меня. Кроме одного мужчины в костюме, который с сердитым видом бежал к платформе.
Господи, это же директор школы! Тренер Картер – наш учитель по физкультуре – тоже бросился вслед за ним, яростно размахивая руками.
Но Мэтт на них обоих не обращал внимания.
– Без тебя жизнь так хрупка. Вместе легче выйти из тупика!
– Слезай с платформы! – заорал тренер Картер. – Быстро!
– Я еще надеюсь добиться тебя. – Мэтт подмигнул мне. Кажется, его совсем не волновало то, что у него возникли серьезные проблемы.
Я засмеялась, не зная, как еще мне на это реагировать. По крайней мере, он больше не врал. И он действительно предпринимал попытки помириться со мной.
– Прекрати немедленно! – прошипел директор.
– Каждая секунда с тобой потрачена не зря! – пропел Мэтт, но в этот момент тренер Картер схватил его за ногу. – Блин! – воскликнул Мэтт, упав на одного из своих друзей.
Он наверняка пробормотал это едва слышно, но микрофон был таким громким!
Я стала смеяться еще сильнее и все никак не могла остановиться. Это было до безумия здорово.
Директор забрался на платформу и потребовал, чтобы Мэтт отдал ему микрофон. Но вместо того, чтобы подчиниться, Мэтт спрыгнул с платформы. Тренер и директор бросились за ним в погоню.
– Скажи, что не прогонишь меня! – пропел Мэтт, убегая по полю. – Больше никаких игр, детка моя. Прости. Ты моя единственная! Я люблю тебя, Бруклин! – Он швырнул микрофон на поле и помчался к спортивному залу. Тренер Картер припустил за ним. Директор остановился, пробежав ярдов тридцать, и теперь тяжело дышал, опершись руками о колени.
Стадион разразился приветственными возгласами, такими же громкими, как после тачдауна.
– Если тебя и такое извинение не устраивает, то я просто не знаю! – проговорила Кеннеди.
Это в самом деле был очень романтичный жест, она права. Пел Мэтт ужасно. Да и танцевать не умел. Однако он сделал и то и другое на глазах у огромного количества людей. И даже не испугался гнева директора. О каком публичном признании я могла еще просить? Я больше уже не была его грязной маленькой тайной. Он хотел вернуть меня. До этого момента я сомневалась в его намерениях. Но теперь все сомнения отпали.
Я чувствовала, что взгляд Миллера буравит мне затылок, да так сильно, что у меня начала покалывать кожа на шее. Главный вопрос заключался в том, хотела ли я вернуть Мэтта? Улыбка на моем лице буквально кричала о том, что да, хотела. Но ведь мое сердце все еще было разбито на кусочки. А это уже совсем другая история.
– Нет, правда, это нереально здорово! – сказала Кеннеди. Она сфотографировала меня, а потом опустила камеру. – Никогда еще не видела тебя такой счастливой. Сегодня будет самый чудесный вечер. Неужели ты думаешь, что он станет танцевать с кем-то, кроме тебя? После того, что сейчас произошло?
Я кивнула, хотя на самом деле даже не слушала ее. Я изо всех сил старалась не смотреть на миссис Колдуэлл из страха встретиться с ней взглядом. На Пруиттов я тоже не хотела глядеть.
Наконец на поле все успокоилось, и началась коронация короля и королевы выпускного класса. Ими оказались Джеймс Хантер и Изабелла Пруитт. Кто бы мог подумать! Я смотрела на них двоих. Джеймс, кажется, был пьян и наверняка завтра даже не вспомнит, что здесь происходило. Неужели никто больше не обратил на это внимания? А вот Изабелла выглядела… взбешенной. Наши взгляды на мгновение встретились, и я почувствовала, как внутри у меня все опустилось. Она была расстроена. И ее недовольство было направлено на меня одну. Но почему она так злилась на меня?
Начали делать фотоснимки, и ее перекошенное яростью лицо расплылось в улыбке. Изабелла откинула волосы за спину и выставила бедро. Трудно было поверить, что всего минуту назад она пыталась испепелить меня взглядом. Затем она прижалась к Джеймсу и поцеловала его в щеку, отчего Джеймс только поморщился. У него стало такое лицо, словно его сейчас стошнит. Я готова была отдать все деньги со своей кредитной карты, лишь бы увидеть, как его вырвет прямо на ее костюм чирлидерши. Но ничего такого не случилось. Джеймс просто выглядел ужасно грустным. Как будто и его сердце тоже втоптали в грязь.
У меня не было никакого желания жить такой жизнью. Мне хотелось вернуться в Делавэр, в маленький домик с желтой кухней. Я не стремилась становиться «Неприкасаемой». Я просто хотела, чтобы меня любили. И Мэтт спел о том, что любит меня. Я вспомнила, как он с друзьями раскачивал бедрами, и снова засмеялась вслух. Как он мог до такого додуматься?
Суббота
Мы застряли в пробке на выезде с небольшой парковки около «Эмпайр-Хай». И казалось, что это будет длиться целую вечность. К тому же сидеть в машине с Миллером после выступления Мэтта было совсем невесело. Я вздохнула с облегчением, когда Миллеру наконец-то удалось выбраться с парковки.
Кеннеди рассматривала отснятые фотографии, а я выглянула в окно и увидела вдалеке игроков команды, которые радовались победе. В третьей четверти матча Мэтта посадили на скамейку запасных, но в четвертой он снова вернулся в игру. В его отсутствие команда «Эмпайр-Хай» начала проигрывать. Думаю, что только поэтому Мэтту разрешили вернуться. Но в конце концов мы все равно победили с большим отрывом.
Игра здорово помогла мне отвлечься. И выучить речевку, чтобы потом повторять ее вместе со всеми, оказалось так просто. А Кеннеди немного рассказала мне о правилах игры, например, о том, что такое оффсайд. Это когда ты начинаешь раньше, чем следовало… Возможно, именно это произошло у нас с Мэттом. Я слишком рано сблизилась с ним после смерти мамы. Мне нужно было больше времени, чтобы прийти в себя. Возможно, именно поэтому я так запуталась в своих сердечных делах.
– Ты только посмотри на это, – сказала Кеннеди и развернула дисплей своего фотоаппарата. Ей удалось заснять момент, когда Мэтт качнул бедрами.
Я не удержалась и рассмеялась. Это выглядело так нелепо. Улыбка на лице Мэтта оказалась настолько заразительной, что у меня даже заболели щеки, пока она показывала мне все эти фотографии. Но я чувствовала, что Миллер следит за мной через зеркало заднего вида. Ощущение неловкости и напряженности нарастало в машине с каждым моим смешком.
Миллер держал себя как настоящий профессионал, когда сопровождал нас со стадиона до машины. Не позволил себе ни одного личного замечания, хотя по дороге на игру мы втроем много разговаривали. Я знала, что Кеннеди тоже почувствовала эту неловкость. И пыталась разрядить ситуацию, показывая мне веселые