Он едва заметно кивнул, соглашаясь.
Тэниэрисс, ожидающий именно этого, жизнерадостным голосом распорядился:
— Тогда Элисаэль накроет на стол, а вы юноша, помогите мне подняться на второй этаж.
Эльфийка улыбнулась тому, как её отец обращался к Габриэлю, и ушла вправо по коридору, скрываясь за высокой узкой аркой. Её улыбка была искренней. Габриэль давно забыл, что кто-то умеет так улыбаться.
Он помог Тэниэриссу встать и направился с ним к лестнице. Хотелось спросить, не нужно ли найти в городе лекаря, но почему-то нарушать светлую тишину этого дома голосом не хотелось. Да и служитель Аркея сам, наверное, прекрасно знает, что ему делать.
Они приблизились к двери в большую комнату с окнами, выходящими на храмовую площадь. Здесь было очень чисто, но пахло старыми книгами, которые расположились на полках вдоль стены. Над письменным столом в узкой позолоченной раме висела огромная карта звёздного неба. Габриэль старался не глазеть, но всё равно заметил, что книги Тэниэрисса делились на две части. Одни принадлежали ему — религиозные учения и описания божественных мифов. Другие, занимающие отдельный стеллаж, — о магии, звёздах, Этериусе, это были толстые научные трактаты, с которых заботливо убирали пыль, но вряд ли открывали. Потому что книги Тэниэрисса пребывали в беспорядке, их часто брали читать и ставили на другое место, некоторые остались на тумбе рядом с кроватью. А эти книги оказались идеально расставлены по высоте, толщине, цвету и темам.
Габриэль ни о чём не спросил, но стало грустно.
— Подайте, пожалуйста, вон ту сумку, — попросил альтмер, когда Рэл усадил его на стул подле окна. — А теперь оставьте меня.
Габриэль прекрасно понимал, что целительная магия требует полного сосредоточения и одиночества, потому незамедлительно покинул комнату и плотно закрыл за собой дверь.
Лестница скрипела под его тяжёлыми шагами, и, когда он спустился, Элисаэль заметила его. Она обернулась, держа в руках небольшой чайничек, который собиралась поставить на жаровню, и замерла. Целую вечность они смотрели друг на друга, не решаясь произнести ни слова, и Габриэль, перепачканный в чужой крови и дорожной пыли, от которого пахло потом и лошадьми, чувствовал себя глупо рядом с Элисаэль — этой чистой эльфийской звездой, чей свет озарял каждого, кто приближался к ней.
Правда, Рэлу казалось, что он вот-вот ослепнет.
Она начала первой:
— Как отец?
Габриэль поддержал этот обыденный разговор:
— Ничего серьёзного. Просто вывихнул ногу.
Элисаэль развернулась, поставила чайник на огонь и поднялась на носочках, чтобы снять с верхней полки нарядные чашки. Она не была высокой, как Тэниэрисс, она в принципе мало была на него похожа. Зато, наверное, была очень похожа на мать.
И Габриэлю так нравилось видеть её здесь, такую простую и красивую, в обстановке домашней любви и покоя, которую он сам уже давно забыл.
Он ещё нигде не чувствовал себя лишним так сильно, как здесь.
Но Элисаэль, сняв чашки с полки и расставив их на столе, вдруг подошла к нему.
— Габриэль… прости меня.
Его это немало удивило.
— За что? Это я виноват перед тобой.
— Нет, — она упрямо помотала головой. — Я столько всего наговорила тебе в тот раз и столько плохого о тебе думала. А ты хороший человек. Плохой не стал бы рисковать собой, чтобы спасти незнакомца.
— Ещё недавно я проехал бы мимо. — И это была абсолютная истина. — Ты делаешь меня лучше, Лис. И я вовсе не рисковал собой.
Она улыбнулась ему так мягко и доброжелательно, будто разговаривала с упрямым глупым мальчишкой. Может, так и казалось.
— Вон там есть вода. — Элис указала на умывальник в углу. — И Габриэль…
Он, уже направившийся было к умывальнику, остановился, и она тихо сказала:
— Придёшь сегодня ко мне?
Рэл не стал думать и уверенно кивнул.
Вечер в доме Тэниэрисса вызывал у Габриэля очень странные чувства. Отец Лис предложил ему отдельную просторную комнату на первом этаже, даже побеспокоился о том, чтобы гостю было во что переодеться с дороги. Похоже, он уже относился к Габриэлю не просто как к человеку, который выручил его сегодня из беды и стал гостем в доме, а как к другу детства своей дочери и был только рад его присутствию. Габриэль с трудом мог это понять, ведь для него тот единственный день в Бруме, когда он ещё совсем мальчишкой познакомился с Элисаэль, мало что значил. Он и не вспоминал об этом до недавнего времени. Альтмер же в самом деле считал его едва ли не частью семьи, и Габриэлю от этого было очень неловко.
