Андрей и Ирина слушали внимательно, хотя оба не могли понять, зачем Шамиль посвящает их во все эти подробности. Было интересно, но хотелось поскорее перейти к тому, как плохо у них самих, в Москве. Мирошкин считал, что горцы не такие болтливые. Он был уверен — Шамиль хитрит, тянет время, пытаясь уйти от разговора о делах Завьяловых. Так, поговорит, поговорит, а потому встанет и откланяется, дескать, пора мне, спешу, извините. Но перебивать было неудобно. И где-то даже боязно — все они в конце концов зависели от доброго расположения этого рыжего в шерстяных штанах. Между тем Шамиль продолжал: «Когда война началась, мы сразу уехали. Тогда, в ноябре, я приехал в Грозный в гости — у отца был день рождения, да так и завис надолго. Помню, пролетел самолет и начал бомбить дом Дудаева. Странно, как в кино — маленькие черные бомбы посыпались вниз и начались взрывы. Воевать пошли те, кому хотелось, в основном молодежь — ну, эти, «деревенские», которые в Грозный приехали недавно и все по митингам бегали. Нам с братьями не хотелось. Поэтому, как только смогли из города выбраться, уехали. Жили здесь в Термополе у меня. У нас с Аллой тогда была однокомнатная квартира, но ничего, разместились. Вернулись только весной прошлого года. Отец еще радовался — кругом руины, а наш дом уцелел. Магазин разнесли, конечно. Чем жить неизвестно, но, главное, дом есть. Начали обустраиваться, я помогал… А потом федералы ушли. Летом. Очень хорошо помню, как на маленькой улочке возле нашего дома накапливались боевики, а потом пошли в центр города… Отец уже со мной в Термополь не поехал — остался дома. И братья остались…»
Он замолчал. «М-да-а… Страшное время», — задумчиво произнес Мирошкин, понимая, что сказать что-нибудь нужно, но так и не придумав ничего лучшего. Ирина робко начала: «Знаешь, Шамиль, я тебе очень сочувствую, понимаю, что сейчас, возможно, не время… Но у нас очень положение тяжелое. У родителей денег совсем нет, им даже квартиру снимать не на что. А дядя грозит судом, собирается их выписать из той квартиры, в которой мы сейчас живем… В общем, не мог бы ты нам хоть какие-то деньги отдать? Может быть, занять у кого-нибудь?» Шамиль улыбнулся величественно-презрительно.
— А сколько нужно денег? — он как бы давал понять, что, несмотря на невоспитанность и черствость Ирины, приставшей к нему со своими пустяками после того, как им излили душу, Шамиль — сильный мужчина и не может отказать ей в помощи.
— Тринадцать тысяч долларов, — пролепетала Мирошкина, решив видно просить с запасом.
— Когда нужны деньги? — неприятная улыбка не сходила с лица чеченца.
— Вообще сейчас, но мы можем еще месяц потянуть…
— Хорошо, — Шамиль поднялся со своего места, оставив на столе денег достаточно для оплаты съеденного и выпитого ими троими, — к середине сентября деньги будут. Раньше не смогу. Ну, все, мне пора. Еще раз поздравляю со свадьбой.
Он пожал руку Андрею.
— Прости нас, пожалуйста, — Ирина, вся красная, едва могла смотреть в лицо Исаеву.
— Да ладно, — Шамиль махнул рукой и вышел на улицу…
Весь вечер в квартире стариков Завьяловых царила эйфория.
Казалось, все проблемы решены. Бабушка даже достала припасенную в шкафу бутылку шампанского — подарок кого-то из учеников. Выпили за успех дела. Всех несколько смутил дедушка, разволновавшийся и в самый разгар веселья попросивший Ирину: «Аринушка, ты как приедешь в Москву, поговори с сыном. Не могу понять, почему они никак себе хоть какую-то квартиру не купят. Время идет, да и страшно, наверное, такие огромные деньги при себе держать?» Ирина растерянно посмотрела на бабушку и принялась успокаивать Петра Николаевича: «Не волнуйся, де, я с ним обязательно поговорю». Мирошкин вдруг понял: старик не знает всей правды, не знает того, что Шамиль забрал у Петровича не часть, а все деньги целиком… Веселье куда-то пропало. Честно говоря, Андрей не видел повода радоваться. Почему этот Шамиль, зная о тягостном положении Завьяловых в Москве, сам не предложил денег, не поинтересовался, как у них дела? А если не интересовался и не собирался предлагать, то с чего это вдруг будет помогать теперь? Да и странный он был, этот чеченец. Тот благостный образ, который рисовался Исаевым в кафе, образ человека интеллигентного, миролюбца и страдальца, как-то диссонировал с тем, как ловко этот горец отбил Петровича у бандитов и выкачал из него все деньги. Мирошкину показалось, что и жена в глубине души разделяет его опасения, но поддерживает бабушку, стараясь наигранным весельем заглушить в себе сомнения.
