тебя. От всего сердца. Я прощаю и не виню тебя, и ты тоже меня прости.
Грэм обнимает меня и прижимает к себе. Мы так долго стоим, замерев в одной позе, что мои слезы успевают высохнуть, но я все еще цепляюсь за него всем своим существом. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы никогда больше не отпускать его.
День нашей первой годовщины подходит к концу. Что может быть лучше, чем сидеть на свежем воздухе, завернувшись в одеяло, и слушать, как волны разбиваются о берег! Идеальный момент для идеального подарка.
– У меня для тебя кое-что есть, – говорю я Грэму. Обычно это он делает мне разные сюрпризы, но сейчас настала его очередь удивляться. Он выжидательно смотрит на меня, стягивает с меня одеяло и выталкивает из кресла. Я бегу в дом и тут же возвращаюсь с подарком. Он упакован в рождественскую бумагу, хотя до Рождества еще далеко.
– Другой не нашла, – говорю я. – У меня не было времени как следует упаковать его перед отъездом, так что завернула в то, что нашла здесь в шкафу.
Он начинает открывать подарок, но не успевает снять оберточную бумагу, как я выпаливаю:
– Это одеяло. Я его сама сделала.
Он смеется.
– Умеешь же ты делать сюрпризы. – Он отодвигает обертку и извлекает на свет одеяло, которое я смастерила из лоскутков нашей разорванной одежды. – И это… – он указывает на обрывки своей рваной рабочей рубашки и смеется.
Да, после того как мы сдираем друг с друга одежду, она не всегда остается целой. Я порвала, наверное, с полдюжины рубашек Грэма. Он разодрал столько же моих. Иногда я делаю это нарочно: мне нравится эффектный треск рвущейся ткани и отлетающих пуговиц. Не помню, когда это началось, но для нас это стало игрой. Недешевой, надо сказать, игрой.
Поэтому я решила найти некоторым выброшенным вещам новое применение.
– Лучший подарок, который я когда-либо получал. – Он перекидывает одеяло через плечо и берет меня на руки.
Он заносит меня в дом и укладывает на кровать. Срывает с меня ночную сорочку, а потом театрально рвет рубашку на себе.
Я хохочу, пока он не забирается на меня сверху и не заглушает мой смех, просунув язык мне в рот.
Грэм приподнимает мое колено и начинает толкаться в меня, но я прижимаюсь к его груди.
– Нам нужен презерватив, – шепчу я, задыхаясь.
На прошлой неделе я пила антибиотики, чтобы вылечить простуду, поэтому не принимала таблеток. Нам пришлось все это время предохраняться с помощью презервативов.
Грэм скатывается с меня и берет свою спортивную сумку. Вытаскивает презерватив, но не сразу возвращается в кровать. Просто стоит и смотрит. А потом бросает его обратно в сумку.
– Что ты делаешь?
Он уверенно говорит:
– Обойдемся сегодня без этого.
Я не отвечаю. Он не хочет воспользоваться презервативом? Я его правильно поняла?
Грэм возвращается в кровать и снова опускается на меня. Он целует меня и отстраняется.
– Я иногда думаю об этом. О том, чтобы ты забеременела.
– Правда? – Этого я не ожидала и после краткого колебания говорю: – То, что ты об этом думаешь, не значит, что ты к этому готов.
– Но я готов. Когда я думаю об этом, то прихожу в восторг. – Он перекатывается на бок и кладет руку мне на живот. – По-моему, пора завязывать с таблетками.
Я сжимаю запястье Грэма и сама поражаюсь, как сильно мне хочется рассмеяться, поцеловать его и принять в себя. Но как бы я ни верила в то, что у меня будут дети, я не хочу торопить события.
Мне нужно, чтобы он был так же уверен, как и я.
– Точно?
Мысль о том, что мы станем родителями, наполняет меня всепоглощающей любовью к Грэму. От избытка чувств по моей щеке скатывается слеза.
Грэм видит слезу, улыбается и смахивает ее большим пальцем.
