- Остановите машину. "Обиделся он, что ли?.." Странно, я мог бы поклясться, что в моей идее нет ничего обидного - уж для Аллы-то во всяком случае. Но, зная характер своего друга, не стал ни о чём спрашивать - а только сделал, как он велел: проехал ещё километра два и, найдя наконец, крохотный проём между автомобилями (мы уже въехали в город), с акробатической ловкостью произвёл "параллельную парковку" у тротуара. Когда автомобиль остановился, Порочестер резко повернулся ко мне - и тихо, потрясённым голосом проговорил:
- Дружище, Вы гений. И, для удобства отстегнув ремень, крепко обнял меня. Я с испугом заметил, что его выпуклые тойтерьеровы глаза налиты слезами. Остаток пути Порочестер трындел без умолку. Новая мысль, наконец, улёгшись в его крупной голове, вызвала там такой всплеск творческой фантазии, что я только рот разевал: мне и в голову не приходило, что моя идея, простая, как всё гениальное, способна дать такие развесистые ответвления. Проект, говорил он - это понятие свободное и широкое, чем шире - тем лучше. А посему мы вовсе не обязаны зацикливаться на живописи - точнее, на одной Аллочке, как бы сильно он её ни любил…
- О?.. - изумился я.
…Да-да, дружище. Купим Ленке фотоаппарат. Она как раз (помните, недавно?) жаловалась, что все её "фотики" у бывшего мужа остались, - так вот и получит новый. Со штативом и этой, как её… зеркалкой! Но и это ещё не всё. Себя мы тоже не должны забывать. К примеру, он, Порочестер, известный сетевой поэт, пародист и критик, вполне может устроить в каком-нибудь уютном ресторане творческий вечер. В рамках проекта, конечно. Благо у него готов уже целый лирический цикл, посвященный Алле ("а ведь это как раз то, что надо, дружище, правда?..") Друзей в Сети у него много, человек сто-двести точно соберёт. Лена тоже может что-нибудь почитать. У неё есть, он-то знает. Да и Вы, дружище, вовсе не должны ограничивать себя заумными статьями об Аллочкином творчестве. Вспомните, что Вы не только публицист, но и отличный прозаик. Почему бы и Вам не написать что-нибудь художественное, что-нибудь эдакое… в рамках нашего с Вами замечательного проекта?.. На этом месте я позволил себе расслабиться и отключиться, поняв, что мой… то есть уже НАШ проект - в надёжных руках. Теперь, я знал, Порочестер не успокоится, пока не поставит на уши весь Рунет. Оставалось только уговорить Лену. Честно говоря, я немного побаивался её всеразъедающего скепсиса. И зря. Узнав обо всём, она чуть потолок головой не проломила. Пацаны сказали - пацаны сделали. Уже на следующий день мы с Порочестером купили ей фотоаппарат. Недорогой пока, простенький, без "зеркалки" (тут уж я проявил жёсткость), но для её уровня - как раз. Новоиспечённая фотохудожница, пища от восторга, тут же кинулась его осваивать. Оказывается, когда-то в юности она увлекалась фотографией - момент из её жизни, доселе нам неизвестный. А вот поди ж ты. Но тогда не было таких технических возможностей, как сейчас. А теперь они появились пользуйся-не-хочу, и всю последующую неделю Елена развлекалась тем, что производила в неисчислимых количествах разнообразные "макро": то переливчатая капелька росы на смиренно склонившейся травинке, то вот-вот уже готовые к выбросу и приземлению паращютики лысеющего одуванчика, то огромный, нежнозелёный, снабжённый кучей полезных приспособлений от панциря до когтей-крючьев, размахивающий антеннами, немного брюзгливый с лица кузнечик.
