«Габриэль», — доносился до него переставший быть узнаваемым голос, но за грохотом собственного сердца и предсмертными хрипами Рэл почти что его не слышал. Да и нужно ли было?
Рука всё ещё держала запястье теневой Аркуэн и дрожала от напряжения, пытаясь отвести её от сдавленного горла. Мышцы болели, сознание заволакивалось туманом, но Габриэль всё равно держал её руку, будто мог как-то справиться с этой чудовищной силой. Он знал, что не сможет. Ярость Ситиса удавалось пережить немногим.
Надо было всё-таки расспросить об этом Леонсию.
— Габриэль! — эхо, всё ещё пытающееся достучаться до его сознания, сейчас прозвучало очень реально, и этот глубокий встревоженный голос точно не принадлежал ни одному из Тёмных братьев. Это был голос Тэниэрисса.
Ниточка реальности, за которую его заставили ухватиться, удержала меркнущий разум, и Габриэль резко оттолкнул от себя Аркуэн, выпустив изнутри вырывающуюся пиромантическую энергию, от которой всё тело било непрекращающейся дрожью. Мощное стихийное заклинание пронзило сумрак яркой вспышкой пламени, и Габриэль вскрикнул от резкой разорвавшей тело боли. Собственная магия вышла из-под контроля и отозвалась пульсирующей болью в груди, выворачивая наизнанку, опустошая, вызывая приступы тошноты в гортани, замораживая кровь в жилах. Габриэлю не раз доводилось испытывать на себе подобное, но сейчас его магия оказалась такой разрушительной силы, что он перестал себя контролировать. Ноги не удержали бьющееся в агонии тело, пальцы рук сводило судорогой, и между ними ещё мелькали искры.
— Рэл! — Запертая изнутри дверь в комнату дрожала от попыток Тэниэрисса открыть её. Наверняка эльф видел ослепляющую вспышку заклинания и чувствовал, как стены его дома пронзила магия, но того, что настигло Габриэля этой ночью, он видеть не мог.
Найдя в себе силы приподнять голову, Габриэль увидел, как сумрак, ошпаренный огнём, снова стал безобразной материей тьмы, утратив какие-либо человеческие очертания. От его панического вопля заложило уши, из-за поднявшейся в комнате древней пыли грудь сдавило приступом кашля, но Габриэль успел заметить, как призрак Ярости Ситиса устремился к приоткрытому окну и сбежал, растворившись в ночной темноте города.
После этого наблюдать за миром вокруг сил уже не осталось.
Должно быть, Тениэриссу всё же удалось найти что-то плоское и прочное, чтобы поддеть дверной крючок и открыть запертую дверь, потому что он оказался рядом, приподняв тяжёлое тело Габриэля, и пытался привести его в чувства.
Габриэль был в сознании. Только как-то реагировать на слова альтмера не хотелось.
— Девять Богов, что случилось, Рэл? — встревоженно шептал Тэниэрисс, и его заботливые руки едва касались кровоточащих порезов на коже, залечивая их осторожной магией. — Ответь мне. Говори со мной.
Габриэль понимал, почему от него требуют говорить. Но он не мог заставить себя, в голосе совсем не осталось силы. Лицо Тэниэрисса было расплывчатым, смысл его слов постоянно ускользал, однако целительная магия приносила удивительное спокойствие и облегчение. Рэл поддался этому и всё же закрыл глаза.
Пустота гудела тревогой и страхом.
*
Тэниэрисс молился. Его мягкий голос наполнял комнату сосредоточенным строгим шёпотом, но Габриэль не мог разобрать слов. Позже он понял: служитель Аркея обращался к богам не на общем языке, а на альтмерисе — языке высших эльфов. И это было странно, ведь он вряд ли считал себя наследником альтмерской культуры, выбрав своей религией Имперское Девятибожие.
Но ещё позже Габриэль догадался, что отец Элисаэль говорит не с богами. Он обращался к женщине, которую несколько раз назвал странным именем: Анси.
С трудом приоткрыв глаза, Габриэль увидел альтмера стоящим у окна и смотрящим на звёзды. В Чейдинхоле всё ещё была ночь. Рэл судорожным взглядом обвёл погруженную во мрак комнату, но теневого призрака в ней уже не было. На столе одиноко коптила толстая высокая свеча.