– Как мне нравится, что ты иногда плачешь от любви ко мне. И от мысли о нашем будущем ребенке. Мне нравится, что в тебе столько любви, Квинн.
Он целует меня. Я, наверное, слишком редко говорю ему, как он здорово целуется. Лучше всех, с кем я когда-либо целовалась. Не могу точно сказать, чем его поцелуи отличаются от других, знаю одно: они намного лучше. Иногда я боюсь, что однажды ему надоест целовать меня из-за того, что я слишком часто лезу к нему с поцелуями. Я просто не могу находиться рядом с ним, не попробовав его на вкус.
– Как ты замечательно целуешься, – шепчу я.
Грэм смеется.
– Это только с тобой так хорошо получается.
Мы целуемся даже чаще, чем обычно, когда занимаемся любовью. Да, до сегодняшнего вечера мы занимались любовью сотни раз. Может быть, даже тысячу. Но на этот раз все по-другому. В первый раз между нами нет барьера, который мешал бы нам вместе создать новую жизнь. Как будто мы занимаемся любовью не просто так – у нас появилась цель.
Грэм кончает внутри меня, и это самое невероятное чувство – знать, что наша любовь друг к другу может создать нечто большее. Я даже не знаю, как это вообще возможно. Как я могу любить кого-то так сильно или даже больше, чем я люблю Грэма?
Это был такой замечательный день.
Я пережила много прекрасных моментов, но редко бывает, чтобы день оказался совершенством с начала до конца. Для этого требуется идеальная погода, идеальная компания, идеальная еда, идеальный маршрут, идеальное настроение.
Интересно, долго ли продлится это совершенство? Теперь, когда мы решили создать семью, я в глубине души задаюсь вопросом, существует ли тот уровень совершенства, которого мы еще не достигли. Что будет через год, когда мы, возможно, станем родителями? Через пять лет? Через десять? Иногда я жалею, что у меня нет хрустального шара, который помог бы заглянуть в будущее. Хотелось бы знать все.
Я черчу пальцем невидимый узор на его груди и поднимаю на него взгляд.
– Как ты думаешь, что с нами будет через десять лет?
Грэм улыбается. Он любит говорить о будущем.
– Надеюсь, через десять лет у нас будет собственный дом, – говорит он. – Не слишком большой, но и не очень маленький. Но с огромным двором, где мы все время будем играть с детьми. У нас будет двое – мальчик и девочка. И ты будешь беременна третьим.
От этой мысли я улыбаюсь. Поощренный моей улыбкой, он продолжает:
– Ты продолжишь писать, но работать будешь дома и только тогда, когда тебе захочется. У меня будет собственная бухгалтерская фирма. Ты научишься водить микроавтобус, потому что мы точно будем из тех родителей, которые постоянно таскают детей на футбол и гимнастику. – Грэм улыбается мне. – А еще мы будем все время заниматься любовью. Может быть, не так часто, как сейчас, но чаще, чем все наши друзья.
Я прижимаю руку к его сердцу.
– Похоже на идеальную жизнь, Грэм.
Именно так. Но мне кажется, любой вариант жизни с Грэмом станет совершенством.
– А может быть… – продолжает он. – Может, ничего и не изменится. Мы по-прежнему будем жить в квартире. Денег у нас не будет, потому что мы то и дело будем менять работу. Возможно, мы даже не заведем детей, так что у нас не будет ни большого двора, ни даже микроавтобуса. И через десять лет продолжим ездить на тех же самых дерьмовых машинах. Может быть, абсолютно ничего не изменится, и через десять лет наша жизнь останется такой же, как сейчас. И все, что у нас будет, – это мы сами.
Как и после его первого сценария, на моем лице появляется безмятежная улыбка.
– Это тоже похоже на идеальную жизнь.
Так оно и есть. Пока у меня есть Грэм, жизнь не может стать хуже, чем сейчас.
А сейчас она замечательна.
Я расслабляюсь у него на груди и засыпаю с совершенно спокойной душой.
– Квинн.
Я слышу его хрипловатый голос у самого уха. За долгое время это первое утро, когда я смогла проснуться с улыбкой. Я открываю