За ужином он старался говорить мало и очень скромно отвечал на вопросы. Элисаэль тоже молчала. Промолчала она и тогда, когда Тэниэрисс спросил гостя о его деятельности, и Габриэль соврал первое, что пришло в голову. Но возникнуть неловкому молчанию альтмер не позволял. Он о многом рассказывал, говорил о жизни в Чейдинхоле, о храме и богах и о каких-то бытовых мелочах, когда более важные темы для разговора себя исчерпывали. Этим Тэниэрисс очень напомнил Габриэлю Лэй. Данмерка тоже не позволяла скучать и всегда умело брала разговор на себя.
Элисаэль притворялась блестяще. В отличие от него, оробевшего от одного только её присутствия, Лис вела себя как обычно, поддерживала разговор, была вежлива и заботилась о госте. Благодаря ей Тэниэрисс и не заподозрил, что между его дочерью и Габриэлем что-то происходит.
Что-то происходит?
Габриэль укорил себя за то, что дерзнул так подумать. В сущности, между ними ничего не происходило. Элисаэль просто узнала, что он наёмный убийца, и у неё было полное право самой решать, что делать с данной информацией. Она выбрала молчание, как и тогда с Люсьеном.
Это с Габриэлем что-то происходит, раз его всё это так волнует.
Конечно, он знал, в чём дело. Но признавать этого не хотел.
На закате Элисаэль ушла в храм, и Габриэль пришёл к ней только тогда, когда ночной мрак опустился на крыши Чейдинхола. Он бесшумно вышел из дома Тэниэрисса, незамеченным пересёк площадь и легко взбежал по ступенькам храма, почему-то даже сейчас чувствуя себя убийцей или вором. Будто, идя сюда, он совершал что-то незаконное.
Элисаэль ждала его, сидя на скамье спиной ко входу, и Габриэль дал ей знать о своём присутствии, громко закрыв дверь. Она не обернулась. Тогда он приблизился к ней и сел на следующий ряд, не решаясь садиться рядом.
А в тот раз она позволяла себя обнимать…
Он тихо попросил:
— Прости меня, Лис.
— Но за что?
Элисаэль не оборачивалась, но её голос звучал мягко и заботливо. Неужели она в самом деле настолько добрая?
Габриэль не сумел ничего ответить, и она сама продолжила:
— Ты должен просить прощения. Но не у меня.
Она подняла голову, посмотрев на витражи. Габриэль же, напротив, опустил взгляд.
— Их прощения я не заслуживаю.
— Значит… — её голос сник. — Ты не жалеешь о том, что делаешь?
— Жалею, — сразу же ответил Рэл. — Обо всём. Каждое мгновение.
— Габриэль, расскажи мне. Что с тобой случилось? Я помню чистого сердцем мальчишку, который был моим рыцарем. Как ты стал таким?
Габриэль только усмехнулся:
— Рыцарем? Я просто спас твоего воробья.
— Пусть так, но в тот день я увидела в тебе храброго доброго рыцаря, с которым я могу ничего не бояться. А сейчас… сейчас я боюсь тебя.
— Мне жаль, Лис. Просто я уже давно не мальчишка.
— Так расскажи мне.
— Я не знаю, с чего начать.
— Начни с того, как ты стал убийцей.
Габриэль вздохнул и решил начать с самого начала:
— Впервые я отнял жизнь человека, когда мне было пятнадцать. Тогда я учился у брумского кузнеца, у нас с ним были хорошие отношения, и как-то раз он взял меня с собой на охоту с ночёвкой. На наш лагерь напали разбойники, и я убил одного. Фьотрейд тогда всячески меня подбадривал и переживал, что это событие как-то на мне скажется, но оно практически меня не задело. Мне было всё равно. Да, это было странное чувство, я много об этом думал и в итоге решил, что это не должно меня волновать. Я понимал, что в этой жизни придётся ещё не раз сражаться и убивать. Так и вышло. В итоге я намерено связал с этим свою жизнь. Через три года я ушёл из Брумы и отправился в Имперский Город. Первое время я работал подмастерьем в одном оружейном магазине, но потом мне это наскучило. Мне… захотелось острых ощущений. И я стал гладиатором.
