Следователь достал из стола спрессованный комок бумаги и теперь держал его двумя пальцами, как мастер по очкам держит цейсовское стекло, а ювелир — ценный камень.
Раиса хмыкнула, но тут же, вспомнив о печальных обстоятельствах, которые привели ее сюда, к следователю, посерьезнела, ответила четко:
— Это Костька в Святского еще неделю назад пульнул. Возле столовой. Это вам, говорит, за выговорешник, который вы мне влепили ни за что ни про что. А Григорий Трофимович бумажку спрятал: мол, вещественное доказательство хулиганского поступка. Еще погрозил кулаком: «Уймись, баламут, а то добьюсь того, что ружье отберут да еще штраф наложат».
— Что, и свидетели этой некрасивой сцены есть? — спросил Трушин. Он чувствовал, будто гора свалилась с его плеч. Кажется, Барыкин тут не виноват. Хулиган, бузотер — да. Но ведь не убийца же…
Но радоваться ему довелось недолго. Явился лейтенант Жучков и торжественно возложил на стол перед следователем котомку.
— Где взял? — спросил Трушин.
— Под сиденьем лесовоза, на котором гоняет Барыкин.
— А что в котомке?
Жучков взял котомку и, перевернув, вытряхнул на стол содержимое. Все охнули. По глянцевой поверхности стола рассыпались пачки денег.
Раиса побледнела и без сил опустилась на услужливо пододвинутый ей лейтенантом стул.
1
Неожиданно по поселку разнеслась весть. Нашелся человек, который видел убийцу. Бригадир Олег Клычев. К нему привели следы, оставленные под окном конторы рифлеными подошвами японских сапог. Без особого труда удалось выяснить: такие сапоги есть только у одного человека. У Клычева. Трушин тотчас же допросил его.
Странно было видеть этого крепкого, в высшей степени самоуверенного человека испуганным и растерянным. События последних дней выбили его из колеи. Первое из них — решительный отказ Раисы Сметаниной от предложения руки и сердца. В глубине души он полагал, что, соглашаясь жениться на ней, идет на большую жертву.
И вот оказывается, что она любит этого пацана Барыкина, а его, Клычева, чуть ли не презирает.
Он еще не успел оправиться от этого удара, а тут ошеломляющее известие о двух смертях. И надо же так случиться, что он, Клычев, оказался вблизи конторы как раз в тот момент, когда там вот-вот должны были произойти роковые события. У него разламывалась от мыслей голова. Что делать? Бежать к следователю и сообщить о сцене, увиденной сквозь просвет между шторами, или притаиться и ждать, наблюдая за тем, как будут развиваться события дальше? Он выбрал второе. Но следы, оставленные проклятыми пижонскими сапогами, быстро вывели на него лейтенанта Жучкова.
В глубине души у Клычева гнездился страх. А что, если его заподозрят в убийстве? Легко попасть под подозрение, а вот попробуй вырваться из цепких лап следствия!
Бледнея и краснея, Клычев выложил Трушину все. И о сцене в вагончике, закончившейся бегством его бывшей возлюбленной, и о возникшем у него желании немедля объясниться со Святским, что и привело его под окна конторы. И даже о малодушном решении не обнаруживать перед следствием факта своего случайного присутствия на месте преступления.
— Вы хорошо разглядели человека, которому Святский вручил, по вашим словам, круглую сумму денег?
Клычев облизал языком пересохшие губы и кивнул.
— Кто это был?
Клычев молчал.
— Кто-то из ваших знакомых?
— Да…
— Друзей?
— Нет, наоборот. Скажут, что я оговариваю человека, которого не люблю.
— И все-таки вам придется сказать…
— Вяткин…
— Он, насколько я знаю, относится к числу людей, во всем поддерживающих главного инженера. Это так?
— Да. Они были заодно.
— Так что набрасываться на Святского у Вяткина резона не было. А вы… имели причины ненавидеть того и другого?
— Это слишком сильно сказано — ненавидеть. Просто я не любил их. Да, да, не любил. Святский — слабак. Ему не место на посту руководителя леспромхоза. Он ничего не смыслит в нашем деле. Он же лесовод. Просто стало модным заботиться о сохранении леса. Вот прежний директор Курашов и взял его. Но быстро раскусил его и уже не чаял, как от него избавиться. Однако директор пошел на повышение, а этот остался…
— Вы считаете себя вправе претендовать на это место?
— А почему бы и нет?
— Таким образом, смерть Святского вам на руку. Не так ли?
Клычев изменился в лице:
— Что вы, что вы! Я на это не способен.
