— Замолчи! — сказал он. — А ты, — обратился он ко мне, — убирайся! И помни: это владения лорда Плиммона. Уноси — ка отсюда ноги, и так быстро, как только сил хватит. А если я в другой раз поймаю тебя за этим занятием, то ты не только отведаешь дубинки, но и прогуляешься в ратушу на расправу.
Я прикрыл рукой саднящее плечо и опустился на колени, стараясь выиграть немного времени и плеснуть хоть несколько горстей воды на то место, по которому пришлись удары дубинки и которое основательно вспухло.
Пока я занимался этим, Бледжли шагнул вперед и издал странный звук, точно собирался громко залаять. Моя ненависть к этому человеку уже вполне созрела, она разъедала меня, как отчаянная и неизлечимая гангрена. Поэтому я обратился к Уидмору, в котором все же теплилась какая — то искорка порядочности и человечности.
— Я бродячий музыкант, — сказал я ему, — и не желаю попадать в тенета ваших правил. Вы стережете, как бешеные псы, каждую крупицу металла и каждый клочок почвы, но для меня этот обычай внове. Насколько я понимаю, у вас нет охоты стоять здесь и обсуждать со мной этот вопрос. Значит, говорите вы, это земля лорда Плиммона? Но если он даже и купил ее, то я, во всяком случае, не получил за нее своей доли и вряд ли одобрил бы такую сделку; если же он отвоевал это поместье, то меня при этом не было и я не видел, как он воевал. Так что я начисто выключаюсь из игры. Я рад, что вы оба так спокойно стоите. За то время, что я живу в этих краях, мне пришлось выслушать кучу речей от других, поэтому я рад случаю сделать это заявление. Если я вздумаю уйти отсюда, то сам назначу себе срок и обойдусь без посторонней помощи.
На этом прения закончились. Уидмор сделал жест, как бы спуская Бледжли с поводка. Оба они набросились на меня, и мне недолго пришлось трепыхаться. Да это и не имело никакого практического смысла. Во время короткой борьбы облик Бледжли проявился во всей своей зловещей отчетливости, — и вот я снова лежу распластанный на берегу реки, но на сей раз уже не в качестве рыболова, и сам — то я холоден и недвижим, как пойманная рыба. Падая, я подумал, что если меня угробит такой типичный варвар, как Бледжли, то это будет позорным поражением для арфистов всего мира.
Когда я пришел в себя, оказалось, что я лежу на склоне холма и в лицо мне плещет воду сосед Джона Саймона— кряжистый и малоразговорчивый Льюис Эндрюс. Внизу — дно оврага с речкой, в которой я пытался рыбачить и на берегу которой упал, группы деревьев, расположенных как бы по заранее намеченному плану, водная поверхность, а уступом повыше — дворец Плиммона — млад- шего.
— Кто ж это пытался превратить тебя в котлету? — спросил Льюис.
— Двое каких — то сторожей. >1 ловко поймал пару форелей, а эти люди поохотились за мной с неменьшим искусством.
— Запомнил ты их наружность?
— Их образины, имена и дубинки — все это вколочено вот сюда, — сказал я, ощупывая свою голову. При этом у меня, по — видимому, было такое бессмысленное выражение лица, что Льюис взглянул на меня с тревогой. — Один из них — коротышка, Уидмор, от которого я ждал лучшего поведения. Другой — гигант, зовут его Бледжли. Этому даже и новолунья не нужно, чтоб превратиться в оборотня.
— Об Уидморе — то я слышал, а Бледжли, видимо, какой — то пришлый.
— Вот и Уидмор называл его чужаком. Единственное, что я знаю о нем, так это что он с превеликим удовольствием избивает людей до потери сознания. И еще вот: на правой руке у него не хватает пальцев.
— На правой, говоришь?
— Вот именно. — Я осторожно подвигал челюстью. У меня было такое ощущение, будто она сделана заново, только что пригнана и еще даже не прижилась у меня на лице. — А знаешь, что я припоминаю, Льюис? — спросил я. — Ведь Баньон рассказывал о каком — то человеке — звере с поврежденной рукой, говорят, он разгуливал с Лимюэ- лом незадолго до того, как на горе был найден труп убитого Сэми?
— Верно, он действительно рассказывал об этом. Значит, его зовут Бледжли? Чья же теперь очередь?. На кого еще Пенбори натравит его?
— Значит, то, что говорил Баньон, верно?
— А почему бы и нет! Вчера в эту пору ты разве поверил бы, арфист, что если ты захочешь поймать в речке парочку форелей, двое молодцов, говорящих на одном языке с тобой, отдубасят тебя и оставят умирать в одиночестве, будто ты совершил тягчайшее преступление против святого духа?
— А рыбок — то моих не видать? Хотелось бы хоть что- нибудь получить за свои труды и мучения.
