он тоже. Мы начали с того, что оба удалили с телефонов Тиндер. По-моему, в наши дни это уже важный показатель серьезных намерений, разве нет?
И если у нас все получится, моя жизнь сильно изменится. Может, мне даже придется оставить позади свою жизнь в Нью-Йорке. И это довольно страшно, но и волнующе тоже – и я спрашиваю себя, не слишком ли тороплюсь?
Посмотрим, что принесет нам будущее. Но пока что это значит завершение этих подкастов.
Как-то странно записывать последний подкаст, не оставив вам челленджа. Так что вот он. Будьте собой и слушайте свое сердце!
И прямо на этом месте подкаст резко оборвался. Как странно, подумала я, что она встретила кого-то одновременно со мной. А потом вспомнила, что это не так, ведь подкасты были записаны несколько лет назад. Интересно, как сложилась ее жизнь – оказался ли тот мужчина, о котором она говорила, Тем Самым, поженились ли они, есть ли у них дети, счастливы ли они вместе.
Но потом поезд прибыл на мою станцию, я перестала думать о ней и сосредоточилась на своей задаче.
Сегодня был второй рабочий понедельник в январе – день, который журналисты называют Грустным Понедельником. Прошла ровно неделя с того дня, когда мы с Ксандером подали в «Колтон Кэпитал» заявления об увольнении. Мне полагалось много выходных, на которые у меня не было времени – некоторые дни я продолжала работать в уведомительный срок [25], а в свободное время планировала наше путешествие в Азию, которое может затянуться на три, а то и на шесть месяцев. В голове было столько картинок сверкающих пляжей, улиц с неоновыми огнями, которые нас ждут, узких дорожек, идущих сквозь буйную растительность, – целое множество всего, почти такого же увлекательного, как и сам Ксандер.
Когда он предложил мне поехать с ним, я немного засомневалась.
– Не слишком ли рано? То есть мы же только начали… ну, ты знаешь. Это.
– Рано, – сказал он, – но, по-моему, не слишком. Это отличный способ узнать друг друга. Да и вообще, для Гарри с Меган это сработало.
Я засмеялась, до абсурда обрадовшись тому, что он знает эту деталь о королевской чете.
Я думала и о деньгах, которые осторожно откладывала для того, чтобы внести залог за квартиру, и о том, как это практично, и о своей мечте купить собственное жилье. Но это может подождать. Теперь у меня появилась другая мечта. Как и Плохая Девочка, я собиралась изменить свою жизнь, храбро вступить в неизвестность, готовая принять новый челлендж.
Мы с Тэнси встретили Рождество вместе и, как и планировали, провели весь день в пижамах за телевизором. Адама дома не было – он уехал в Ричмонд, к своим дяде и тете, а также Бьянке, Генри, Мэдди и остальному клану Уилмотов. Уверена, что они были в восторге и одновременно в шоке от того, что их «белая ворона» вдруг устроилась на работу в хедж-фонд.
Я волновалась о Тэнси и, словно дотошная мамочка, постоянно спрашивала, все ли у нее в порядке. Она спокойно отвечала, что да. Тэнси снова и снова повторяла, что вернет Ренцо, словно Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром». Осталось только узнать как. Я ей об этом не говорила, но в душе надеялась, что вместо этого она постарается узнать, почему этого не стоит делать.
Мы – Тэнси, Ксандер и я – встретили Новый год со всеми моими друзьями, включая Мэдди и Генри. Мы с Мэдди, наверное, полчаса извинялись друг перед другом за свое ужасное поведение и сокрушались о том, что почти разрушили нашу дружбу. Мы ее не разрушили, но я знала, что все изменилось.
Той ночью я спросила у Мэдди и Генри, что мне делать с Майлзом. Конечно, я не собиралась ничего с ним делать: если б я снова увидела этого мерзавца, то с радостью бы заехала ему коленом под живот, ну или опрокинула бы ему на голову целую пинту. Ладно, не стала бы – это уже недостойно. Зато с радостью бы посмотрела сквозь него и пошла дальше навстречу собственному счастью, потому что знаю, что я лучше этого.
Я волновалась насчет его жены и об этом и спросила.
– Стоит ли ей сказать? Я знаю адрес ее почты, место работы, да и все остальное; и могла бы элементарно ей обо всем рассказать. Но правильно ли это?
Мэдди ответила:
– Конечно, правильно. Если бы Генри мне изменил, я бы хотела об этом знать. Но ты же так не сделаешь, правильно, Генри?
Генри сжал ее руку и сказал:
– Но все же, может, не стоит? Может, это был первый и последний его проступок. Может, извини, Шарлотта, она только что узнала, что беременна, а ты скажешь ей это в самый неподходящий момент?
– Изменил раз, изменит еще, – сказала Хлоя, – он такой, какой есть. Возможно, она уже знает или подозревает, но отказывается в это верить.
– Может, он сам решится, – сказала Молли, – дай ему шанс. Он же знает, что ты ей скажешь, если он сам этого не сделает.
– Ты точно делаешь это ради нее? – проницательно спросила Тэнси. – Или просто потому, что хочешь скинуть с себя вину за произошедшее?
Я подумала об ужасном секрете, который она так долго держала в тайне, и как я уверяла ее в том, что она должна во всем признаться Ренцо, и что в итоге произошло. Я правда не знала ответа.
– А что ты думаешь? – спросила я Ксандера.
– Я думаю, что ты должна делать то, что считаешь правильным, – сказал он. Обнадежил, но не помог.
В ту ночь Молли всех поразила. Она сказала, что совсем устала ждать, когда Уильям сделает ей предложение, и сделала его сама. По ее словам, Уильям мямлил, запинался, сказал, что не уверен, что сейчас подходящее время, и Молли взяла и бросила его.
– Было классно, – сказала она, – я такая, «слушай, если ты меня не ценишь, то я лучше найду того, кто будет меня ценить». Он выглядел так, будто сел на унитаз и вдруг понял, что кто-то оставил крышку закрытой. А мне-то этот взгляд знаком – я видела его в зеркале каждый раз, когда он так делал. Придурок.
– Придурок! – прокричали мы все.
Я сказала:
– Знаешь, если ты решишь снова начать с кем-нибудь встречаться, послушай один классный подкаст…
Но теперь, когда все торжества закончились, я успела много об этом подумать и решила, что не буду затыкать свою совесть, не ради мести, а потому что это кажется мне необходимым.
Я провела много времени в интернете, разыскивая разную информацию о жене Майлза. Вы знаете, как это бывает: хочешь что-то быстренько загуглить, и вот уже два часа ночи, а ты сидишь в тупике, открываешь то одно,