у тебя разрешения. Ни для того, чтобы любить Кейт, ни для того, чтобы говорить об этом открыто.
Ангус вдруг побледнел, челюсти его сжались, во взгляде засверкала ярость. Он встал.
– Да отдаешь ли ты себе отчет в том, что делаешь? Думаешь, мне мало пришлось испытать с тех пор как я женился на Амели? Джон сделал нашу жизнь практически невыносимой, Филип – гей, Джордж оказался полным ничтожеством! И все это время я платил за всех, за учебу, жилье и остальное. До сих пор только Кейт не причиняла нам беспокойства, а в результате именно она и сделала самое худшее! А ты, которого я пытался как мог оградить от всех этих дрязг, потому что ты мой единственный сын, ты переспал с девчонкой, да еще и похваляешься этим. Напоминаю тебе, что мы с Амели потеряли ребенка, это не так легко было пережить. И в то время, как я надеялся хотя бы конец жизни провести спокойно, именно ты, мой сын, все-таки запустил в меня гранатой!
– Я просто сказал правду.
– Такую правду я не могу принять.
– И что тогда?
Ангус, как будто бы Скотт ударил его, отступил на шаг и, наткнувшись на кресло, рухнул в него. Последовало долгое молчание, после чего он процедил:
– Вон из моего кабинета!
– Выйду, но только не будем ссориться. Я догадывался, что ты разозлишься, и мне очень жаль, что я не ошибся. Еще я знал, что и Амели плохо воспримет новость.
– Пустые слова, они ничего не значат!
– Но вы не должны забывать, что мы с Кейт – взрослые люди. И что это не случайное приключение, иначе мы не зашли бы так далеко и сегодня я не явился бы сюда, чтобы тебе об этом рассказать.
– Зачем ты это делаешь, скажи на милость? Если бы об этом никто не узнал, это никому не испортило бы жизнь и никого бы не касалось!
– Я не мог допустить, чтобы ты узнал об этом от посторонних людей. Повторяю, мы с Кейт не собираемся ни от кого прятаться. Мы не будем жить изгоями.
– Во всяком случае, вы здесь не появитесь до тех пор, пока будет продолжаться эта недопустимая связь.
– Как хочешь. Это твой дом.
Скотт не спеша встал, чтобы дать отцу время немного прийти в себя и обрести свой обычный невозмутимый вид. Но когда он уже собирался открыть дверь, Ангус спросил:
– И конечно, ты рассчитываешь на меня, чтобы я сообщил об этом Амели?
– Могу сделать это сам, если ты предпочитаешь.
– Разве так уж необходимо, чтобы она узнала?
– Да, так будет честнее.
– Честнее! – насмешливо повторил Ангус. – Какое дурацкое выражение…
Скотт сделал два шага в его сторону и остановился.
– Я не лжец и не хочу быть нечестным. Ты решил, что я пришел специально огорошить тебя плохой новостью, в то время как речь идет о счастье двух человек – Кейт и моем.
– Откуда тебе знать, жалкий ты идиот! Все у вас случилось так недавно! Вы отважились на запретное и теперь спешите предать ваши отношения огласке, ну и что дальше? Представь только, что ваши любовные делишки продлятся всего лишь сезон, и ради этого вы собираетесь пройтись огнем и мечом по нашей семье!
До этих слов Скотт еще надеялся усмирить гнев отца, оставаясь спокойным и сдержанным, но внезапно он потерял терпение.
– Скажи, чего ради тебе так уж бояться Амели? Ты же знаешь, что она ненавидит меня с первого дня, потому что я твой единственный сын и что так или иначе наверняка помешаю ее планам. Ты не собираешься защищать ни меня, ни Кейт, хотя я знаю, что ты нас любишь. Амели представит нас преступниками, а ты заранее готов с этим согласиться! Не будь ее рядом, ты бы первый порадовался за нас, но из-за нее ты готов нас предать проклятию. Я всегда знал, что ты мало зависишь от чужого мнения и вовсе не боязлив. Кейт – прекрасная девушка, лучшая из тех, кого я мог бы встретить, и тебе стоило бы меня поздравить. Однако ты предпочел вышвырнуть меня вон. Что ж, я уважаю твой выбор.
Скотт резко распахнул дверь и бросил отцу через плечо:
– Если ты заодно решил меня уволить, сообщи мне, пожалуйста!
Не слушая, что Ангус кричал за его спиной, он быстрыми шагами прошел по центральной галерее. Мойра все еще была в вестибюле, ожидая Скотта. Скотт хотел было поговорить с ней, но у него в горле стоял ком, поэтому он ей просто кивнул.
– Мальчик мой… – сказала она, протянув руку.
Как давно Мойра не произносила ему нежных словечек детства, очень давно. Он почувствовал, как она твердо сжала его плечо, наклонился и поцеловал ее, ничего не говоря. Потом вышел, сел в машину, завел ее, тронулся с места. В конце аллеи, как раз перед поворотом, он посмотрел, как в зеркале заднего вида исчезает фасад Джиллеспи. Наверняка Мойра заметила, что его глаза блестели от слез, и Скотту стало стыдно, что он оказался настолько потрясенным поступком отца. Возможно, втайне он надеялся, что тот если и не будет с ним заодно, то хотя бы постарается его понять. А тот думал только о том, какую сцену устроит ему Амели. И весь этот урок морали, который он ему только что преподнес, имел, по сути, одну цель: ни в чем не противоречить дорогой супруге. Ни его любовь к сыну, ни привязанность к Кейт не шли ни в какое сравнение с боязнью разгневать Амели. Неужели он настолько боялся, что она его оставит? В таком случае он крайне наивен – никогда не оставит, слишком уж это место было для нее выгодным!
Смирившись, но с огромной горечью в душе, Скотт, выехав на дорогу, резко увеличил скорость.
* * *
Кейт так и лучилась счастьем. Девушке казалось, что у нее на подошвах пружинки, а все, что ее окружало, было частью чудесного сказочного мира. Скотт был ее возлюбленным, он говорил, что любит ее и смотрел на нее, как никогда не смотрел на Мэри. За такое счастье следовало, конечно, заплатить непомерную цену, это было единственным облачком тени на лазоревом небосводе ее счастья, но она чувствовала, что готова всему противостоять, все принять.
Поставленный в известность Джордж, брат Кейт, был гораздо менее удивлен, чем она ожидала, сказав, что он заметил, что в последнее время отношение Скотта к ней сильно изменилось.
– Да и ты, старушка, тоже здорово переменилась! Подросток с косичками стал очень красивой девушкой, все мои приятели улыбаются тебе с глупым видом. Скотт не слепой, он, в конце концов, тоже стал тебя замечать.
Запустив руку в пакет с чипсами, лежавший у него на коленях, он вытащил оттуда горсть и протянул
