Актрису убили в ее же спальне. Спать легла она поздно, попросила слуг не беспокоить. Никто и не заходил к ней. А тут рано утром депеша из Белгорода, передать велено в собственные руки. Личный секретарь Федоровской Наташа постучала к хозяйке. Ответа не последовало, тогда Наташа решилась зайти и увидела, что Зинаида Петровна мертва, преступник перерезал ей горло. Естественно — крики, паника, обмороки.
— А где труп? — спросил Александр, осматривая кровавые простыни и одеяло.
— В морге, — с удивлением ответил полицейский. — Где же ему еще быть?
— Можно переговорить с Наташей и другими слугами?
— Пресса у нас взялась за работу полиции?
— Нет. Просто поможем друг другу, — приветливо ответил Горчаков и, получив соответствующее разрешение, направился в комнату секретаря Федоровской.
Наташе было около тридцати, женщина — довольно миловидная, только слегка портила полнота. Красные от слез глаза смотрели на Горчакова испуганно, устало. Он протянул ей визитку и спросил:
— Несколько вопросов, если позволите?
— Я уже все рассказала полицейским.
Александр применил весь свой шарм и обаяние, ласково улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, и доверительно шепнул:
— А мне можно?
Девушка горько вздохнула:
— Тяжело это… очень тяжело.
— Понимаю. Вы ведь были близки с хозяйкой?
— Не скажу, чтобы очень. Да и не могло между нами быть близких отношений. Зинаида Петровна — известная актриса, пусть периферийного театра. Ее приглашали с выступлениями в Белгород, в Ростов, в Харьков. А кто я? Мелкая служащая. Только служила всегда честно.
— Вы, как секретарь, были в курсе ее дел?
— Рабочих — да.
— А личных?
— Возлюбленными ее не интересовалась… Если намекаете на это…
— А они у нее были? — заговорщически подмигнул Александр.
— Как у любой женщины.
Наташа осеклась, боясь, что сказала лишнее. Пресса — не полиция. Здесь не следует особо раскрываться. Да еще предстоит искать новую работу. Наболтай она про хозяйку, пусть мертвую, пойдет молва: сплетница. И тогда точно нигде в Старом Осколе не устроишься. Горчаков все это понимал, но сдаваться не собирался. Как бы невзначай сказал:
— Ходили разговоры про связь Зинаиды Петровны с управляющим банком Ереминым?
— Не видела, не знаю.
— Но ведь он у вас частенько появлялся.
— Какое частенько! Заедет раза два или три в месяц. «Значит, заезжал!»
— Поговаривали, что и госпожа Федоровская к нему была неравнодушна.
— Чушь! Ей и тридцати не было, а ему — почти семьдесят. Кому интересен старик? — здесь она выразительно посмотрела на Александра.
— А деньги?
— Деньги у моей хозяйки водились.
— У актрисы периферийного театра?
— Я же говорю: бенефисы у нее были, по всей России каталась.
— Но и бенефисами, дорогая Наталья, на такую роскошь не заработаешь. Вон какой дом! А от ее нарядов все модницы с ума сходили! У жен наших фабрикантов ничего подобного не было. Моя шефиня только и обсуждала ее наряды!
— Да ну?
— Точно! Уже номер в печать подписывать, а она: «Нет, вы видели, какова была сегодня Федоровская на балу у главы города! В Париже все это куплено, в Париже! Я целую ночь не спала».
Наташа слишком серьезно восприняла его браваду и осторожно заметила:
— Может, Еремин давал ей что.
— А кого-то еще она привечала?
— Скрытная она была!
— Но раз вы секретарь, ведете ее дела, неужели не полюбопытствовали: откуда у вашей хозяйки такие доходы? Вдруг они не совсем честные?
Тут Александр понял, что явно переборщил, лихая кавалерийская атака захлебнулась. И Наташа смекнула, что этот красавчик ради своих целей запрягает ее по полной, сразу насупилась, ушла в себя. Однако Горчаков не отступал, попросил ее рассказать о событиях прошедшей ночи. Наташа с минуту поревела, а затем начала:
— Где-то около полуночи Зинаида Петровна вызвала меня и горничную Лику, объявила, что собирается встать поздно, дел с утра нет. Так чтобы без надобности не будили.
— А она всегда вставала поздно?
— Нет, только после спектакля.
— А вчера спектакля не было?
— Нет.
— Она не показалась вам взволнованной?
— Трудно сказать. Вроде бы нет.
— Чего-нибудь необычного в ее поведении не заметили?
И опять Горчаков посмотрел на нее ласково-ласково, может, растает, расколется? Но ее ответ разочаровал:
— Не заметила.
