ОТ АВТОРА
О миролюбии советского народа знают все честные люди земли. Шестьдесят лет назад Великая Октябрьская социалистическая революция подписала свой первый закон — Декрет о мире.
История знает множество примеров, когда русские рати приносили мир не только своему народу, но и странам Европы. Даже в самые тяжелые времена воины Росси» брали в руки меч только тогда, когда враг отвергал все мирные предложения.
В этой книге читатель узнает еще об одном периоде из истории государства Российского, когда русские люди освободились от страшного ига Золотой Орды. Единение всей страны, усиление ее мощи, мирные договоры с соседями, дальновидная дипломатия помогли Московии изолировать орды кочевников, выстоять в борьбе с завоевателями.
Я в меру своих сил хотел показать читателю, что все, основанное на жестокости, человеконенавистничестве в войне,— обречено на гибель.
©Марийское книжное издательство, 1977
Оформление художника Б. А. А Р Ж Е К А Е В А
Глава первая
В КАФЕ
Будьте здоровы и пребывайте с богом, гости Кафы.
Надпись на главных воротах крепости
...пограбили, да сколько гостей моих перебили в Кафе и животов на многое тысяч рублей взяли...
«І*«4
Из наказа Ивана III послу, едущему в Кафу
ПОСОЛЬСТВО ТОРГОВОЕ
икита Чурилов решил выехать в Кафу. Раз-
— ве мог отец усидеть дома, надеясь на- фря- гов? Купец понимал, что сам он у татар ничего узнать не сможет, а вот боярин из Москвы— другое дело. И он поехал к Беклемишеву. Но боярина в Кафе не застал — тот, неведомо для чего, снова укатил в Мангуп.
— Ой, больно некстати,— сказал Никита Семену — сыну.— Я тут изведусь, его ждавши.
— А ты не жди,— посоветовал Семен.— Раз Гуаски обещались у татар искать — пусть ищут. А ты съезди-ка в ватагу. Не туда ли она сбежала? Не к атаману ли своему?
— Полно тебе пустое городить. Ежели бы к нему — зачем одежонку на берегу бросать.
— А посуди-ка, батя, сам: не найди ты ее платье у мрря, мыслишка эта в первую очередь у тебя в голове появилась бы. Верно ведь?
— Это, пожалуй, так.
— И ты немедля бы погоню за беглянкой послал?
— Вестимо, послал бы.
— Вот этого-то она и боялась. Хитрости нашей Ольгуньке не занимать стать. Ты меня понял?
— И то верно,— решительно сказал Никита и, быстро собравшись, вышел во двор. Там растолкал заспанного конюха и приказал седлать пару лошадей.
— И сам соберись. Поедешь со мной.
— Далеко ли?
— В лес, за грибами.
Спустя полчаса подъехали они к Охотничьим воротам города и, Оросив стражнику горсть медных монет, выехали на дорогу.
Тихо в ряд шагают кони. Никита опустил голову, молчит. Мысли все о дочери, невеселые. Правильно ли сделал он, решив отдать ее за фряга? Может, тот разбойник — ее судьба? Может, поздно едет он в его шайку. Надо бы раньше пойти к нему, позвать в свой дом, сделать зятем. Парень, наверно, с головой — неспроста ватагу водит. Может, был бы помощником лучше не надо. И нянчил бы Никита внучонка. «Дай бог только найти дочь,— думал Никита,—гневаться на атамана не буду — позову к себе. А то восстал я против судьбы, что бог дочери уготовил, оттого и несчастья пошли. Всевышнему противиться не буду». На том и порешил Чу- рилов.
Весь день проездил Никита по дорогам и горным тропинкам в надежде найти ватагу. Дороги были пустынны, горы безмолвны. Нигде ни звука, ни огонька, ни одной живой души.
После полуночи заморосил дождь. Усталые и вымокшие до нитки всадники спешились и решили отдохнуть.
С горных вершин вместе с туманом сползал в низины рассвет, дождь перестал. Слуга достал кресало, выбил искру и запалил костер. Над деревьями поднялся столб белого дыма.
Разделись всадники, решили высушить одежду.
Вдруг в стороне хрустнули под чьей-то ногой сучья, ветки кустов раздвинулись, мелькнуло чье-то бородатое лицо. Никита вскочил, схватился за рукоятку клынча[1], слуга даже и встать не успел. Кругом в кустах затрещало, со всех сторон к костру выскочили люди, схватили Никиту и слугу его, быстрехонько связали.
Один из разбойников (а в том, что это были они, Никита не сомневался) протиснулся к Чурилову, пристально вгляделся в его лицо, весело заорал:
— Кого вы, аспиды, связали?! Ого-го-го! Никита Афанасьевич, ты?
