Упомянув покойную графиню, старуха выпустила из рук посох, отложила в сторону хворост и набожно перекрестилась.
— Почему это вы жалеете молодую графиню? — встревожился Бруно. — Разве ей что-нибудь угрожает?
— Теперь наступает ее очередь. Так-то. Раньше графиня не смела к ней подступиться, и девочка была в безопасности. Но недавно ей исполнилось шестнадцать лет, и графиня скоро примется за нее.
— Знаете что, милая, — строго сказал асессор, — вы ведь выдвигаете тяжелое обвинение против графини. Чем вы можете подтвердить свои слова?
— Я вовсе не делаю из этого тайны, да и любой здесь подтвердит. Это чистая правда, молодой господин. Начнем со старого Вита: после того как он ушел из замка, он поселился внизу в деревне и принялся рыбачить, чтобы заработать хоть несколько грошей. Там, внизу, ему как будто стало лучше. Но она и там не давала ему покоя. Ей мешало, что он еще жив. Ей хотелось совсем доконать его. И вот однажды, должно быть ночью, она высосала из него последнюю кровь. Когда он в воскресенье выехал на лодке в море и там поднялась буря, у него не хватило сил выгрести, и он не вернулся…
— В воскресенье?
— Да, это случилось в воскресенье. В воскресенье умерла и графиня Анна. Должно быть, в этот день могущество ее набирает полную силу.
Бруно неприятно поразили слова деревенской нищей — сегодня тоже было воскресенье, и он вдруг испугался за Лили.
— Но кто-то же раскрыл тайну замка? — спросил он.
— А никто. Все само по себе раскрылось. Довольно долго никто ничего не замечал, а потом сразу и заметили. И все стало ясно как Божий день. Да что говорить, стоит только взглянуть ей в лицо, и сразу все видать. Первым, значит, был слуга Вит. Тогда же прошел слух, что графиня Анна захворала, а гостья осталась ходить за ней. Гостья — это нынешняя госпожа. Покойная госпожа никогда не болела, мой пригожий молодой господин, всегда была здорова, к счастью для нас, бедняков. И вдруг начала бледнеть, хиреть прямо-таки на глазах. А когда она умерла, то казалось, что в ней не осталось ни кровинки — я ведь видела ее в часовне… Ах, Боже мой!
При одном воспоминании об этом слезы потекли из выцветших глаз старухи.
— Ах, как страшно она выглядела! Совсем желтая, вся высохшая — кожа да кости. Ни капельки крови не осталось в ее теле. Она была второй. Настала очередь и третьего. Покойный граф был третьим. Ей удалось обворожить его, и он допустил ее к себе и сделал графиней. Из деревни ни один не пошел к ним на свадьбу. Все плакали и горевали еще по графине Анне. И что же случилось потом? Граф был высокий, крепкий, бодрый мужчина. Самая горячая лошадь становилась в его руках кроткой, послушной овечкой… любого кабана он мог одолеть один на один. И не он ли захворал в прошлом году? Не из него ли была высосана вся кровь, отчего он и умер? Я была в часовне — один только раз после смерти графини была я наверху — и видела усопшего графа. Весь высохший, совсем желтый, как воск. У него тоже не осталось ни капельки крови во всем теле.
Бруно видел графа на смертном одре, чего вовсе не хотела графиня, так что дело дошло даже до крупной ссоры, и вспомнил теперь, что тут-то старуха была права.
— Вот так, мой пригожий молодой господин, — сказала нищая и, собрав хворост, с помощью посоха поднялась на ноги. — Кто знает, долго ли она еще будет бесчинствовать там наверху? Да и управляющий одного с ней поля ягода, тоже, видать, дьявольское отродье. Люди сказывают, они друг с другом на «ты». Служанка как-то слышала. Посмотрим, скоро ли она примется за следующего, и не будет ли это наша юная госпожа?.. Ну, счастливого тебе пути, мой пригожий молодой господин.
И она заковыляла вниз по дороге в деревню, бормоча что-то себе под нос, но что именно — Бруно разобрать не мог.
«Весь высохший. Совсем желтый, как воск. Ни кровинки не осталось в теле…» — мысленно все еще повторял он, невольно вспоминая странный рассказ деревенской нищей.
— Счастливого пути! — повторила нищая, обернувшись.
Он кивнул ей на прощание и поднялся. Его тянуло в лес, к трем дубам, — там встретит он Лили. Словно на крыльях радости стремился он на свидание со своей милой. Забыты были все тревоги и опасения. Исчезли мрачные, тревожные предчувствия, внезапно овладевшие им под впечатлением рассказа старухи-нищенки. Перед мысленным взором его возник образ любимой девушки, которую после долгой разлуки он надеялся сейчас увидеть.
