когда сама занята.
Бабушка ерошит мне волосы.
– Все будет хорошо. Я тоже загляну ненадолго. Проведем время вместе. Затусим.
Ненавижу это слово. Затусим. Нет, со словом-то все в порядке, мне сама идея не нравится. Покажите мне того человека, который хотя бы раз сумел обсудить что-то важное с теми, с кем тусовался? Все равно что пропустить все хорошее, что может быть в разговоре, и сосредоточиться на самом неприятном: нужно подойти, обменяться любезностями, попытаться решить, когда уже пора расходиться. При этом я не против оказаться в компании людей. Мне просто хотелось бы иметь возможность пропустить все вступления и сразу перейти к той части, когда мы сидим в уютной тишине, или шутим только нам понятные шутки, или обсуждаем сериал «Офис», потому что он нам обоим нравится, так что давай найдем в нем то, чего создатели не закладывали.
– Может, тебе пригласить Дрю и Фелипе? – предлагает бабушка.
– Очень сомневаюсь, что они придут на мероприятие в рамках избирательной компании.
– За спрос денег не берут. И кстати… – Она поднимается со своего места, чтобы подойти к стойке. Бумер тут же снова вскакивает, готовый следовать за ней хоть на край света. Но бабушка только вытаскивает из сумочки телефон, возвращается и кладет его передо мной на стол. – Ты знаешь, как добавлять ссылки в сторис в Instagram? [8]
– Ни разу не пробовал, – признаюсь я, включая экран. – Но вряд ли это так уж сложно.
– Ты сможешь разобраться? Спасибо, милый. Клянусь, подтвержденный аккаунт открывает передо мной целый дивный новый мир.
Я открываю приложение, стараясь спрятать улыбку. Две недели назад бабушка получила заветную синюю галочку и теперь ненавязчиво хвастается ею при каждой возможности. Даже Софи это достижение заметно впечатлило – впервые на моей памяти.
Потому что никто из нас не ожидал, что бабушкина страница станет настолько популярна. Она завела аккаунт после смерти дедушки, собираясь выкладывать туда фотографии мест, которые ему нравились при жизни, и снимки Бумера. А потом компания Creative Loafing сделала о ней короткое видео. Его несколько раз упомянули блогеры на YouTube. Нельзя сказать, что после этого бабушка прославилась, но в нашем округе – как минимум в Брукхейвене и его окрестностях – ее теперь хорошо знают. Гейб, конечно же, старается выжать из бабушкиной популярности максимум. Она, по-моему, не против, потому что сама истово поддерживает демократов. Но все равно странно. Когда бабушка в свои семьдесят пять стала официальным представителем избирательной компании в социальных сетях, моя роль неофициального представителя технической поддержки была предрешена.
В черновиках у бабушки уже сохранена история: фотография Бумера в бандане с логотипом Джордана Россума и информацией о сегодняшней встрече.
– Ты хочешь прикрепить к ней ссылку на сайт или на сбор средств?
– Та-ак, – наклоняется ко мне бабушка. – На сайт события, но давай сразу и вторую сделаем, со сбором. – Она снова садится прямо и тыкает меня пальцем. – Мне нравится твой ход мысли.
Разобравшись со ссылками – на это уходит не слишком много времени, – я отдаю ей телефон.
– Я на сто процентов уверен, что вся затея с завтраком была только ради этой просьбы.
– Не на сто. На пятьдесят, может быть? Да, пожалуй. Или на семьдесят пять? Тоже возможно.
Я улыбаюсь и качаю головой.
– Понимаешь, когда тебе столько же лет, сколько мне, и ты пытаешься вести Instagram… [9]
– Мне гораздо меньше лет, и у меня его нет.
– У меня в твоем возрасте его тоже не было, – пожимает она плечами.
Естественно, я прихожу на стадион раньше Дрю и Фелипе. Приходится торчать у трибун и делать вид, будто так и запланировано. Странно снова оказаться в школе сейчас, в самый разгар лета. Некоторые команды тренируются тут весь год, но это не мой случай. Тут всё не мой случай. На футбольном поле разминаются девушки из группы поддержки, не меньше дюжины бегунов кружит с разной скоростью по дорожкам. Я незаметно разглядываю их, пытаясь угадать, кто из них Бет. Знакомых лиц нет совсем. Что, вероятно, многое говорит о том, насколько часто я сам занимаюсь спортом.
Дрю и Фелипе появляются на стадионе где-то в 9:15, оба сонные, с опухшими глазами. Фелипе не вполне искренне дает мне пять, Дрю осматривает дорожки и выносит неутешительный вердикт.
