на ухо.
Отстранив Кейт от себя, Скотт молча смотрел ей в глаза. Подумал ли он в эту минуту о Крейге? Он ничего не сказал, но рывком притянул ее к себе.
* * *
– Уехать из Джиллеспи? – озадаченно повторил Джон. Эта идея явно не вызвала у него энтузиазма, что очень удивило Бетти.
– Глазго такой приятный город!
– Ну, по сравнению с Парижем…
– Теперь он очень современный и модный: куча баров, постоянные концерты и любые развлечения, какие только пожелаешь. Тебе там понравится, я уверена.
– И нам придется жить в какой-нибудь обшарпанной квартирке…
– Почему обшарпанной? Найдем что-нибудь на наш вкус, не волнуйся. Я так счастлива, что получила эту работу, да я теперь могу горы свернуть! И потом, у меня будет хорошая зарплата, и нам больше не придется терпеть нужду. И вообще, нельзя же вечно жить за чужой счет!
– За чужой счет? Напоминаю тебе, что мы живем у моей матери, и я не вижу здесь проблемы.
– Не у твоей матери, а у Скотта. За все платит он.
Джон бросил на Бетти яростный взгляд, но она была уверена, что, уязвив его гордость, заставит его осознать наконец ситуацию.
– В любом случае мы не уедем с пустыми руками, – усмехнулся он.
– Что ты имеешь в виду?
– В следующий понедельник мама встречается с Мак Деллом. Мы здорово посмеемся, когда Скотт узнает, кому она продала свои акции! И пусть попробует, попав в лапы к такому парню, качать права и изображать шефа. Его драгоценная винокурня больше не будет принадлежать ему полностью. И мало-помалу Мак Делл его сожрет.
Он радовался так, будто поймал за хвост удачу, не понимая, что ведет семью к катастрофе.
– Ты не должен был этого делать, Джон.
– Буду я еще со всеми церемониться. Мак Делл – покупатель серьезный и платежеспособный. Он заплатит по рыночной цене, и мама получит всю сумму сразу.
– А ты свою?
– Но это нормально, Бетти! Мама хочет мне помочь – она знает, как мне нужны деньги, ведь сколько их уходит на лекарства. А ты еще заговорила о новой квартире… Имею я право на душевный покой, в конце концов? Впервые в жизни! И мама тоже, потому что благодаря мне она не будет зависеть от милостей других. Если бы я не приехал и не вмешался, Скотт без зазрения совести обобрал бы ее. В конечном счете мы выигрываем – она и я, но мне пришлось попотеть.
– Ты смотришь на это так, как тебе выгодно. Но все будет по-другому. Представь хотя бы на минуту, в какой атмосфере будет жить твоя мать.
– Они со Скоттом друг друга на дух не переносят, так что это ничего не изменит.
– Теперь изменит. А Кейт тебя никогда не простит.
– Ах, Кейт…
Он небрежно отмахнулся, показывая этим, как мало она для него значит.
– Джон, ты восстановишь всех против себя. И Джордж, и Филип тебя осудят.
– Джордж не поддержит меня, потому что это не в его интересах, а Филипу все до лампочки. Особенно сейчас, когда он прикован к больничной койке! Впрочем, им обоим плевать на судьбу мамы.
Его лицемерие возмутило Бетти, но ей не хотелось новой ссоры, и она только заметила.
– После этого нас не пустят на порог.
– Плевать!
Расстроенная, Бетти не решилась настаивать. Да и зачем? Джон уперся как баран и только больше разозлится. Она устала, постоянно пытаясь спасать свой брак и открывать Джону глаза. Оставалась последняя надежда, что от переезда в Глазго их жизнь изменится. В Глазго он не будет одержим желанием мести и мыслями о нехватке денег. У него появится возможность заинтересоваться чем-то другим, и он наконец повзрослеет. Но в любом случае Джон собирался оставить после себя руины. Бетти подумала о Скотте, и сердце ее сжалось. Помимо уважения и симпатии, которые она всегда испытывала к нему, ее восхищало и то, каким главой семьи он стал. Ей было очень хорошо в Джиллеспи, а теперь его двери будут для нее закрыты, и она заранее жалела о многолюдных, гостеприимных застольях, о красоте поместья, о доброте Кейт и Мойры. Что же делать, как предотвратить эту катастрофу? Помогло ли Скотту ее признание о том, что задумал Джон? Расстроившись, она попыталась отвлечься и подумала о должности, которую только что получила. Работа в театре откроет ей новые горизонты и даст новый заряд энергии.
– Не грусти, – сказал Джон, подходя к ней и целуя ее в шею, чего никогда не делал раньше.
– Пожалуй, Глазго – не такая уж плохая идея. Значит, попробуем начать сначала?
Он все-таки внял ее словам, и у Бетти появился слабый проблеск надежды.
* * *
Скотт погрузился в созерцание гравюр, украшавших кабинет. Он помнил их наизусть еще с тех пор, как ребенком навещал здесь отца, цепляясь за руку матери и робея. Тогда ему было лет семь-восемь, и Ангус в его глазах управлял странным миром огромных медных кубов, дубовых бочек и груд сохнущего ячменя на солодильных настилах. Потом умерла мать, и Скотт много лет не был дома, и только когда он стал подростком, отец начал забирать его по субботам из интерната. Уже в то время Ангус посвящал его во все подробности превращения зерна в алкоголь. Объяснял, каким образом собранный на поле ячмень, сначала замоченный, потом пророщенный и высушенный на торфяном огне, превращается в солод. А дальше шли рассказы об искусстве перегонки методом выпаривания, о конденсации паров… Скотт слушал со страстным вниманием, и слова отца отпечатывались в его памяти. В конце дня Ангус давал ему глоток виски у себя в кабинете, а Скотт должен был описать его вкус. Эти необычные уроки возмущали Мойру, но Скотт таким образом постигал свою будущую профессию. Конечно, как у любого подростка, у него был период, когда он бунтовал против навязанного ему прекрасного будущего и заявлял, что станет врачом. Но эта идея не получила понимания, и почти против своей воли он вернулся к виски. Как только Ангус почувствовал, что сын определился с выбором, он частично передал ему управление, а потом и акции винокурни – возможно, для того чтобы привязать его к ней окончательно.
Скотт перевел взгляд на медные бра, панели из светлого дуба, на витрину, где были выставлены разные бутылки с односолодовым виски Джиллеспи, сваренного здесь, в Гриноке, или в Инверкипе. Из двух семейных винокурен Гринок была главной и более старой. Той, которую каждое поколение поддерживало в неизменном виде. Ангус не поддался ни на уговоры ревнителей прогресса, ни на выгодные предложения о продаже. Он оставил неизменным кустарное производство виски, и его выбор вскоре себя оправдал
