— А кто из полицейских приезжал? — вырвалось у Александра.
— Сам начальник.
— Корхов?
— Фамилии не запоминаю, зачем они мне? Ноги у него больные. «Давай, — говорю, — полечу». Он — ни в какую. На нет и суда нет. Пойдет к докторам, они его окончательно залечат.
— И что вы сказали Корхову?
— Что ему тогда, то и вам сейчас: людские секреты не выдаю. Потому и ценят Варвару.
— Он может привлечь вас к ответственности за неоказание помощи следствию.
— Пущай! Как привлечет, так и отпустит. Я к ее смерти непричастна. И боль, которую она с собой принесла, меж нас двоих останется.
— Не в курсе, кто причастен?
— Ищите. Вам за то деньги платят.
— Пытаюсь разобраться. Вдруг слушок какой?
Варвара хитро посмотрела на молодых людей и проскрипела известный афоризм:
— Слухами земля полнится.
«Что она этим хочет сказать? У нее есть информация и она готова поделиться?»
— …Порой неграмотная старуха более сведущая, чем известный мудрец.
«Все ясно, хочет денег. Алевтина предупреждала! Что ж, пора договариваться».
— Сколько нужно вам старухе, чтобы просветили нас кое в чем? — спросил Горчаков.
— Я не просвещаю, я правду говорю. Платы не беру, от подаяний не отказываюсь. Жить-то надо.
— Понятно, — Горчаков протянул Варваре несколько бумажек, она, не пересчитывая, взяла, сунула в глубокий карман платья.
— Так я жду? — нетерпеливо произнес журналист.
— Чего ждешь-то?
— Ответа.
— Какого?
— Насчет Зинаиды Петровны.
— Я ведь ответила: секретов не выдаю. И еще говорю: убийцу ищешь не там.
— Где же искать его?
Варвара закрыла глаза, забормотала:
— Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь.
Варвара вновь посмотрела на Горчакова с таким видом, что, мол, ответ ты получил.
— Это общие слова, — возмутился Александр. — Никакой конкретики. Как в сказке — иди туда, не знаю куда.
— Точнее не скажу. Подумай лучше, что услышал сейчас…
До сих пор молчавшая Валентина не выдержала. Остатки страха окончательно улетучились. Перед глазами стояла группа советских профессоров, высмеивающих все сверхъестественное.
— Как вам не стыдно? — выпалила девушка. — Вы занимаетесь обычным обманом. А люди верят, деньги несут. У нас в СССР вас бы посадили на вымогательство и тунеядство.
Варвара будто бы ничуть не обиделась, она посмотрела на Репринцеву с откровенной горестью:
— Не предрекай другим той судьбы, которую сама можешь не избежать. И один, близкий тебе человек, уже не избежал.
Варвара не запугивала, она произнесла это как обычный, свершившийся факт. Но Валентина окончательно рассердилась, резко дернула Александра за рукав пиджака:
— Пойдемте, нам тут нечего делать.
— Сядь, — спокойно проговорила Варвара.
В небе сверкнула огненная молния, через мгновение всех оглушил раскатистый гром, ветер завыл, рванул ветки над беседкой. Страх вновь вернулся к Валентине.
— Сядь! — повторила колдунья, — и закрой глаза. Репринцева послушалась. В тот же миг она будто бы перенеслась из Старого Оскола в Москву, в свою квартиру. Ее отец стоял растерянный, совершенно не похожий на прежнего самоуверенного ученого Репринцева. Вокруг — какие-то люди, они рылись в его бумагах, переворачивая все верх дном. Переминаясь с ноги на ногу, в качестве понятого стоял дворник Степан. Мать была тут же, по ее щекам лились безмолвные слезы.
Один из копавшихся в бумагах людей зло выругался, профессор тут же прибодрился:
— Я же говорил: это ошибка.
Другой, рывшийся в вещах, вплотную подошел к Репринцеву, сквозь зубы процедил:
— НКВД, Алексей Иванович, не ошибается. Или вы другого мнения?
— Я не о том… Советские органы не ошибаются, они всегда на страже порядка. Ошибка произошла со мной.
— Да, да. Как и с вашим другом Колывановым. Ходили, жаловались — несправедливо его арестовали. Теперь понятно, почему. Колыванов на допросе раскололся, все рассказал и показал на сообщников. На вас показал.
— Не верю! Никогда этому не поверю! Это чушь!
— Сейчас поедите с нами, посмотрим кое-какие документы. И вы многое расскажите, дорогой профессор. Расколитесь по полной!
