говорить, чтобы не сойти с ума от гробовой тишины, прерываемой лишь гудками аппаратов.
– Родители уже знают о Мини-Я… У мамы едва не случился сердечный приступ, но, думаю, тот факт, что ты здесь, заставил ее задуматься и не убивать меня за беременность…
Я рассказала ему о реакции отца, когда он узнал, рассказала о том, как разрывались от звонков телефоны, как все спрашивали, как он себя чувствует, рассказала о нападавшем, а также заверила, что Стив приставил к палате двух охранников, чтобы случившееся больше не повторилось. Рассказала, что он удивится, когда откроет глаза и увидит меня, сказала, что наш ребенок продолжал пинаться, будто он на футбольном матче… Сколько бы я ни говорила с ним, его глаза оставались закрытыми, а я тем временем мало-помалу угасала, пока не стала тенью той, кем была.
– Ноа, тебе нужно отдохнуть, дочка, – сказала мама, проводя рукой по моим волосам. Я легла на диван в палате Ника и положила голову ему на колени. – Тебе нужно поехать домой, чтобы поспать и принять душ. Ты должна спать в постели, дорогая, усталость сказывается на тебе и на ребенке.
– Я не хочу оставлять его одного, – сказала я, глядя на Ника.
«Проснись, пожалуйста, мне нужно увидеть твои голубые глаза, нужно услышать твой голос».
Врачи опасались, что потеря крови и нехватка кислорода после выстрела могли вызвать неврологические осложнения, от которых он может не проснуться. Они сказали, что теперь все зависит от него и что нам остается только ждать и присматривать за ним.
– Он не будет один, Ноа: мы с Уиллом не оставим его. Лайон сказал, что будет здесь через полчаса, а Дженна отвезет тебя в квартиру и побудет с тобой. Пожалуйста, езжай и отдохни, хотя бы пару часов…
Лайон и Дженна прибыли через день после покушения и не отходили от нас.
Мама права, я была измотана, почти не спала четыре дня, боялась закрыть глаза, проснуться и увидеть, что Ника больше нет.
– Что если он проснется, а меня рядом не будет?..
– Ноа, если он откроет глаза, ты будешь первой, кому я позвоню. Пожалуйста, если бы Ник сейчас мог говорить, он был бы в ярости, увидев, что ты не бережешь себя…
В конце концов я неохотно согласилась. На прощание поцеловала Ника в щеку и вышла из палаты к Дженне.
Стив отвез нас в огромную квартиру. Последний раз я была здесь после свадьбы Дженны. Войдя, я вспомнила, что мы делали, что говорили друг другу… это были не самые приятные воспоминания, и внезапно мне захотелось вернуться в то время, когда мы не могли друг без друга, когда Ник давал мне все, что нужно, и даже больше. Я не хотела быть здесь без него.
– Прими душ, а я пока приготовлю ужин, – сказала Дженна с улыбкой.
Ник был ей как старший брат. Я видела, как она плакала, обнимая Лайона, когда они приехали в больницу, и знала, что им тоже было ужасно тяжело. Я кивнула и ушла. В ванной начала медленно раздеваться. Мои глаза остановились на зеркале. Сомнений в том, что я беременна, уже не было. Я приняла душ, помыла голову и почистила зубы. Когда вышла, надела черные леггинсы и достала толстовку Ника из шкафа. Она пахла им, и это меня немного успокоило, вселив надежду. Мы ужинали в тишине, сидя на диване, с включенным телевизором. Я не была голодна, но заставила себя съесть все, что было в тарелке. После этого пошла в комнату Ника, обняла его подушку и, вдыхая его запах, закрыла глаза, пытаясь уснуть.
Через несколько часов меня разбудила Дженна с улыбкой на лице.
– Он пришел в себя, Ноа!
Я едва не упала с кровати.
«Боже мой, боже мой! Ник пришел в себя!»
Я открыл глаза, даже не осознавая этого. Я был погружен в глубокую тьму, наполненную приглушенными звуками и бессвязными предложениями, в которых я потерялся, но вдруг увидел, что нахожусь в больничной палате. Звуки аппаратов сопровождали меня последние несколько дней, шумы аппаратов и сладкий голос девушки, чьи слова убаюкивали меня, как колыбельная.
Я открыл глаза в поисках этого голоса, нуждаясь в нем, но нашел кое-кого совершенно другого.
– Боже мой, Ник! – закричала София рядом со мной, и я вздрогнул. Мне казалось, что моя голова вот-вот взорвется. – Я вызову врача, – сказала она и выбежала из палаты.
