на университет, пытаясь спасти тебя!
Эта новость не только заставила Ника замолчать, но и заставила Кимми ахнуть так громко, что ей пришлось зажать рот рукой, дабы приглушить звук. «Ник – старший брат Дастина!»
Открытие потрясло Кимми так сильно, что она знала: она не может ждать, чем все кончится. Она должна уйти немедленно. Девушка вылезла из шкафа, открыла окно в спальне, пнула ногой ширму и выбралась наружу. Ее ноги коснулись асфальта подъездной дорожки, и она бросилась бежать. И даже не оглянулась.
X
Когда Анна прибыла на ежегодные благотворительные скачки в Гринвиче и услышала от Мерфа, что Вронский записался участником от ферм Стаугаса, она решила, что это шутка. Граф несколько раз встречался с ней у той самой яблони (трижды – после уроков), но спокойные прогулки верхом по ровному травянистому полю едва ли подготовили юношу к соревнованию со всадниками, которые тренировались месяцами.
– Просто какое-то безумие. Он не может этого сделать. – Анна взглянула на Мерфа: тот изо всех сил пытался поправить скособоченный бант сбоку металлической трибуны. Она толкнула парня локтем и аккуратно завязала голубую атласную ленту.
– Именно этак я ему и сказал! – ответил Мерф. – Разве нормальный чувак станет участвовать в пробеге? Нет, только этот сумасшедший белый парень. Что ж, ему придется продемонстрировать свою смелость в тимбер рейсинг.
Анна потрясенно вздохнула. Тимбер рейсинг являлся американской версией стипль-чеза, опасного вида конного спорта со строгими правилами. Стипль-чез (или скачки с препятствиями) получил популярность в Америке еще сто лет назад, хотя зародился гораздо раньше в Ирландии и Британии.
Кубок Мэриленда был своего рода суперкубком, игроки преодолевали дистанцию в четыре мили [81] с двадцатью двумя барьерами – заборами, обычно сделанными из дерева, причем различной высоты. Самый высокий барьер достигал пяти футов [82].
Однако сегодняшний заезд представлял собой не такое крупное спортивное событие, хотя и проводился ежегодно в Гринвиче, чтобы собрать деньги для детской больницы. Дорожки достигали четверти длины от классической дистанции, и на ней имелось лишь семь барьеров, самый высокий не превышал двух с половиной футов [83].
Все проектировалось с расчетом на подростков, однако каждый год кто-нибудь получал травму во время скачек.
Чрезмерно заботливый отец запретил Анне участвовать в соревновании, высказавшись о нелепости того факта, что участвовать может любой идиот, а большинство несчастных случаев происходит не из-за тренированных наездников вроде его дочери, но только потому, что глупые мальчишки стремятся произвести впечатление на хлопающих ресницами девчонок.
Анна и Граф по-прежнему общались лишь через текстовые сообщения в игре «Слова», хотя Вронский часто шутил, что им нужно купить одноразовые телефоны.
Сейчас он не ответил на ее звонок, что раздражало Анну. Сначала она думала послать Алексею сообщение, призывающее юношу отказаться от участия в скачках, и даже написала, что лошади придется перепрыгивать через ее труп, если он так уж этого хочет, но воздержалась. Она просто удалила набранный текст. Потом она решила сменить имя Вронского в списке контактов на что-нибудь другое, но сразу же вспомнила о родном брате и печально известном «Брэде», поэтому не смогла заставить себя сделать это.
Не зная, что еще можно предпринять, она открыла приложение с игрой «Слова» и написала, что он должен немедленно позвонить ей. Затем Анна спросила Мерфа, не найдет ли он для нее Графа, чтобы тот встретился с ней, но резко оборвала себя на полуслове. Все присутствующие знали, кто она такая, а значит, были в курсе: она – девушка Александра. Если ее увидят с Вронским, это вызовет подозрения.
«И что теперь делать? – подумала она. – Вот что получаешь за ложь».
Анна понимала, что крутит настоящий роман за спиной бойфренда, но продолжала оправдывать себя: она порвет с Александром, как только он встанет с постели, а это случится не позже, чем через месяц.
Она часто ругала себя. Почему она не сказала Вронскому, что они должны подождать? Но каждый раз, когда она думала о том, чтобы покончить с этим романом, Анна обнаруживала, что абсолютно бессильна. Пламя обоюдного желания было не так легко погасить: оно уподобилось хитрой свече, которую невозможно задуть.
Анна всем сердцем верила, что причина невероятного секса кроется в том, что они безумно влюблены. Как будто химию между ними нужно смешивать и взбалтывать, чтоб она не осела и не стала ядовитой. Никогда она еще не чувствовала себя такой живой и счастливой, как в объятиях Вронского. Если и был какой-то недостаток в их отношениях, то заключался он в том, что чем больше они общались, тем больше им этого хотелось: они уже стали зависимы друг от друга.
Каждое утро, когда Анна брала телефон и проверяла сообщения в игре, она видела: «Доброе утро, красавица! Я хочу тебя, я хочу тебя, я хочу тебя». Вронский старался не говорить о своих бывших, но недвусмысленно намекнул, что происходящее между ними совершенно не похоже на то, что он испытывал раньше. Это были не просто слова, которые он скармливал ей, а чистая правда – его любовь к Анне была беспрецедентной.
С тех пор как они впервые стали близки в ее доме, молодые люди умудрялись видеться практически каждый день, даже если это был всего лишь один час ранним утром перед школой. Вронский стал ночевать в особняке Беатрис и после встреч с ней возвращался на Манхэттен на мотоцикле, тогда как Анна говорила маме, что пойдет в школу пораньше, чтобы успеть доделать домашнее задание.
Подъезжая к дому Беатрис, она видела любовника в конце длинной подъездной дорожки. Поскольку им нельзя было показываться на людях, в поисках укромного места они объезжали весь Гринвич. В первый раз они припарковались на заднем дворе церкви, что Анну не очень обрадовало, но, когда рука Вронского скользнула вниз по ее джинсам, она забыла, где находится.
Вчера Анна заехала за ним, а потом молодые люди катались по городу и в конце концов решили уединиться на подземной парковке, спустившись на самый нижний уровень. Она перелезла через рычаг переключения передач, задела его и случайно вырубила фары. Накануне она решила, что лучше надеть юбку. Позже Анна призналась, что никогда в жизни не выходила из дома без белья и добавила, что в рюкзаке у нее – чистая пара.
Тот факт, что Анна так сильно хотела его, наполнил Вронского желанием, которое он не мог сдерживать. Обычно Алексей оскорбился бы тем, что стал, как сказали бы друзья, «скорострелом», но Анну опьяняла его неспособность контролировать себя. Она просто оставалась на нем, и через несколько минут он