— Ну а что случилось потом?
— Мы пошли спать.
— Ничего не слышали? Ни шума, ни…
— Ничего.
— Что случилось утром?
— Около восьми — стук в ворота.
— Откуда вы знаете, что около восьми?
— Он меня разбудил, я и посмотрела на часы. Еще подумала: кто это в такую рань?
— И?!..
— Матвеич, дворник, пошел открывать. А там человек с депешей из Белгорода.
— Открыл ему точно Матвеич?
— Да. Он сам сказал. Матвеич сообщил Лике, та — мне. Я и встретила того с депешей.
— Наташа, а описать этого человека можете?
— Ему лет двадцать. Имя… вот имя забыла. Протягивает документ, мол, срочно на подпись Зинаиде Петровне. Я ему: «Будить хозяйку нельзя. Обожди немного». А он ни в какую! Ему еще обратно возвращаться. Я даже предложила расписаться вместо нее. «Нельзя, — отвечает, — документ финансовый! Вдруг у Зинаиды Петровны вопросы будут, претензии. Пусть сразу отпишет».
— Что было в том документе?
— Новый контракт на выступление в Белгородском драматическом театре.
— И что дальше?
Но секретаря Федоровской будто заклинило. Ей предстояло перейти к самым страшным событиям.
— Я вынуждена была нарушить приказ хозяйки, постучала. Только она не открыла. Постучала снова и снова. Кто-то из слуг предложил войти…
— Кто именно?
— Не помню… Я вошла, а там…
Наташа закрыла руками лицо, снова зарыдала. Горчаков помолчал, но нормального разговора уже не получалось. Он спросил: мог ли кто-нибудь ночью войти в дом? Возможно ли вообще проникнуть в спальню хозяйки, не привлекая внимания («Собак ведь в позднее время наверняка спускают с цепи, они бы лаем разбудили домочадцев»)? Не точил ли на Зинаиду Петровну зуб кто из слуг? На все вопросы секретарь качала головой и повторяла:
— Не знаю! Ничего не знаю!
И только когда Александр поинтересовался: «Не пропало ли чего ценного?», Наташа встрепенулась:
— Полиция тоже спрашивала. Все ее драгоценности на месте. А деньги Зинаида Петровна хранила в банке.
— Откуда вы знаете, что драгоценности на месте?
— Они находились в запертой шкатулке. Потом полиция ее вскрыла.
— Может, что-то пропало? Какая-то «безделушка»? — допытывался Горчаков.
— Нет! Я хорошо знаю драгоценности хозяйки, — Наташа прервалась, точно брякнула лишнее.
Следующей была Лика, оказавшаяся полной противоположностью плачущей Наташе. Разбитная, румяная, высокая, она сама налетела на Александра и перво-наперво сообщила, что учится в университете, а здесь просто подрабатывает. Смерть Федоровской девушку совсем не волновала. «На домашнюю прислугу — большой спрос. Не здесь, так в другом месте!» — безжалостно констатировала Лика.
Как и Наташа, она ничего не слышала («Крепко спала!»). Проснулась утром, когда началась суматоха из-за прибытия парня из Белгорода, точнее, ее разбудили («Чего вставать, раз хозяйка просила не беспокоить»). В комнату к Зинаиде Петровне заходила Наташа, от нее Лика и узнала о страшном преступлении.
О жизни хозяйки она могла сказать мало, поскольку работала здесь недавно. Однако эпитеты, которыми она награждала Федоровскую, не казались лестными. «Заносчивая! Хамоватая! Орала на слуг по любому пустяку». Лика заявила, что в любом случае бы отсюда ушла, «здесь ей до чертиков надоело». О драгоценностях хозяйки не знала ничего, как и о каких-либо криминальных делах. Зато едва разговор зашел о возможных любовниках Федоровской, девушку понесло:
— К ней не только Еремин заезжал. Многие — инкогнито.
— Даже так? — удивился Александр.
— Они не представлялись. Третьего дня, например, один высокий, черноволосый с усищами, постучал в ворота и потребовал: «Проведи к хозяйке!» Я было спросила: «Кто? И по какому делу?», а он вдруг перебил, да так резко: «Друг я ее. Так и передай Зинаиде: друг приехал».
— И она его приняла?
— Еще как принимала! В кабинет свой провела, закрылись. И долго-долго не открывали.
— Думаете, любовная сцена?
— Кто же скажет? Да и мало ли зачем двое уединяются. Вот мы с вами сейчас тоже вдвоем…
Судя по игривому тону, Лика была не прочь броситься Горчакову в объятия. Да и он бы пошалил с девицей. Но не сейчас. Прежде следовало сообщить редакции о своих первых выводах.