— На убийство не способны. А подсиживать человека, копать ему яму… Это другое дело, не так ли?
Клычев снова облизнул губы:
— Ну не убийство же.
— Ладно. Идите. Но вы еще понадобитесь.
Вызванный на допрос вслед за Клычевым бригадир Вяткин выглядел угрюмым, расстроенным.
— В тот вечер вы получили из рук Святского солидную сумму денег. Сколько именно?
— Семьсот рублей.
— За что он вам заплатил их, если не секрет?
— В долг дал.
— А вам зачем?
— Чтобы с рабочими расплатиться за постройку склада.
— Когда вы расстались со Святским?
— Взял деньги и пошел. Святский торопился. Он и так опаздывал. Его журналист ждал.
— Кто первый вышел — Святский или вы?
— Я.
— А как вы оказались у Дома приезжих?
— Тревога погнала… Хотите верьте — хотите нет, вдруг почувствовал: что-то должно случиться. Я и побежал. Думал, догоню. Не догнал.
— А что бы вы сделали, если бы догнали?
— Что? — Вяткин покрутил головой. — Не знаю. Что-нибудь да придумал.
— Были у Святского враги?
— Врагов было много. Начальник же… То одному на любимую мозоль наступит, то другому. Прежнему директору все с рук сходило. Хотя и крутехонек был. Мужик, сильная личность. Его уважали. А Святскому — лыко в строку. Народ слабых начальников не уважает. Ему сильных подавай.
— Что-то вы не в духе перестройки рассуждаете, — недовольно заметил Трушин.
Вяткин огрызнулся:
— Посмотрим, как в духе перестройки вы следствие проведете. Пока, я вижу, не там ловите, где нужно.
— Теперь объясните, как оказались отпечатки ваших пальцев на пачке денег, валявшейся на полу… вон там, под шторой?
Вяткин изменился в лице.
— Сперва Григорий Трофимович протянул мне пачку с крупными купюрами… Я взял в руки. Смотрю: по пятьдесят. Ну я и попросил денег помельче. Мне с ребятами расплачиваться ловчее. Он и заменил. А как пачка оказалась под шторой — откуда мне знать?
После допроса Трушин Вяткина отпустил.
Пришел лейтенант Жучков, принес сведения о Клычеве и Зубове. Оба, по свидетельству соседей, провели вечер дома. Клычев, вернувшись из конторы, пил самогон со своим сметчиком, соседом по комнате. Зубов «гонял телик», смотрел по второй программе детективный фильм. Жучков на всякий случай потребовал от Зубова рассказать содержание фильма, а потом позвонил в город на телестудию и сверил. Подтвердилось.
Итак, у каждого — по алиби. Самое слабое у Барыкина. Свидетельство Раисы, что она провела вечер и ночь с женихом, особого доверия не внушает. Может, провела, а может, нет. Так что же, виноват Барыкин? Трушин не мог в это поверить. И занялся несерьезными делами: стал искать опровержение уликам, казавшимся неопровержимыми. Именно «неопровержимость» улик и двигала им. Орудие убийства — монтажку Барыкин привез в общежитие из гаража. Ее многие видели у Барыкинской двери на лестничной клетке. Железкой мог завладеть каждый. Каждый мог и подкинуть деньги в лесовоз Барыкина. Сам он сделать это был не в состоянии. Только безумец мог воспользоваться для убийства орудием, которое на глазах у всех целую неделю валялось у его входной двери, да спрятать деньги в своем собственном лесовозе. Алогичность действий Барыкина да еще отсутствие на монтажке и деньгах каких бы то ни было отпечатков пальцев наводили Трушина на мысль, что действовал не Барыкин, а кто-то другой, хитрый и опытный человек, пытавшийся свалить на шофера свою вину.
Следователь сообщил о своих выводах в райотдел, в прокуратуру. А на другой день раздался телефонный звонок. Трушину сообщили: получены сведения о дружеских связях следователя с подозреваемым в убийстве Константином Барыкиным. В связи с этим принято решение Трушина от следствия отстранить, передав дела недавно появившемуся в райотделе капитану Агейкину. Он прибудет на место завтра.
2
В своем крошечном кабинетике, расположенном под лестницей, ведущей на второй этаж райотдела, Трушин сдавал дела следователю прокуратуры Агейкину. Лестница, проходившая над головой и скосившая потолок комнаты, вела на этаж, где располагались кабинеты начальства. Судя по всему, в ближайшее время переселение на заветный второй этаж Трушину не светило. Распоряжением руководства он отстранен от ведения дела об убийстве в леспромхозе — по анонимке, сигнализирующей о его тесной связи с подозреваемым Барыкиным.