– Ее здесь нет, – расстроенно говорит он.
– Бет?
– Поверить не могу.
– Может, она еще не добежала до тренировки, – бормочет Фелипе, сдерживая зевок.
Я усмехаюсь, а потом объясняю в ответ на их любопытные взгляды:
– Еще не добежала… ну же! Она ведь бегунья!
– Голдберг и шутки за триста, – бросает Фелипе.
– Не-е. Это шутка за сто.
– Я бы на твоем месте не стал этим гордиться.
– Тренировка у них начинается в семь. Почему Бет до сих пор не на стадионе? – вслух размышляет Дрю, полностью игнорируя нас.
Я слежу за его взглядом, устремленным на бегунов. Некоторые из них остановились у дальних ворот выпить воды. Вполне объяснимо. Сейчас уже +25, даже больше, наверное. Я почти не шевелюсь – и то слегка вспотел.
– Думаю… мне пора обратно в кровать, – заявляет Фелипе.
– Вот уж нет. – Дрю решительно щурится. – Мы должны провести расследование. Пойдем.
Он пускается бегом, и нам с Фелипе остается только броситься следом. Впрочем, надолго нас не хватает: я выдыхаюсь еще до того, как трибуны оказываются позади, Фелипе выглядит и того хуже.
– Нет, – с трудом выдыхает он. – Это без меня.
– Точно… и без меня, – пыхчу я, остановившись. Фелипе останавливается рядом, тяжело дыша и уперев руки в колени.
Дрю делает круг и присоединяется к нам.
– Ничего себе. Парни, группа поддержки из вас отвратительная.
– Нет, это бегуны из нас отвратительные, – возражает Фелипе. – К поддержке этот навык не имеет никакого отношения. Сложно кого-то поддерживать в таких условиях.
– Настоящий друг придет тебе на помощь в любых условиях. – Дрю ерошит волосы, ставя их дыбом. – В снег, и в дождь, и в бурю…
– Ты путаешь друзей с курьерами.
Дрю бросает на нас еще один презрительный взгляд, а потом устремляется к воротам, чтобы поговорить с девочками на дорожке. Мы с Фелипе бредем на край футбольного поля и садимся на траву, скрестив ноги.
– Итак, – я упираюсь руками в землю, – делаем ставки: будет ли Дрю продолжать искать Бет или в итоге просто возьмет номер телефона у другой девчонки?
– Пятьдесят на пятьдесят, – фыркает Фелипе.
Я выпрямляю ноги и падаю на спину. Если закрыть глаза, кажется, что мы находимся на огромном пустом поле и вокруг на десятки километров нет ни одного человека. Шум постепенно стихает. Никаких тостов на бат-мицвах, никаких провальных собеседований, никаких рассыпающихся апельсинов.
На землю меня возвращает взрыв хохота, долетающий со стороны девочек из группы поддержки. Я быстро сажусь, чувствуя, как краснеют щеки.
– Думаешь, они над тобой смеются? – спрашивает Фелипе.
– Нет. Не знаю.
– Чувак. Ты странный. – Он качает головой. – С чего им над тобой смеяться? Чего такого ты сделал, чтобы над этим можно было так хохотать?
Я молча разглядываю свои ноги.
– Нет, серьезно. Объясни мне. Почему эти девчонки над тобой смеются?
– Потому что… – Я пожимаю плечами. – Не знаю.
Потому что я даже круг не пробежал и уже лежу. Потому что я вспотел. Потому что у меня футболка задралась. Потому что я слишком странный, чтобы нормально жить.
– Потому что я такой, – отвечаю я в итоге, указывая на себя целиком.
– Клянусь, у тебя какая-то паранойя во всем, что касается девчонок.
– Я просто… обоснованно осторожен.
– Почему? Из-за того, что случилось на Зимнем балу? – Фелипе приподнимает брови. – Чувак, это четыре года назад было.
– Три с половиной. И не похоже, чтобы кто-то об этом забыл.
Если подумать, идея с самого начала была ужасная. Бал для восьмиклассников – это всегда устрашающее зрелище, но я вышел на новый уровень и позвал на танец Брианну Хенк. Разумеется, я с фотографической точностью помню до мелочей каждый момент того разговора: и бумажные снежинки, подвешенные над танцполом, и тщательно сдерживаемые улыбки друзей Брианны. Сама она посмотрела на меня и сказала: «Привет, Джейми», – причем в ее голосе не было ни грамма радости по поводу нашей встречи. В нем вообще не было никаких эмоций. Но я сделал