- Нас бы, что ли, сфотографировала разок, - обижался Порочестер, - а то всё каких-то букашек да таракашек. Ну ладно меня, урода, не хочешь, так хоть Андрюху - вон он какой весь из себя красавец, хоть мужскую туалетную воду рекламируй!.. Но Лена только смеялась да отмахивалась, да продолжала упоённо ползать в траве с новой игрушкой в руках. И то понятно - на нас обоих она уже насмотрелась выше крыши во всех возможных ракурсах. А вот удивительный мир крохотной живой природы был ей до сих пор в новинку. Наверное, пришло время рассказать, в чём же заключался изобретённый мной проект. Все очень просто. Проектом должна была стать сама наша коммуна - компания начинающих дауншифтеров. Это явление в наше время очень модное. (Говорят, даже некоторые олигархи бросают всё и уезжают на природу - с семьями, а то и целыми колониями). Но редкое. (Лично я, кроме нас четверых, с такими смельчаками не знаком). Модно и редко - как раз то, что нужно, чтобы выдать наше начинание за смелый художественный проект. Мы были, так сказать, сами себе перфомансом. Но на самом-то деле мы ведь были никаким не проектом, не перфомансом, даже не популярным социальным начинанием. Мы просто жили. Жили, как умели. И вот тут-то и вступала в силу хитрая начинка моего плана. Зачастую люди склонны принимать перфоманс, мишуру за настоящую жизнь. Выдавать, так сказать, позолоту за золото. А мы собирались, наоборот, - показать таким же, как мы, заблудившимся одиночкам возможный путь, вариант развития жизни, выдав его за модный перфоманс! Этим парадоксом я особенно гордился. Больше того. В наше время перфоманс часто выдают за изобразительное искусство, что особо бесит художников Аллочкиного типа. А мы собирались сделать наоборот! Пусть все думают, что Алла пишет наши виды, интерьеры и портреты в рамках остросоциального проекта "Коммуна". А на самом деле она свободно творила, писала то, чем была увлечена, чем дышала, что любила - то есть нас, нашу жизнь и окружающую среду. Именно поэтому я пока не торопился посвящать её в проект. Не хотел прежде времени ограничивать её свободу. Хотя рано или поздно, понимал я, придётся это сделать. Просто для того, чтобы Алла знала - то, что она ищет, о чём мечтает, способно воплотиться в реальности. А пока Алла и без всяких там проектов трудилась, не покладая рук. Одной из лучших, на мой взгляд, её работ этой серии стал великолепный портрет Елены. Не знаю, как и когда они это сделали, - девчонки работали, в основном, когда я бывал в дороге, возил Порочестера туда-сюда, видно, не хотели, чтоб им кто-то мешал, так что, возвращаясь, я видел уже сильно продвинутый вперёд… - сперва эскиз, потом рисунок, подмалёвок, ну и так далее, пока, наконец, мне не соизволили показать законченную вещь. Увидев её, я обомлел. Наверное, более верного и тонкого образа Елены создать было и невозможно, и я только поражался, как Алла - женщина, а, значит, немного змея! - смогла с такой любовью, даже, лучше сказать, любованием написать свою натуру. Елена в белом сарафане, с редчайшей солнечной улыбкой сидела у клубничной грядки, и в золотистых волосах её играло солнце, и солнечным светом было пронизано всё вокруг, и вся она была - Солнышко. (Боюсь, правда, что Алла слегка нарушила свои принципы и воспользовалась (Елениным же) фотоаппаратом, - ибо сильно сомневаюсь, что моя Ленка способна просидеть в такой естественной позе долго. Но пусть это навсегда останется их маленькой тайной.) Потом была серия карандашных набросков с меня и - наконец! - долгожданный портрет Порочестера. Но вот с этим-то портретом и произошла неприятная история, чуть не поставившая всю хрупкую постройку нашего существования под угрозу. А так хорошо всё начиналось!.. Портрет писался в избыточно-роскошных декорациях второго этажа - природа, конечно, природой, но и Порочестер без привычного интерьера - не Порочестер. Позировал он очень хорошо, смирно, ибо всегда был склонен к длительным и глубоким раздумьям. Восседал в антикварном кресле семнадцатого века, левую руку возложив на плавный подлокотник, правой томно облокачиваясь на стоявшую рядом тумбу красного дерева, на которую Алла для вящей убедительности поставила ещё и позолоченные каминные часы с завитушками и бронзовым амурчиком на верхушке. Обычно в конце сеанса Алла, сняв холст с этюдника, скромно ставила его лицом к стене рядом со своей небрежно брошенной сумкой, чем как бы обозначала - это тоже её личное имущество; и деликатный Порочестер, не смея нарушить границы частного пространства, раз от разу вынужден был стойко обарывать своё любопытство. Но как-то раз случилось непредвиденное - Лена для какой-то минутной надобности кликнула Аллу снизу, и та, всегда готовая помочь, убежала, не успев принять привычных контрмер. Тут-то Порочестер, оставленный один на один со своим полузаконченным изображением, и не утерпел, и встал с насиженного кресла, чтобы подкрасться к этюднику и, слегка робея, заглянуть, скажем так, по ту сторону Правды. Увиденное так потрясло его, что он так и остался стоять у холста, как вкопанный, и не смог оторваться, даже когда снизу послышались торопливые Аллины шаги.
- Погоди-погоди! - воскликнула она, увидев, что её натура коварным образом сменила местоположение, - там смотреть пока нечего! Работа не закончена! Я ещё тут кое-что подправлю, интерьер надо как следует прописать и… Но Порочестер, бледный и ссутулившийся, всё стоял неподвижно, продолжая с укоризной глядеть на неё глазами больного тойтерьера.
- Аллочка, - наконец, выговорил он, когда нашёл в себе силы говорить, - разве ж это я?.. Ты что же - меня ТАК видишь?.. Художница непонимающе посмотрела на него:
