- Она?.. - с опаской, недоверчиво спросил меня Порочестер, следя её неумолимое приближение покрасневшими, слезящимися от ветра глазами. Спустя миг Елена - конечно же, это была она! - уже отпирала нам дверь, морщась и старательно возясь с тугим замком, чтобы не глядеть на нас раньше времени. Ну, а у меня отлегло от сердца: не знаю уж, как Порочестеру, но на мой непритязательный взгляд она выглядела очень даже симпатично и молодо. Эдакий ностальгический тип вредной девчонки - небольшие юркие глазки под светлыми ресницами, продолговатое лицо, песочные кудряшки надо лбом - забавная, но чертовски уютная. Я только надеялся, что и мы не вызовем у неё сильного отвращения. Впрочем, миг спустя, пропуская нас в калитку, она широко и радостно улыбнулась, показав острые зубки, и улыбка у неё оказалась хорошая, искренняя, глаза, сощурившись, стали медовыми, - очевидно, фейс-контроль мы прошли.
- Нормально добрались? Не заблудились? - весело спросила она, вполне уже владея собой - умница девочка! - и я мельком покосился на Порочестера, соображая: пора ли брать на себя тяжкую и несвойственную мне роль связующего звена, тамады, записного балагура - или же мой остроумный друг предпочтёт самостоятельно подпустить для затравки какую-нибудь искромётную шутку?.. Нет - он ещё явно к таким подвигам не готов; придётся мне. Лихорадочно завертев ржавыми колёсиками в голове и вспомнив беззаботную студенческую юность, я поднатужился и с профессиональной лёгкостью выдал:
- Мы, хозяюшка - люди городские, бывалые, по пням да муравейникам ориентируемся! Хе-хе-хе-хе-хе. То ли наша новая знакомая была очень вежливым человеком, то ли я и впрямь удачно выступил, - но после моих слов она залилась совершенно искренним, заразительным, почти детским колокольчатым смехом, в котором не было ни грана нервозности - одна нескрываемая радость жизни:
- А-ха-ха-ха-ха!.. Ой, мальчики, уморили!.. Наконец-то и Порочестер немного расслабился и выдал короткий булькающий смешок. Мы поднялись по деревянным ступеням и вошли в небольшой "предбанник", заставленный бытовым хламом: сломанными стульями, тазиками, завязанными пакетами с чем-то неизвестным и всякой всячиной. Покосившись на тусклую дверцу старого зеркального шкафа и как бы невзначай пригладив пятернёй растрёпанный чуб, я нашёл, что для своих лет выгляжу не так уж плохо.
- Вот тапочки, ребята, - сказала хозяйка, сбрасывая куртку, замшевые сапожки и изящной ножкой пододвигая к нам суровые матерчатые мужские тапки (приятно новые - к нашему приходу готовились). Хорошие тапочки, хорошая ножка, и сама стройненькая, приятно оформленная - мой друг должен быть доволен. Не знаю почему, но я чувствовал такую личную ответственность за их сближение, как будто это не они, сами-двое, добрых полгода изображали безумную страсть на глазах у всего Рулинета. В джинсиках и простеньком обтягивающем свитерке хозяюшка смотрелась очень мило - я бы даже сказал, сексуально, если б не был человеком строгих моральных правил. Впрочем, боюсь, что оценить ни того, ни другого Порочестер сейчас был не способен. Только что он снял и аккуратно повесил на предложенную вешалку плащ - и по его напряжённым движениям можно было догадаться, что он беспокоится только об одном: как оценит его новый костюм первый независимый зритель. Судя по восхищённо приподнятым бровкам Лены, она впечатлилась. Чего нельзя сказать обо мне. Почему-то теперь, в этом простеньком чистом жилище, моё изделие показалось мне аляповатым, резким по тону, безвкусным, невыносимо диссонирующим с окружающей обстановкой. Хорошо ещё, что бедняга Порочестер со своей субъективной колокольни не мог этого видеть.
- Так вот Вы какой, Мистер Порочестер, - вдруг сказала Елена странно низким, грудным голосом. - Дайте я хоть рассмотрю Вас как следует. Сколько об этом мечтала… Это было довольно бестактно с её стороны. Лицо бедняги Порочестера судорожно исказилось и он, затравленно побегав глазами по сторонам, покосился на меня, ища поддержки. Я одобрительно подмигнул.
- Что на меня-то смотреть?.. - наконец, выдавил он и, причудливо изогнув руку, помахал ею в воздухе - жест, видимо, символизирующий остроумие. - Нашли красавца писаного. Вот на него - это я понимаю… Елена послушно бросила взгляд на меня и засмеялась - хорошо так засмеялась, по-доброму. - Проходите в кухню, ребят, - бросила она и, приглашающе поманив нас пальцем, скрылась в недрах дома. Мы, наконец, разобрались в тапочках - удивительно, но я их надел! - и двинулись следом. В небольшом узеньком коридорчике уместились плита, рукомойник и большая круглая труба газовой колонки. Войдя в кухоньку - очень весёлую, с лёгкими шторками в подсолнухах и кряжистым антикварным буфетом, - мы совсем уже по-свойски расселись за круглым столом, и даже Порочестер развеселился, когда стул под ним, не оценив его привычку раскачиваться на чём попало, устрашающе заскрипел. Я, шуткуя и присказывая, начал вытаскивать из пакета на свет божий наши скромные дары - один краснее другого. Леночка, хлопотавшая вокруг электрочайника, встречала каждый гостинец изумлённым, немного по-моему, преувеличенным ахом. С хищным детским энтузиазмом распотрошив коробку с ликёрными конфетами, она поинтересовалась:
- Мальчики, что будете? Чай или кофе?..