— Мне не в чем, как вы изволили выразиться, «раскалываться».
— У нас раскалываются все. Ни одна контра не отвертелась от наказания.
Двое повели отца, один остался, продолжая осматривать комнату, бормоча: «Хоть бы чего-нибудь…». Он даже не обратил внимания на жену профессора Анастасию Кузьминичну, которая откинулась на спинку кресла и хрипела.
— Мама! — закричала Валентина, — помогите же! У нее больное сердце.
Но разве кто бы услышал ее, невидимую в этом мире, человека по имени Никто.
— Хозяйке плохо, — засуетился Степан.
— Ну вызовите врача! — небрежно бросил представитель НКВД. И, в который уже раз выругавшись, покинул комнату.
…Она снова была в беседке, рядом — ее новый знакомый Александр Горчаков, напротив — колдунья Варвара. Валентине показалось, что она отсутствовала целую вечность. А это всего лишь… видение?
Девушка вопросительно посмотрела на Варвару. Та молчала, ни один мускул не дрогнул на ее ставшем каменным лице.
— Что-то случилось? — спросил Александр.
— Она знает.
— Знает что?
По-прежнему со стороны хозяйки — ни звука. Александр уже слышал, что означает такое ее поведение. Аудиенция закончена.
— Пошли, — сказал он Валентине. — Непогода прошла стороной, но нет гарантии, что дождя не будет. Варвара молча встала.
Каждый думал о своем; Репринцева о жутком видении, Горчаков о странных словах колдуньи: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь». Есть ли хоть капля смысла в ее словах?
Они уже были на улице, когда Валентина оглянулась и… в ужасе прислонилась к Александру.
— Там, в окне…
Он тоже обернулся… Из окна на него глядело лицо… Нет, не лицо, а покрытая шерстью морда. Но разумный блеск в глазах говорил, что существо думает, мыслит.
Впрочем, через мгновение его уже не было. Молодые люди переглянулись: они видели неведомого зверя? Или им показалось?
— Проверим? — предложил Горчаков.
— Нет, нет, уйдем! — взмолилась Репринцева. — К тому же… надо позвонить в Москву. Позвонить сегодня, сейчас! Сердце болит от неизвестности.
Александр с сожалением вздохнул, взял Валентину под руку и повел к ближайшей остановке.
Раздался стук в дверь, Надежда крикнула: «Кто?» и, услышав, «От Коровина Андрея», сжалась в комок. Конечно, она рада, что Валентина так неумело подставила себя, но нужно объяснить ее поведение товарищам из ВКП(б). Ее наверняка спросят: «Как же вы, комсомолка Погребняк, допустили подобное? Почему не помешали бегству? А что если она вообще сбежала?». Оправдывайся потом!
— Проходите!
Вошедший товарищ напоминал большую деревянную куклу с размеренными движениями, шаг чеканил, как солдат на строевой, на собеседника глядел, не мигая.
— Здравствуйте, Надя, — отрапортовал он монотонно. — Меня зовут Кирилл Прошкин.
— Откуда вы узнали, что это я?
— У меня есть ваши фотографии. Всех четверых. Я пришел показать город.
— Спасибо, но нас не четверо, а трое. Репринцева Валя куда-то умотала. Ох, и попадет ей, когда вернется. Мы ей устроим такую головомойку!
— Не надо устраивать ей головомоек.
— Как?! Она же…
— Хорошо, что ее нет! — оборвал Прошкин. — У меня к вам серьезное партийное поручение. Оно согласовано с… вы понимаете.
— Понимаю, — благоговейно произнесла Надежда.
— И еще: вы должны дать слово, что никогда и никому не разгласите информацию, которую сейчас услышите.
— Честное ленинское!
— Если проболтаетесь…
— Никогда! Я поклялась святым для себя именем.
— Отец Валентины арестован.
— Профессор Репринцев?
— Как агент английской разведки. Когда его забирали, матери Валентины стало плохо. Приехали врачи, однако спасти ее не удалось. И это не все. Узнав о смерти жены, профессор вскрыл себе вены. Валентина ни в коем случае не должна знать, что случилось с ее семьей. Сами понимаете… Она может испугаться и не вернуться на родину. А она очень нужна в Москве, не исключено, что и она выполняла тайные поручения отца. Там с ней поговорят, может, она и не причастна к делам отца?.. НКВД пока не распространяется об аресте Репринцева, но как бы кто-нибудь здесь про это не пронюхал: агенты местных спецслужб, журналисты. Надеюсь, не пронюхают. Профессор не та фигура, чтобы слишком уж интересовать Запад или Юг.