— Кем она была? — хрипло спросил Габриэль, и Тэниэрисс, обернувшись, заговорил на общей речи:
— Моей возлюбленной и матерью Элисаэль. Будь она здесь, она помогла бы тебе. — Габриэль не совсем понял, что именно хотел сказать альтмер, но Тэниэрисс не дал ему времени на вопросы, и спросил первым: — Тебе уже лучше?
Рэл не был в этом уверен, но ответил положительно:
— Да. Я в порядке.
Он приподнялся и сел на кровати, осматривая покрытые множеством глубоких царапин руки. Какие-то Тэниэриссу удалось залечить полностью, но от некоторых остались кровавые следы. Габриэль потёр шею, и эльф обратил на это внимание.
— На твоей коже остались следы человеческих рук. Кто это был, Рэл? Что здесь произошло?
— Это был не человек, — объяснил Габриэль. Ему с трудом удавалось сохранять спокойствие, потому что любая тень, отбрасываемая деревом за окном, заставляла его вздрагивать. На всякий случай он нашёл взглядом свой меч. Оружие лежало на столе рядом с ножнами, и белая сталь сияла в свете высоких лун. Кинжал тоже был рядом. — И я опасаюсь, что оно вернётся за мной. Я не хочу подвергать тебя и Элисаэль опасности.
— В храме Элисаэль ничего не угрожает, а я в беспокойстве не нуждаюсь. Что бы это ни было, пусть возвращается. Я его встречу.
— И всё-таки лучше мне уйти. — Габриэль попытался подняться, но голова закружилась от слабости, и он не сумел устоять на ногах. Тэниэрисс вовремя оказался рядом и не позволил ему упасть.
— Нет, юноша, никуда вы в таком состоянии не уйдёте. После столь чудовищного физического и магического истощения нужно оставаться в покое.
— Но не здесь! — упрямо ответил Рэл. — Это твой дом, меня вообще не должно тут быть.
Тэниэрисс сохранял невозмутимое спокойствие и оставался серьёзным и строгим.
— И куда ты пойдёшь? На улице ночь. — Габриэль не придумал достойного ответа, и эльф усадил его обратно на кровать. — Я принесу горячего чаю из трав. А ты постарайся успокоиться и прийти в себя. Тебе нужен отдых.
С Тэниэриссом не получалось спорить — такое он оказывал на всех влияние.
Когда эльф направился к двери, Габриэль заметил, что он прихрамывает на правую ногу, но упрямо не показывает боли.
Сидеть в одиночестве оказалось невыносимо. Рэл каждую секунду ожидал появления Ярости Ситиса и не сводил взгляда с окна, за которое сбежала тень. Он сразу догадался, чем навлёк её на себя. Своей исповедью перед Элисаэль. Он рассказал ей много того, о чём рассказывать не следовало, и этим мог навлечь опасность на всё Тёмное Братство. Мог, если бы его слушателем не была юная влюблённая в него эльфийка.
От этой мысли сердце сжалось в пламенном трепете. Вспоминая вечер в храме, Габриэль не мог думать о плохом. Однако — думал. Если он подверг такой опасности самого себя, то где гарантия, что он не поставил под угрозу жизнь Элисаэль? Если высшие силы Тёмного Братства и вправду знают всё, в чём уже не приходилось сомневаться, то посчитают ли они угрозой её? Габриэлем овладело желание сорваться с места и побежать к ней в храм, чтобы убедиться, что она в порядке, но в то же время он понимал, что именно его присутствие может подвергнуть её опасности. Ярость Ситиса может последовать за ним.
Рэл сумел встать с кровати, не замечая опустошения в теле, и пошёл на кухню следом за Тэниэриссом. Альтмер уже разжёг жаровню и выбрал нужные травы из множества стоящих в шкафу плетёных баночек. Он заметил Габриэля, но никак не прокомментировал его появление, и Рэл решил спросить:
— Как нога?
— Через день и не вспомню, что болела, — безмятежного заверил альтмер, однако Габриэль не поверил. Потому что он и сам ответил бы так же. — Рэл, и всё-таки. Что это было?
Он хотел бы как-то ответить, но сам не знал ответа на этот вопрос. Упрямо отмалчиваться он тоже не мог, потому пришлось размышлять вслух:
— Может, какой-то дух. Или иллюзия, насланная сильным магом.
— Иллюзии не убивают людей и не боятся оружия.
Габриэль подумал, кивнул.
— Я подвёл кое-кого и навлёк на себя его гнев. А что за существо явилось убить меня, я не знаю.