- Вообще-то мы привезли кое-что покрепче! - прорезался, наконец, Порочестер. Кажется, он совсем освоился - до него, наконец, дошло, что никто не собирается требовать от него пылких чувств к абсолютно незнакомому человеку, и он от облегчения даже перестал стесняться своего писклявого голоса. Но просчитался:
- Выпивон - потом. До массажа - только чаи-кофеи. Иначе сердчишко может не выдержать… Я чуть не брякнул, что, дескать, если моё сердчишко и не выдержит - то виновато в этом будет только одно: красота очаровательной массажистки. Но решил не перебарщивать с пошлостями: я, в общем, Лену-то уважал. Вместо этого, прихлёбывая чай, спросил, как живётся-то ей в такой глухомани. Лена доверчиво ответила, что ничего, воздух свежий и удобства, слава Богу, в доме, - вот только за водой ходить далеко, за двести метров на колонку, - а за один раз много-то не притащишь, приходится делать по нескольку ходок с вёдрами, пока совсем не наломаешься. Можно и в сельпо, где продаются пятилитровые баклажки питьевой воды "Шишкин Лес", - но это ещё дальше, за километр. Да и мыться такой дорогой водой немного, как бы это сказать… кощунственно.
- Тальк! - вдруг вскрикнула она, вскочив и заискав что-то в резном посудном шкафчике, - совсем забыла, где-то у меня тут был тальк, старая коробка кончилась. Я как вас увидела, у меня прямо даже ладони вспотели, - с улыбкой призналась она, глядя почему-то на меня. А я думал о том, сколько (давно забытых нами, горожанами) неимоверных усилий пришлось совершить этой совсем не мускулистой очаровашке, чтобы подготовиться к приёму двух таких вот бездумных немолодых жлобов, напоить их от пуза чаем и обеспечить душ.
- Кого мнём первого? - деловито спросила она, окидывая профессиональным взглядом вверенных ей клиентов. - Кто самый смелый?
- Наверное, это буду я, - обречённо сказал ваш покорный слуга, вовремя вспомнивший свою роль матёрого остеохондрозника. Порочестер благодарно глянул на меня из-за огромной чашки с керамической собакой: ему явно хотелось оттянуть момент истины на как можно более неопределённое время. Да я и сам понимал, что моему застенчивому другу будет куда легче идти, так сказать, по проторенной дороге. Пока что он был явно не готов к испытанию. За время чаепития он успел потихоньку просмаковать Елену, разглядеть, расчухать её достоинства - и, видимо, по кое-каким потаённым признакам, обрывкам фраз или ещё чему-то медленно, но верно узнавал в ней свою старую боевую подругу аcidophileen. А, узнав, вновь утратил достигнутое было спокойствие духа - и его нервозность пошла по новому витку. Увы, вина ему не налили, а чай не помогал. Чтобы хоть немного успокоиться, он вытащил из висящей на стене плетёной сумки невесть как сюда попавший автомобильный журнал - и принялся сосредоточенно листать его с видом пресыщенного хозяина жизни, вяло подумывающего о новой покупке к празднику. Автомобильная тема что-то сегодня занимала его не на шутку. Меж тем чай был допит - и Елена намекнула, что самый храбрый или самый страдающий может смело брать полотенце и идти в душевую кабинку готовиться к сеансу. Вздохнув, я встал - и поплёлся выполнять её указания. Кабинка оказалась вполне евростандарт - было даже странно обнаружить её в таком домишке. И вода хорошо нагретая, огромный бак, лей не хочу. Если б я нарочно не спросил, то и не узнал бы, каких трудов стоит вся эта роскошь. Умничка Лена, видно, экономила на всём, кроме своих клиентов. То же самое можно было сказать и про "массажку". Здесь стоял уютный полумрак и почти не было мебели - только в глубине небольшой угловой диванчик с музыкальным центром, да посреди комнаты возвышалась святая святых - высокий массажный стол. Не обошлось, увы, и без приевшихся аксессуаров - в кабинете пахло благовониями и столь же навязчиво звенел, сердясь на неосторожного гостя, потревоженный дверью колокольчик. Когда я вошёл сюда с обмотанными полотенцем чрёслами (которые, впрочем, защищали также и стильные малиновые плавки), массажный стол был уже застелен чистой простынёй, а сама Лена в рабочей одежде - синем спортивном костюмчике - возилась с музыкальным центром, запихивая туда какой-то немудрящий диск, только что вытряхнутый ею из коробочки с подозрительно-аляповатой обложкой. Подозрения мои оказались не напрасными - музыка была именно из тех, что я терпеть не могу: нечто выспренное, заунывно-медитативное без малейших признаков мелодии.