* * *
«… И, как только что стало известно из достоверных источников, биснесмен Петр Колтыгин, более известный в криминальных кругах как Петя Цветомузыка, жив», — услышав это, Андрей Иванович с изумлением воззрился на экран телевизора. Было около половины двенадцатого, Мирошкины только что спровадили тестя, так и не дождавшегося звонка из Венгрии. Между тем телеведущая — молодая девка в низко расстегнутой на плоской груди рубашке и пиджаке — продолжала: «Еще днем, после просмотра репортажа с места событий, у зрителей возник вопрос, почему тело Петра Колтыгина выносят из подъезда вперед головой, а не ногами? И вот теперь наконец ситуация прояснилась. Оказалось, имитация убийства авторитетного бизнесмена проводилась милицией с целью сорвать покушение на Колтыгина и выявить возможных заказчиков готовившегося убийства. Мы попросили прокомментировать события…»
— Ты знаешь, мама говорила с дядей Колей… Они, оказывается, потеряли деньги, которые мы им заплатили за квартиру, — отвлекла Ирина мужа от комментариев, которые давал в телевизоре крупных габаритов полковник милиции.
— Как потеряли?!
— Сережа предложил родителям вложить деньги в банк, где он работает, чтобы получить проценты и купить ему отдельную квартиру. Они и согласились. Банк в августе лопнул, Сергея уволили. Так что у него теперь ни денег, ни работы. Дядя Коля в больницу слег. К нему моя мама ездила вчера.
— А зачем она ездила?
— Ну как? Ты же знаешь маму, все-таки он ее брат.
— Он же ее в тюрьму вместе с нами со всеми грозился посадить!
— Ну, это он горячился…
— Так вы что же это теперь?! Планируете дружить домами?
— Я — никогда.
Андрей Иванович удовлетворенно кивнул головой, давая понять, что полностью разделяет решение супруги. Нет, после сказанного ею смотреть телевизор больше не было никакой возможности. До него постепенно начал доходить смысл сказанного Ириной. Деньги! Десять тысяч долларов, давшиеся с таким трудом, пропали даром! И у Коростелевых их нет, не пошли они им впрок, и они с Иркой остались все в долгах! Ради чего же тогда?..
Да, тогда его недоверие к Шамилю оказалось справедливым. Год назад, в конце августа, Мирошкины вернулись из Термополя в Москву, затем минули сентябрь и октябрь, а чеченец и не думал раскошеливаться. Ирина нервничала. Они каждый день ругались. Ирину Алексеевну, заявившуюся было к Шамилю домой, Алла Исаева почти выставила за дверь. Старушка потом звонила внучке и, таясь от дедушки, которого она, судя по всему, и тут оберегала от правды, плакала, ругала и Шамиля, и дядю Колю. «Вот ведь какие люди, — поражалась она, — всего им мало. Да нас, когда мы после войны приехали в Термополь и не знали, где жить, приютили совсем посторонние люди — семья коллеги Петра Николаевича. Они, как узнали, что нам отвели класс в школе, тут же отдали в своей двухкомнатной квартире одну комнату. «Живите, — говорят, — пока, нам и одной хватит». И ничего нам не надо было. Первая мебель, которую мы заимели, — двадцать ящиков из-под тротила. Я их вымыла, а дедушка по комнате расставил. Посторонние люди нам помогли, а ведь Николай — брат Тани, и Шамиль нам был как родной…»
Нет, дядя Коля вовсе не собирался довольствоваться тем, что имел, а уж тем более делиться. Правда, он, успокоенный обещаниями Ирины, подождал до конца сентября, но затем, как бы собравшись с силами, они с тетей Светой взялись за Мирошкиных с удвоенной энергией. Вновь посыпались телефонные звонки и письма в милицию. Еще один раз дядя Коля приходил лично и довел Ирину до того, что она, схватив с полки икону (подарок Татьяны Кирилловны), кинулась в ноги Коростелеву, заклиная его уйти. Тот, слегка смутившись, убрался, но не отступил. В таком аду Мирошкины прожили до конца ноября. Нервы у Ирины сдали, когда тетя Света наконец прокляла ее и пожелала, чтоб у племянницы никогда не было детей. С Ириной сделалось дурно, она упала на диван и начала биться в конвульсиях. Плакать женщина не могла, хотя и пыталась, но вместо рыданий из ее горла вырывался жуткий хрип. И это было страшно. Мирошкин бросился ее успокаивать, и… супруги приняли решение сами собрать десять тысяч долларов. Как он на это согласился, Андрей объяснить не мог. «В конце концов, — решил он, — поскольку покупку доли площади будем оформлять на Ирину, эта выкупленная половина квартиры будет считаться совместно нажитым имуществом, а раз так — пять тысяч долларов всегда можно будет с них потребовать».
