за «время» нам нужно?
– Ты была моей английской розой, была для меня всем, – продолжал он. – Но я должен был понимать, что цветок не может расти на чужой земле. Твое сердце в Лондоне, и там твое место. – Он вытер слезу.
– Фрэнк, – воскликнула я. – Мое место здесь – с тобой и Вэл!
Он протянул мне еще один конверт.
– Что это такое?
– Билет на самолет до Лондона. Твой рейс в час дня.
Потрясенная, я покачала головой.
– Фрэнк, что ты делаешь?
– Езжай домой. Не торопись. Мы с этим разберемся.
Раздался звонок в дверь, и я похолодела.
– Такси приехало, – сказал он, спокойно направляясь к двери.
– Фрэнк…
Он отвел взгляд.
– Пожалуйста, Элоиза. Езжай. Ты же всегда так этого хотела. Мы оба это знаем.
Мне хотелось кричать, умолять Фрэнка – что угодно, только бы не садиться в это такси, но все было бесполезно. В оцепенении я вышла на улицу, где стоял водитель, прислонившись к желтому такси. Он выбросил сигарету на тротуар, небрежно затушив ее ногой: подумаешь, привычное дело, очередная семья развалилась.
Фрэнк наблюдал с тротуара, как водитель погрузил мои чемоданы в багажник, потом поднялся по дорожке к дому и исчез внутри.
Вэл не могла меня слышать, но я прошептала «прощай». Я твердила себе, что вернусь. Конечно, я вернусь, только бы она поняла… когда-нибудь. «Я буду писать тебе каждый день, милая, пока не вернусь домой».
У меня закружилась голова. Водитель завел двигатель и оглянулся на меня.
– Куда, мисс?
Фрэнк наконец-то предложил мне свободу, но какой ценой? Оставить любовь всей моей жизни – Вэл – в Калифорнии, пока мы с ее отцом не уладим отношения? А если этого вообще не случится? Каково ей будет тогда? В этом-то и трагедия, может быть, даже всей моей жизни. Всегда, получая одно, я теряла другое.
Такси бесцельно катило вперед. Я вытерла слезу и глубоко вздохнула. Много лет назад я оставила частицу сердца в Лондоне, а теперь оставляю еще одну частицу здесь, в Америке. А что после этого останется у меня? Пора вернуть себе какую-то часть себя самой. Да, я уеду, как настоял Фрэнк, но вернусь – за Вэл.
– Мисс, – снова спросил водитель, на этот раз нетерпеливо. – Куда едем?
– В аэропорт, – наконец сказала я, успокаиваясь. – Я… еду домой.
Валентина
На следующий день
– Доброе утро, – весело говорю я Милли и Лайзе, подхватываю на руки Перси и целую в мохнатую башку.
– У кого-то хорошее настроение, – говорит Лайза, отрываясь от работы: она составляет композицию из роз для клиента, который заказал букет и книгу Джейн Остин для заболевшей подруги: идеальное сочетание.
Я улыбаюсь, рассматривая ее букет. Хотя Лайза не профессионал, у нее врожденный талант к флористике.
– Вчера вечером приходил Дэниел.
Она тянется за очередной розой.
– И как?
– И мне… понравилось.
– У-у, как я рада за тебя. Правда, Вэл. – Она морщит нос, оглядывая свое творение. – А я даже рассказывать не буду, какое у меня вчера было кошмарное свидание.
– Очень жаль, я…
– Да ладно, – говорит Лайза, пожимая плечами. – Так уж мне на роду написано. – Она снова переключается на вазу с розами, добавляя к нам веточку эвкалипта. – Может, где-то и есть настоящая любовь, но она не для меня.
– Будь здесь моя мама, она бы посоветовала тебе не ныть и воспрянуть духом. Не вешай носа, Чарли.
Лайза вздыхает.
– Она верила в настоящую любовь, пусть даже у них с папой ее не было. Даже в детстве я чувствовала, что ее сердце тоскует о ком-то или о чем-то, – реальном или воображаемом. Как будто она… не знаю… вроде как грезила наяву, если в этом есть какой-то смысл. И я всегда спрашивала себя…
– Его звали Эдвард, – кашлянув, говорит Милли из-за прилавка.
Мы с Лайзой удивленно оборачиваемся.
– Человек, которого любила твоя мама. Она по уши влюбилась в него с первого взгляда.
Хотя я всегда знала, что брак моих родителей не походил на любовный роман, в глубине души я надеялась, что ошибаюсь, что, возможно, они по-настоящему любили друг друга, хотя и были очень разными. Как ни странно, вера в то, что я произошла от союза двух любящих людей, давала мне какое-то утешение, даже опору. Но сейчас мне правда нужнее, чем иллюзорный душевный покой, поэтому я слушаю с комком в горле, ожидая, что скажет Милли дальше.
– Они мало встречались, – говорит она. – Но это были лучшие дни в жизни Элоизы.
– Как… они познакомились?
– В Королевском автомобильном клубе, на Пэлл-Мэлл в Сент-Джеймсе.
Я чувствую, как время останавливается. Звучит знакомо, но почему?
– Погоди, – говорю я. – Королевский автомобильный клуб. Это же туда Дэниел пригласил меня на ужин… сегодня вечером! – Я замолкаю и задумываюсь: надо же, я собираюсь посетить место, где навсегда перевернулось мамино сердце.
– Он дал ей свой пиджак, – задумчиво говорит Милли, как будто читает воспоминания со страницы, написанной в ее сердце. – Я никогда не видела такой тонкой ткани. – Она помолчала. – Он был дьявольски красивым и душевным – из тех людей, которые, стоит им войти в комнату, становятся центром внимания. – Она улыбается своим мыслям. – Твоя мама была такой же.
– Но что же случилось? Почему у них ничего не вышло?
– Вэл, эта часть истории может удивить или даже шокировать тебя.
Я осторожно киваю, и Милли продолжает.
– Время сработало против них самым трагичным образом. Когда Эдвард признался ей в любви, было… слишком поздно. Она ждала ребенка – от твоего отца.
С тяжелым сердцем я сопоставляю факты. Этот ребенок, которого тогда носила мама, был, конечно, не мной, а приходился мне братом или сестрой и должно быть, умер задолго до того, как я появилась на свет.
– Так она… – Я не могу выговорить этих слов.
– Да, она потеряла ребенка, – продолжает Милли. – И это разбило ее и без того разбитое сердце и оказало огромное влияние на твоих родителей – на обоих.
Так вот она, правда, которую мама все эти годы прятала в самой глубине души. Она была несчастна, потому что вышла замуж не за того мужчину.
– Почему же она просто не уехала домой, – спрашиваю я, – и не отыскала человека, которого любила?
– Было уже слишком поздно. Он женился на другой, и даже не будь этого, Элоиза никогда не бросила бы Фрэнка после того, через что они прошли. Преданность была ее второй натурой. Она поступила так, как считала наилучшим. Но за это пришлось заплатить немалую цену