Он крепко прижал к себе купца, потом сорвал с рук Никиты веревку.
— Ну, не узнаешь? Покупку свою не признал.
— Неужели Ивашка?
— Кто же еще! — они снова обнялись и трижды поцеловались.
— Молодым тя помню, а теперь бородища,— оправдывался
Никита.
— Да и сам ты поседел! Какая болесть занесла тебя сюда?
— В гости к тебе пожаловал. Рад не рад, принимай. Рядом живешь, а не позовешь. Хорошо ли это?
— И верно, нехорошо,— согласился Ивашка.— Давно бы надо встренуться. Как Ольга поживает?
— Разве она не у вас? — в голосе Никиты прозвучало отчаяние. Ивашка удивленно посмотрел на него. «Наверное, Васька девку уволок»,— мелькнула догадка.
— Может быть, она и у нас. Я более недели в ватаге н-е был, что там творится — не знаю.
— Ну так поедем скорей,— заторопился купец и вскочил на коня.
Ивашка пошел впереди, всадники — за ним. Недалеко виднелась широкая тропа, на ней Чурилов увидел шесть лошадей. Люди мели их в поводу, через седло каждого коня переметнута пара тугих мешков. Он окинул быстрым взглядом мешки и тихо спросил у Ивашки:
— Награбленное, поди?
— Ты што! Да у нас за это голову снимут. Боже упаси... Грабежом не промышляем. А в мешках соль. Сами добыли для хозяйства.
— Чем же вы живете, если не грабите?
— Чем бог пошлет. Охотой промышляем, тем да сем. Летом и лесу с голоду не умрешь. На зиму вот солонинки заготовим. Нема ром соль везем.
— Ишь ты... — Никита что-то хотел сказать, но промолчал. Потом спросил: — Атаман ваш, Сокол, что за птица?
— Погостишь у нас — сам увидишь.
* * *
В ватаге Никиту успокоили. Сказали, что Ольга жива и здорова, вызволил ее фряг ди Гуаско и находится она в Кафе, в надежном месте. Атаман и фряг уехали в город и не сегодня-завтра прижмут Ольгу сюда.
Но прошло трое суток, Сокол не возвращался. Никита сильно ыгоревал, еще более забеспокоился Ивашка.
Уж не случилась ли беда? Грицько-черкасин передал наказ атамана — ждать его пять дней. Если на пятые сутки Василько не вернется, надо выручать. И хоть сегодня шли только четвертые сутки, Ивашка решил немедля ехать в Кафу. Искать атамана по догово-
ости надлежало в кабачке «Музари», недалеко от крепости.
Там ждать Ионашу или самого атамана.
Ивашка нарядился в самые лучшие одежды, какие нашлись в ватаге (чтобы сойти за слугу купца), и вместе с Никитой выехал в город.
В пути Чурилов был весел и доволен. Словно в другом мире побывал сурожоюий купец. С каким наслаждением слушал он гусельную родимую игру. В памяти всколыхнулись молодые годы, зеленые весны, душевные песни. Сколь переговорено с дедом Славко! Много хорошего и он рассказал Никите о Соколе, о ватаге. Удивило Никиту— как люди в такой страшной нужде в грабеж и разбой не ударились. Ведь сколько ни тянись, видно — люди впроголодь живут, не одеты как следует и не обуты и все равно в воровство не пустились.
Честные, сильные сердца! И атаман их, должно быть, стоящий человек, если держит ватагу в узде.
Жил Никита в Суроже, о злодействах ди Гуаско знал понаслышке. Мало ли злых дел люди творят на земле. Но то, что рассказала ему Полиха, ужаснуло его. Не осудил, а похвалил про себя он Сокола за то, что заступился тот за угнетенных, а злодеев припугнул.
В город приехали к вечеру. Ивашка доехал до ворот Семенова дома и сказал Никите:
— Ты прости меня, Афанасьевич, я тебя оставлю. Мне надобно спешить в одно место, про атаманов след узнать.
— По городу осторожнее будь,—сказал Никита и указал, как найти нужный кабачок,—Да не замешкайся. Жду тебя у Семена моего.
Проводив Ивашку, Никита вошел в дом. Позвал сына и радостно произнес:
— Ну, Семенка, молись богу. Оленьку я, кажется, нашел. Сейчас же, хоть из-под земли, достань Митьку, ди Гуаскова сына. Бога мы, грешные, видно, не совсем прогневали — вырвал он девоньку у татар. Спас ее этот Митька, привез в Кафу да поместил в надежное место. Найди фряга и приведи мою Оленьку домой.
