после душа я оставила их кое-как сохнуть, и в итоге они стали кудрявыми и лохматыми. Затем нанесла тональный увлажняющий крем поверх обычного, которым впопыхах намазалась утром; сняла свои обычные лифчик и трусики, которые надела для танцев у шеста, и переоделась в кружевной черный комплект, который купила на ночь, для случая, если удастся закадрить красивого незнакомца. Вместо шортов и топа я переоделась в легкое платье макси, надела серьги, накрасила губы и надушилась. И ни разу не спросила себя, что я вообще творю.
Я решила в последний раз заглянуть в телефон, твердя себе, что если увижу сообщение от Мэдди или кого-либо из них, то сразу же переоденусь и поеду к ним. Но сообщения не было. Тогда я взяла сумку и за несколько минут дошла до отеля Майлза. Хотя на самом деле дошла я только за полчаса, потому что волновалась и сначала пошла не туда, и к тому же замучилась от хождения по камням на высоких каблуках.
В жизни отель выглядел так же роскошно, как и в интернете. У него был прекрасный атриум с каменным полом и стеклянной крышей, восточные ковры, повсюду стояли цветы в горшках и гламурные люди пили херес.
Меня встретил швейцар с блестящими волосами и указал мне дорогу в бар.
Там сидел Майлз, который выглядел гламурнее всех остальных. За маленьким столиком у окна с видом на за́мок и море. В ведерке со льдом стояла бутылка того же шампанского «Поль Роже», которое мы пили в доме Олега. «Он помнит!» – обрадовалась я. На нем были джинсы и белая льняная рубашка, а волосы были влажными после душа. Он обнял меня, и я почувствовала запах лайма, мыла и красивого мужчины.
– Я так рад, что ты пришла, – прошептал он, и я ощутила на волосах его горячее дыхание, – я так рад, что ты здесь.
Я ни в чем не была уверена, но ответила:
– Рада тебя видеть.
И это правда – настолько рада, что буквально глаз от него не могла отвести. Я наблюдала, как он наливал шампанское в два бокала, и мы чокнулись.
– Так расскажи мне про свой адский девичник, – сказал Майлз, – что случилось? Ревнивые подружки невесты стриптизера не поделили? Кого-то стошнило в чьи-то лабутены? Подрались клатчами?
Я засмеялась.
– Типа того.
А потом вдруг выложила ему всю свою грустную историю, поначалу пытаясь ее приукрасить, но не вышло – комок в горле стал все больше и больше, я начала хрипеть и из носа потекло.
– Извини, – я полезла в сумку за платочком, – ужасно. Ты не для того сюда меня позвал, чтобы слушать нытье о моих так называемых подругах.
– Все хорошо, – ответил он, – звучит ужасно обидно. Конечно, ты расстроилась.
Чувствуя себя идиоткой, я отвернулась к окну, притворилась, будто наслаждаюсь видом, а сама принялась, абсолютно безрезультатно, вытирать нос и глаза.
– Правда прости, – повторила я, – просто все это так мелко и зло, а я даже не знаю, что не так.
Он протянул руку и взял мою.
– Групповая динамика – вообще странная вещь. Как раз в такое время, когда все на эмоциях и с высокими ожиданиями, люди поступают в самой несвойственной себе манере. Это как семейные скандалы на Рождество, правильно? Тетушка Сьюзен переборщила с «Бэйли’с» и решила высказать тетушке Дебби все, что думает о ее новом диване. Дебби отвечает, что Сьюзен никогда не умела готовить индейку, а та говорит, что дети Дебби вообще избалованные говнюки – все в мать. А потом вступают их вторые половинки, в ход идут кулаки, соседи зовут копов, и все клянутся, что никогда больше не встретятся. А на следующий год все снова в сборе и в том же составе, и все повторяется. Или это только в моей семье так?
Я снова засмеялась, в этот раз по-настоящему.
– Да нет, мои тоже такие. Во всяком случае, когда я в последний раз была дома на Рождество.
Мне хотелось объяснить, что после того, как в нашей жизни появился Джим, мамин дом перестал быть моим домом и она сама перестала казаться мне моей мамой, растворившись в том, что для нее, видимо, было новой семьей. Но я не стала и вместо этого сказала:
– В том году мы с Генри и Мэдди остались дома с друзьями. Она говорила, что мы – ее городская семья. Скорее всего, в этом году так уже не будет.
На меня снова накатила волна обиды и несправедливости из-за всего этого. На этот раз я не смогла сдержаться и расплакалась навзрыд – весь макияж размылся, и платочка было уже недостаточно.
– Шарлотта, – сказал Майлз, – давай уйдем отсюда.
Он приобнял меня за плечо и помог встать. На выходе из бара он сказал что-то одному из назойливых официантов, и мы зашли в лифт.
– Я живу в одной из башен, – сказал он, – вид потрясающий. Увидишь, когда перестанешь плакать, он никуда не денется.
Двери лифта раскрылись, и он провел меня по коридору с таким же каменным полом, восточными коврами и цветами в горшках, и вверх по каменной винтовой лестнице.
– Секунду, – он вынул из кармана пластиковую карточку и открыл дверь, – заходи. Ванная прямо здесь.
– Спасибо, – пробормотала я, закрылась в ванной и принялась рассматривать свое красное, опухшее лицо. Я обдала глаза холодной водой, но