Я несколько раз моргнул, пытаясь привыкнуть к вечернему свету, проникающему в окно. Палата, в которой я находился, была маленькой, в ней едва хватило места для крошечного дивана, кровати и телевизора. Я попытался сесть, но почувствовал резкую боль в руке, заставившую меня прекратить движения.
Через секунду София вернулась в сопровождении доктора. Я дал ему осмотреть меня, сообщил о своем состоянии и, пока пытался сосредоточиться на том, что они говорили, задавался только одним вопросом, от которого вдруг стал напряженным, беспокойным, нервным…
– Где Ноа? – спросил я, пытаясь встать с постели, но тут же пожалел об этом. Невыносимая боль пронзила мои ребра, они словно жгли меня изнутри.
Черт.
София мягко уложила меня обратно на подушки.
Что тут делает София?
– Ноа в твоей квартире, думаю, отдыхает.
Я глубоко вздохнул, пытаясь унять беспокойство. Посмотрел на свои забинтованные ребра, а затем понял, что моя рука тоже была забинтована и прижата к груди, не позволяя мне двигаться.
– Сукин сын, – рявкнул я, думая о том, кто в меня стрелял. – Где Стив? Черт, мне нужно встать, мне нужно…
– Тебе нельзя, Николас, – сказала София, и на этот раз, присмотревшись к ней, я увидел, что ее глаза опухли и покраснели. Ее волосы были собраны в высокий пучок, на ней были джинсы и простая белая футболка. – Тебе нужно отдохнуть. Пожалуйста, оставайся в кровати.
Я откинулся назад, пытаясь сохранять спокойствие. Если Ноа отдыхает, значит, с ней все в порядке, верно? Стив наверняка был с ней…
Мои глаза вернулись к девушке, которая смотрела на меня со смесью облегчения, радости и тоски. Я вспомнил тот момент, когда сказал ей, что между нами все кончено. Из всех девушек, с которыми я был, София была единственной, кому я действительно не хотел причинять боль. Она очень помогла мне в прошлом году, и, хотя нас связывало гораздо больше, чем просто дружба, я всегда знал, что мы можем быть только друзьями.
Ничто и никто не мог сделать со мной того, что Ноа удавалось делать простым взглядом, и София всегда это знала.
– Что ты здесь делаешь, Соф? – спросил я, глядя ей в глаза.
Она пожала плечами и вытерла слезу, скатившуюся по ее левой щеке.
– Хотела увидеть тебя и убедиться, что ты в порядке… Когда я узнала из новостей, что с тобой случилось… – ответила она, приближаясь и осторожно взяв меня за руку. – Понимаешь, хоть мы и были вместе, мы не были по-настоящему в отношениях.
Я молчал, наблюдая за ней.
– Никто из твоей семьи не брал трубку, чтобы рассказать, что с тобой.
– София, мы…
– Я знаю, мы расстались месяц назад, Николас, я не забыла, но просто подумала…
Нужно покончить с Софией раз и навсегда, но я увидел в ее глазах надежду и должен был вывести ее из заблуждения. София все еще надеялась, что то, что произошло с Ноа, каким-то образом повлияет на меня и я снова покину Ноа, но все было решено, нужно двигаться дальше…
– София, Ноа ждет моего ребенка, – как можно тактичнее сообщил я.
Я почувствовал, как рука, державшая мою, замерла и через мгновение отпустила. Думаю, ей потребовалось несколько секунд, чтобы принять это, секунд, за которую проблеск надежды исчез.
– Поэтому ты вернулся к ней?
– Я вернулся к ней, потому что люблю ее, – спокойно ответил я. Я не просто любил ее, любил больше всего на свете, но я не сказал Софии об этом, чтобы не сделать ей больно.
София кивнула, чувствуя себя потерянной, как будто то, что я только что сказал, было последним, что она ожидала услышать из моих уст.
– Знаешь, на мгновение я подумала… что ты открыл глаза, потому что услышал мой голос, на мгновение мне показалось, что я увидела…
Я открыл глаза именно потому, что голос, который мне был нужен, исчез. Я в отчаянии открыл глаза, чтобы найти Ноа.
– Я никогда не хотел причинить тебе боль, София. Последний год с тобой… ты была лучиком света, который освещал мои ночи.
София кивнула, глубоко вздохнула и, когда снова посмотрела на меня, я понял, что ей все ясно. София не была девушкой, которой нужно что-то объяснять, она была настоящей женщиной, единственной женщиной, в которую
