стоил…
После второго круга, когда самые слабые участники покинули стрельбище, Ланн начал различать ободряющие выкрики из толпы, и некоторые из них предназначались ему. Довольно много на самом деле. С удивлением обернувшись, он увидел улыбающиеся лица своих соседей и несколько очаровательных женских улыбок в том числе. Неловко помахав им рукой, он отвернулся снова.
Это хорошая жизнь, для такой стоит остаться. Может быть, со временем найдется достаточно смелая и не брезгливая женщина, которой он понравится настолько, чтобы разделить с ним жизнь и постель. Вот только… Ланн поднял лук, настала его очередь стрелять и, натянув тетиву до предела, он пустил стрелу ровно в третий круг мишени, та треснула, но выдержала удар.
Вот только любой другой женщине он нужен не больше, чем любой другой мужчина.
Ланн выстрелил в край следующей мишени. На этот раз он попытался не сломать ее — деревенские старались, в конце концов.
Ни одна из здешних женщин не будет охотиться на демонов, ни одна не поставит на победу свое сердце, разум, жизнь и душу, ни одна не будет драться до тех пор, пока ей не переломают руки и не объедят лицо, и долго, долго еще после этого… И в этом нет их вины, никто не обязан поступать так.
Попав точно в цель просто для разнообразия, Ланн отошел в сторону, давая место следующему стрелку. Впереди еще несколько кругов, он успеет занизить результаты настолько, чтобы они не слишком отличались от прочих. Может, приз возьмет другой стрелок из Зимнего Солнца, да только это не поможет вернуть деревне благословение, которого никогда не было. Зря он вообще уступил жрецу…
— Держи, — услышал он и, развернувшись, увидел Далию, протягивающую ему половинку граната. Ланн попытался удержать дружелюбное выражение на подвижной половине лица, потому что на самом деле он был чертовски удивлен. В Мендеве это все равно, что протянуть на вытянутой ладони кусок золота — настолько сложно сохранить и доставить в северные земли экзотические фрукты.
— Где ты это взяла?
— Там красивая леди в платке, у нее целая корзина таких. Она просила передать, чтобы ты не жульничал, — Далия посмотрела на него, прищурившись. Похоже, что теперь она очень серьезно относится ко всему, что ей говорят. — Ты ведь не жульничаешь?
Он не жульничал! Он всего лишь хотел убедить одного рогатого парня, что половины жизни ему будет достаточно, что вовсе необязательно быть больше, чем охотником, что подвиги и приключения можно оставить в прошлом и жить нормальную, простую жизнь. Поймать одну мечту и отвернуться от другой вместо того, чтобы потерять обе — это называется «сделать выбор», что в этом плохого?
— Не-ет, — неуверенно протянул он и криво улыбнулся. И там, где любой взрослый заподозрил бы неладное, девочка просияла.
— Ну вот и я ей сказала, что она дура, раз так думает, — выпалила она и расплылась в довольной улыбке.
Ланн кашлянул и не стал ей говорить, что буквально неделю назад красивая леди сожгла около сотни детей и даже глазом не моргнула. Они, конечно, были наполовину демонами и очень плохо себя вели, но факт остается фактом. Далия в свою очередь решила, что не стоит больше отвлекать соседа от важных дел, и растворилась в толпе.
Ближе к концу соревнования привлекали все больше зрителей, люди оставили и торговлю, и сплетни, чтобы узнать, кто победит. Ярек стоял в стороне бледный, как полотно, и тихо молился, молодые охотники толкали друг друга плечами, обращая внимание на особенно удачный выстрел, дети верещали всякий раз, когда хоть кто-то попадал по мишени, не особенно вникая в то, каким был результат. Хотя Ланн больше не пытался притвориться обыкновенным стрелком, он нервничал так, что прицелиться становилось действительно сложно.
Сайдири — единственный человек в деревне, который знает, на что он на самом деле способен. И она не станет никому рассказывать. Проклятье, да она даже подходить к нему не станет, что неудивительно после того, как он стрелял в нее и считал себя вправе это сделать! В конце концов все упирается в то, кем он сам хочет быть… и он хочет быть героем. Всегда хотел! Не пытаться сделать вид, что он такой, как все — показать, что он лучше, и не бояться быть оплеванным за это…
И когда, сияя от радости, Ярек объявил его победителем, и толпа соседей окружила его, чтобы поздравить, он понял, что был бы полным идиотом, если бы уступил это кому-то другому. После стольких лет скитаний он наконец-то дома. И этого уже достаточно, чтобы чувствовать себя счастливым.
На силу выпутавшись из дружеских объятий, он вздохнул с облегчением, но, проходя мимо огромной сплетенной из живых ветвей фигуры медведя на главной площади, остановился. Осторожно поправляя синие цветы, служившие зверю глазами, там стояла женщина в накидке, расшитой серебром — в такой одежде по лесам не побегаешь, это наряд для праздника. Она пришла сюда не воевать.
— Орсо не вернется, так? — тихо спросил он, Сайдири вздрогнула и обернулась.
Когда он видел ее в последний раз, на ней не было лица в прямом смысле слова — зелья кое-как помогли закрыть раны, но борозды шрамов покрывали кожу от лба и до подбородка, на месте носа зияла дыра. Правой руки, которой она сейчас держит корзину с фруктами, не было тоже. Приятно знать, что она все еще может позволить себе свитки регенерации.
— Так, — кивнула она. — Пока у них есть кто-то вроде Орсо, они не станут защищать себя сами.
Ну разумеется, она не собирается оставаться! Она забрала свои вещи и пришла попрощаться с людьми, в которых вложила столько сил и времени. И он один из этих людей. Сглотнув, Ланн заставил себя посмотреть на нее снова. Все же в тысячу раз лучше попрощаться, чем годами ждать новой встречи и чувствовать себя обманутым каждый день.
— Ясно. Тогда спасибо за лук и… за то, что не свернула мне шею, когда я этого заслуживал, и… — Ланн кашлянул снова, голос его подвел. О Боги! «Прощай» — всего шесть букв, а какое трудное слово!
— Заходи на чай? — чуть склонив голову набок, подсказала она и осторожно улыбнулась. — Будь гостьей в любое время? Оставайся на ночь? — но, встретив его совершенно ошарашенный взгляд, отвела глаза в сторону. — Ладно, забудь. Это плохая шутка. Кто вообще пустит на порог чудовище
