вибрируют от возбуждения.
Она останавливается передо мной, уставившись пытливым взглядом:
– Дядя Ашер, а дорога – это такой большой тротуар для машин?
Я ерзаю на сидении, проводя рукой по волосам, пока обдумываю ответ:
– Ну, полагаю, так.
Она кивает, кажется, довольная собой:
– Думаю, прошлой ночью у меня в спальне был единорог. Я видела блестки.
– Это звучит… завораживающе, – я улыбаюсь ей и краем глаза вижу, что Бейли наблюдает за нами с другого конца комнаты. Мягкая, расслабленная линия губ, а в глазах – тепло, пока она смотрит, как я общаюсь с не по годам умной шестилеткой.
– Думаю, мою маму похитили инопланетяне, – продолжает Фейбл, вновь привлекая мое внимание.
– Почему ты так думаешь? – спрашиваю я, глядя на нее серьезно.
Ее светлые волосы – хаос волн и кудряшек, а глаза яркие и любопытные.
– Потому что. Обычно она пахнет сыром, а сегодня – пластиком, – Фейбл смотрит на меня, драматически распахнув глаза. – Это странно, правда ведь?
– Хм… – Прежде чем я успеваю состряпать хоть какой-то ответ, она резко разворачивается вокруг своей оси и замирает, уперев руки в бока. – Знаешь, как я это сделала? Магия, – с гордостью объявляет она. – Я волшебница!
Я киваю, широко улыбаясь ей:
– Да, и очень умная. Что ты еще умеешь?
Фейбл думает над этим, пока ее младшая сестра Брук ковыляет к нам. Ей два года, и она ужасно милая, но едва она подходит ближе, на нас обрушивается кошмарный запах.
– Привет, принцесса, – говорю я, гладя ее по голове.
Она сует в рот липкий палец и смотрит на меня огромными ярко-голубыми глазами.
– Эй, Тэд, – кричу я на другой конец комнаты. – Думаю, малышке надо сменить подгузник.
Я слышу невнятную, неразборчивую фразу, вполне может быть – одно из ругательств, изобретенных Тэдом для детских ушей, а затем он появляется из-за угла.
– У Фейбл есть некоторые интересные теории, – говорю я ему, пока он поднимает Брук на руки. Когда до него долетает запах, он морщит нос.
– Да, она не дает нам покоя, – он поднимает Брук в воздух и улыбается ей. – Дайте этой особе несколько лет, чтобы совладать со своим кишечником, и она тоже завоюет мир.
Я усмехаюсь и опускаю глаза на Фейбл, чтобы встретиться с ней взглядом.
– Ладно, умница-разумница. Как бы мне ни нравилось слушать твои удивительные истории, я хочу провести немного времени с моей подругой Бейли, ладно?
Фейбл кивает и убегает.
– Я оставлю тебе печеньице! – не сбавляя скорости, бросает она через худенькое плечо. Действительно милый ребенок.
Когда я подхожу, Бейли улыбается, сворачивая салфетку:
– Ты умеешь с ними управляться.
Я киваю:
– Они забавные… по большей части. Но на смене подгузников я провожу черту.
Она усмехается, подвигая ближе по тарелке недоеденный кусок пиццы.
– Только не говори, что ты будешь одним из этих отцов.
Я тут же качаю головой:
– Свои дети? Без проблем. Грязные подгузники меня не пугают. Но, эй, я что-то не заметил, чтобы ты вызвалась переодеть ее.
Бейли смеется, качая головой:
– Справедливо.
– Как ты держишься? – спрашиваю я, глядя ей в глаза.
Ее губы сжимаются в тонкую линию.
– Я в порядке. Я больше беспокоюсь о тебе. Весь этот шум, болтовня, должно быть, даются тебе нелегко, я пару раз видела, как ты потираешь виски.
Я слегка покачиваю головой, чувствуя, как тепло разливается по моей груди при мысли о том, что она так пристально следит за моим самочувствием.
– Бывало и лучше. Ты не против поесть на улице?
Она кивает:
– Но не думаю, что на веранде тише.
Конечно, она права. Два уличных стола заняты моей родней, поглощающей куски пиццы с бумажных тарелок, обменивающейся историями и смеющейся.
– Давай возьмем тарелки и спустимся к пляжу, – предлагаю я.
Бейли ведет нас через дом и выходит через сетчатую дверь. Я беру пляжное полотенце из корзины на задней веранде и следую за ней вниз по лестнице на песок, который кажется прохладным под босыми ногами. Солнце медленно опускается за горизонт – оранжевый сгусток лениво парит вдалеке над водой. Придерживая тарелку одной рукой, другой я расстилаю полотенце.
– О, это хорошая идея, – говорит она, пристально взглянув на меня, прежде чем протянуть руку и забрать тарелку, чтобы я не выронил ее на песок. Я расправляю полотенце и забираю еду обратно.
– Присаживайся.
– Спасибо, – она опускается на цветастое полотенце, поджимая ноги под себя.
Я присоединяюсь к ней и откусываю кусочек пиццы. Шум волн, разбивающихся вдалеке, заглушает какофонию голосов моей семьи. «Ох. Намного лучше».
Но наша молчаливая передышка длится недолго, потому что со стороны дома доносятся два знакомых голоса. Я поворачиваюсь, и, когда замечаю своих сестер, Кортни и Эмбер, направляющихся в нашу сторону, поднимаюсь на ноги. Они визжат, едва завидев меня, и последние несколько шагов преодолевают бегом.
– Привет, незнакомец! – восклицает Эмбер, обнимая меня за талию. У нас всего семнадцать месяцев разницы, мы всегда были близки, но я давненько уже ее не видел. Она высокооплачиваемый специалист по маркетингу и живет в Нью-Йорке, где карьера – это ее жизнь.
– Вы, девчонки, только приехали? – спрашиваю я, следующей притягивая в объятия Кортни.
– Ага, – хором подтверждают они.
Моя младшая сестра Кортни – учитель специального образования. В летние каникулы она обычно приезжает ко мне в Сиэтл и остается на неделю.
Затем их внимание переключается на Бейли, которая тоже уже поднялась на ноги. На лице Кортни появляется широкая улыбка, а Эмбер смотрит совершенно потрясенно.
Я знал, что мама сообщила им о том, что по настоянию команды я возьму с собой сиделку. Но Бейли в своих укороченных джинсовых шортах и фиолетовом топе на бретельках, едва скрывающем ее изгибы, не похожа ни на одну сиделку, какую я когда-либо видел. Открытая бутылка пива, замершая на полпути к ее губам, тоже могла иметь какое-то отношение к их реакции.
– Это моя подруга Бейли, – говорю я, указывая на нее. – Она моя сиделка на эту неделю.
Эмбер одаривает ее вежливой улыбкой, а Корни притягивает к себе в объятия.
– Так приятно с тобой познакомиться, – взволнованно говорит Кортни.
Лицо Бейли озаряется улыбкой, когда она обнимает мою сестру в ответ:
– Вы, должно быть, сестры Аша.
– Ага, – говорит Кортни и представляется. – В свои двадцать четыре – я самая младшая в семье.
– А я Эмбер, вторая по старшинству, – Эм предпочитает не называть свой возраст, что, как я обнаружил, свойственно людям старше двадцати девяти. – Значит, ты медсестра?
– Вообще, я врач. Но на самом деле я тут как друг Ашера. Команда просто проявляет чрезмерную осторожность.
– Так ты в порядке? – спрашивает меня