— Их и след простыл!
— Как ты попал сюда?
— Миссис Брайер сказала, что ты пошел в эту сторону. Потом я встретил куцего Оливера и от него узнал, что ты спустился к речке. Он считал, что из этого получится веселенькая комедия.
— Оливер и мне сказал, что будет над чем посмеяться, но я только теперь понял, что он имел в виду.
— Куцый Оливер не очень — то крепок на голову. Но и я бы мог напророчить, как тебя встретят в этих местах.
— Если Оливер действительно придурковат, то в Мунли он вполне на месте. Разум здесь был бы вроде болезни. Почему я, будь я проклят, не попросил того гуртовщика, чтоб он поступил со мной, как с моей арфой? Тогда и я, как инвалид, мог бы, пожалуй, спокойно остаться на берегу того озера…
Я медленно поднялся, стараясь стоном заглушить злобу и чувство унижения, тяжело угнетавшие душу. Глаза мои блуждали вверх и вниз по долине.
— Неплохую жемчужину отшлифовал для себя лорд Плиммон! Даю голову на отсечение, что он не задумается весь здешний люд обратить в навоз, только бы удержать за собой эти райские кущи!
Из глубины долины донесся лай собак и топот лошадиных копыт.
— Вот так лает и Бледжли. Только тоном пониже.
На узкой дороге, соединявшей ущелье с усадьбой Плиммона, показалась собачья свора, а за ней всадники и всадницы, одетые в красные с черным охотничьи костюмы и скакавшие легким галопом. Несколько гончих, еще полных старания позабавить Плиммона, вгрызшись зубами в какую — нибудь жертву, свернули с дороги в сторону той части холма, где находились мы с Аьюи-. сом. Стараясь скрыть меня от посторонних взоров, Льюис толкнул меня прямо в кусты, и в ту же минуту один из всадников кликнул собак и заставил их вернуться на дорогу. Я отбивался от Льюиса. Мне претили все эти господа, их поведение, их псы. После встречи с Бледжли я даже почел бы за удовольствие вступить в кровавую схватку с подлинными, дипломированными псами. Но пока я расправлял отекшие и ноющие конечности, собаки и большинство всадников настолько удалились, что их уже не видно и не слышно было. Двое держались метрах в двухстах от остальных. Их кони двигались медленно, вплотную прижавшись друг к другу. Казалось, всадники глубоко погружены в серьезный разговор. У мужчины были красивые плечи, широкие и выразительные, и продолговатое, очень бледное лицо.
— Это и есть Плиммон, — сообщил мне Льюис.
Мое внимание привлекла женщина. Такую голову можно безошибочно узнать на любом расстоянии. То была Элен Пенбори. При виде ее, гарцующей плечом к плечу с могучим и лощеным собственником стольких сокровищ, которые, по — моему, не должны быть ничьей собственностью, мой гнев дошел до точки кипения. Мне хотелось броситься за ней и крикнуть звонким, вызывающим голо-< сом, что я — де по горло сыт ее поселком Мунли, что я сегодня же унесу отсюда ноги и что ее папаше я желаю роскошной, долгой и мучительной, как пытка, жизни. Но я никуда не побежал. У меня только и хватило сил на то, чтобы устоять на ногах. Плиммон увидел нас и крикнул, размахивая хлыстом:
— Что вам здесь нужно, бродяги?
— Ровно ничего, — ответил Льюис.
— Марш отсюда! И поворачивайтесь побыстрей!
— Катись ты к бесу! — медленно сказал я, смакуя каждое слово, но голос мой прозвучал так слабо, что вряд ли эти слова дошли до него. — Посмей только нас тронуть, ты, аристократический ублюдок!
Плиммон запрокинул назад голову — этот жест он, по- видимому, считал очень величественным — и, пришпорив коня, понесся в нашу сторону. Ясно было, что он намеревается учинить скорую расправу и попотчевать меня с Льюисом хлыстом и копытом. Руки Льюиса повисли вдоль боков — в жесте защитного ожидания. Льюис был крупный и мужественный человек, такой, каким бы я и сам хотел стать, и все же я весьма смутно представлял себе, что может поделать каждый из нас против пары таких жеребцов, как Плиммон с его конем. Накоплявшаяся поколениями собственность и отменное питание сделали свое дело: злоба этого человека была страшна. Вдруг его окликнула Элен. Отпрянув назад, он стал слушать, что она ему говорит. Затем снова прокричал нам:
— Предупреждаю: даю несколько минут. И чтоб духом вашим здесь не пахло!
Затем, пустив лошадей галопом, Плиммон бок о бок со своей спутницей поскакали вперед по долине.
Мы с Льюисом начали подъем к вершине перевала, отделяющей плиммоновскую долину от Мунли. Дойдя до начала спуска, и остановился, чтоб передохнуть, и сказал Льюису:
