худшие эмоции вырвались наружу.
– Если это не так, – начала я, сперва тихо, а потом все больше повышая голос, – какого черта ты собираешься уехать с ней за границу, чтобы следить за ее выздоровлением?
Он уж открыл рот, чтобы ответить, но я не дала ему ничего произнести, пока не выложила все начистоту:
– Тебе могут сообщать о ее состоянии, Адрик! К тому же ты ведь не врач, чтобы разбираться в таких вещах. – Я глупо расхохоталась. – Или ты собираешься лечить ее магией своей любви, своим обществом и волшебным порошком фей? Ради бога, не смеши мои тапочки!
Он застыл с открытым ртом. Я дрожала от гнева, сотрясавшего меня изнутри. Мне было плевать, как он воспримет мои слова. Если он считает меня дурой, пусть на прощание убедится, что я не такая.
Он прижал руку ко лбу, качая головой и беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Этот жест раздражал меня больше всего; казалось, он говорил: «Да ладно, Джуд, я ожидал от тебя чего угодно, только не этого».
А чего он хотел? Он считал, что все мы должны из кожи вон лезть ради выздоровления его драгоценной Мелани?
– Ты не понимаешь, – покачал он головой. – Никто из вас не понимает…
Моя ярость вышла из берегов.
– Тогда объясни, чтобы я поняла! – крикнула я.
Он резко остановился, развернувшись ко мне; сейчас он еле сдерживал гнев, сжимая челюсти.
– Я всегда был на ее стороне, всегда! Она инсценировала свою смерть, потому что я начал отдаляться от нее, и это ее ранило. Я отдалился, не замечал ее, встречался с разными девушками и кричал, чтобы она оставила меня в покое. И тогда она попалась в сети Тейта, который ее использовал. И это целиком моя вина.
Я рассмеялась. Горько и жестоко.
– Ты считаешь себя виновным в том, что пытался жить своей жизнью? Ты и вправду считаешь, что она именно по этой причине устроила спектакль с собственной смертью? – повторила я, чтобы он понял, как глупо это звучит.
Однако он этого не видел и не понимал. Для него ситуация была более чем логична.
– А если я не могу смотреть на это иначе? – возразил он. Глаза его яростно и мучительно сверкали. – Я покинул ее в приступе эгоизма! Она почувствовала себя одинокой по моей вине и поступила так от безысходности! Никто не пытался ей помочь! Эган только осуждал ее, а Александр повернулся к ней спиной! Только я у нее и остался!
Ну конечно, а еще он – единственный человек, которым она может манипулировать. А это она очень хорошо умеет. Если в какой-то момент эта девица решила заставить его чувствовать себя виноватым, то ей это удалось.
Мне было жаль, очень жаль, что Адрик собирается взять на себя чужой крест, но в то же время меня охватила ярость, что он не отдает себе в этом отчета. Или, правильнее сказать, не хочет отдавать отчета.
– Боюсь, у тебя не все дома, если и правда думаешь, что именно ты стал причиной всей заварушки, – фыркнула я.
Адрик молча покачал головой и запустил руку себе в волосы.
– Я больше не брошу ее, – сказал он.
– Зато теперь ты собираешься бросить меня.
Это казалось неизбежным. Я была в ярости, хотела быть жестокой и беспощадной, но мой голос сорвался на слове «меня». В глазах у меня защипало, хотелось плакать, однако я вздернула подбородок, стиснула зубы и сглотнула, чтобы он не увидел ни одной моей слезинки.
– Ведь именно это ты и собираешься сделать? – спросила я с нарочитой твердостью, еле сдерживая слезы. – Ты бросаешь меня, Адрик?
Он промолчал в ответ. Я пристально посмотрела ему в глаза снизу вверх; в горле застрял ком. Злость исчезла с его лица, и осталась лишь тяжкая глубокая печаль.
– Мне очень жаль, Джуд, – удрученно произнес он, – но я не тот человек, которого ты заслуживаешь. Я такое же чудовище, как и мои братья, и это моя кара.
В тот миг мне показалось, что я стою у стенки, а он только что методично меня расстрелял. Я даже ощутила боль в груди. От внезапной слабости у меня задрожали руки. Мне пришлось глубоко вдохнуть. Я прекрасно понимала, что это означает, но не хотела с этим смириться.
Нет, нет и нет.
– Я не могу поверить, что все это исходит от тебя, – прошептала я.
Но Адрик твердо стоял на своем.
– Однажды я сделал нечто ужасное, – продолжал он, безнадежно махнув рукой. – Я не смогу нормально спать, если сделаю это снова. Я должен быть с Мелани.
– Ты нарочно стараешься быть таким жестоким?
Не знаю, почему я это выпалила. Он лишь покачал головой.
– Я и сам не ожидал, что все так получится, неужели ты не понимаешь? – сказал он. Голос звучал тихо, словно он хотел смягчить потрясение. – Все было хорошо, но сейчас все смешалось, и я должен справиться с этим прежде, чем что-то случится.
Нет.
Определенно нет.
Я отступила. Встряхнула головой. Крепко стиснула руки, пошевелив внезапно ослабевшими пальцами. Ощущение было ужасным. Все, что он изрекал, было ужасно. Я не могла в это поверить.
– Ты что, издеваешься? – спросила я, все еще не желая признать неизбежного. – Скажи, что слепой тупица, который мне все это говорит, не настоящий ты.
Он посмотрел на меня с бесконечной тоской. Я сказала «с тоской»? Нет, с жалостью. Пожалуй, можно было заметить какой-то намек на страдание, но, скорее, он казался просто огорченным, словно хотел сказать: «Я не ожидал, что ты примешь это так близко к сердцу».
Мне было больно от этого взгляда.
Но еще больнее мне стало от его слов:
– Я сказал тебе правду. Мою правду.
Эти слова вызвали у меня взрыв негодования. В какой-то момент я почти потеряла рассудок. От ярости у меня зазвенело в ушах; мне захотелось броситься на него.
– Нет! – закричала я. – Ты не сказал мне правду!
Выходит, все это было ложью?
Было?
Или остается?
Наши совместные занятия литературой, наши ссоры, домик под деревом, одежда над костром, поцелуй в его квартире, диван, пиво, гамбургеры, заднее сиденье автомобиля, его комната, постель… Все это ложь? Все эти моменты?
Мое сердце… Как же оно болело! Я уже думала, что со мной случится инфаркт. Неужели сердце разорвется? Умирают ли от любви? Сердце билось так сильно и так тяжко, что я прижала к груди дрожащую руку.
Адрик подошел ко мне, но я невольно отступила на шаг.
– Джуд, я знаю, это выглядит ужасно, – начал он смехотворно мягким голосом.
Но я