III. ЛИЛИ И БРУНО ФОН ВИЛЬДЕНФЕЛЬС
В седьмом часу вечера Лили вместе с молочной сестрой своей Марией Рихтер отправилась в парк.
Обе молодые девушки были одних лет, одного роста, одинакового сложения, обе белокурые, с длинными пышными локонами. Обе носили одинаковые костюмы, очень им идущие, так что издали девушек легко можно было спутать.
В тот день и час, когда родилась Лили, внизу в деревне некая вдова Рихтер тоже разрешилась девочкой. Узнав об этом, графиня Анна тотчас же распорядилась, чтобы мать и новорожденная получили надлежащий уход и содержание. Тем не менее силы бедной вдовы были подорваны, и она умерла. Графиня взяла маленькую сиротку Марию к себе в замок и полностью заменила ей мать, любила и берегла ее не меньше родной дочери. Обе девочки вскормлены были одной кормилицей, росли и воспитывались на равных правах, как две родные сестры, и горячо любили друг друга.
После смерти графини Мария Рихтер по-прежнему осталась жить в замке, так как мачеха Лили ничего не имела против.
Однако отношение к ней со стороны хозяйки замка было теперь уже далеко не то, что прежде. И Мария неоднократно выражала желание оставить замок и подыскать себе место гувернантки, так как стараниями приемной матери она наравне с Лили получила прекрасное образование. Но Лили и слышать об этом не хотела. Молодая графиня решительно заявила, что ни за что не расстанется с милой Марией, своей верной подругой и дорогой сестрой.
Девушки очень походили друг на друга фигурами, но лица и характеры их совершенно различались. В то время как пухлые румяные щечки Лили дышали свежестью и здоровьем, лицо Марии было прозрачно-бледное, с тонкими нежными чертами. В то время как Лили была характера живого, веселого, порой даже шаловливого, Мария оставалась серьезной, задумчивой и очень часто отвечала на звонкий смех подруги лишь скупой улыбкой.
Обе девушки рука об руку шли по тенистым аллеям парка в сторону густого, дикого леса, туда, где на удаленном пригорке росли три высоких развесистых дуба — укромное живописное местечко, которое так любила покойная графиня.
— Хорошо, что ты со мной, — говорила Лили своей спутнице. — Для меня это так важно. Может быть, я дурно поступаю, идя на свидание с Бруно, но он только что вернулся из путешествия и хочет передать мне какое-то важное известие. Может быть, что-нибудь о моих родных. Ты ведь помнишь, мама, сама не знаю почему, не ладила с моими родственниками. Я хотела сказать, с родственниками моей милой покойной мамочки. Да и меня старалась отдалить от них.
— Это и я хорошо видела, — ответила Мария.
— Но я хочу просить Бруно помириться с маман. Таинственность нашего прошлого и сегодня поражает меня.
— Право, не знаю, Лили, надо ли говорить тебе об этом. Несколько раз я уже собиралась предостеречь тебя, да все не решалась, боялась, что ты назовешь это вздором… — тихо и тревожно обратилась Мария к подруге, которую любила как родную сестру. — Я боюсь графини, есть в ней что-то жуткое, пугающее…
— Мне кажется, ты просто не понимаешь маман, — ответила Лили.
— Вчера я случайно заметила, как она смотрела на тебя, думая, что ее никто не видит, — и я испугалась выражения ее бледного лица, поверишь ли? Кровь застыла в моих жилах. Мне стало страшно за тебя, дорогая моя Лили.
— Ну, полно тебе сентиментальничать, милая Мари, — засмеялась Лили, перебивая верную подругу. — Сама посуди, кто же может всегда, каждую минуту контролировать выражение своего лица? Действительно, в лице маман временами проглядывает что-то жесткое, холодное, и глаза ее, в самом деле, бывают иногда злыми. Но, в сущности, она очень добра ко мне, да и к нам обеим, милая Мари. И с нашей стороны было бы просто неблагодарно не ценить этого, тем более что обычно она ласкова и приветлива.
— Именно в те минуты, когда она ласкова, она и пугает меня более всего. Прости, дорогая Лили, но я не могу не сказать тебе об этом, не могу не открыть тебе своего сердца. Раньше я принимала ее скрытую неприязнь только на свой счет, думала, что я ей противна. Поэтому и стремилась оставить замок, как бы ни тяжело мне было расстаться с тобой. Теперь же я смотрю на все это иначе.
