Бируни лишь покачал головой. «Ох, дорогой ты мой брат! Если б можно было получить разрешение на твое возвращенье! Ты и не ведаешь, что находишься в плену, — пусть и в убежище звездочета. Его тоже сделали для тебя темницей… Да поможет тебе аллах вырваться из этой ловушки!»
Вечером, когда зажгли свечи, Бируни, прежде чем приступить к наблюдению за звездами, полувсерьез приступил к составлению гороскопа. Что-то там готовит в дальнейшем судьба Ибн Сине? По правилам звездочетов он еще днем определил состояние солнца в полдень, ну, а ночью составил таблицу светил, дабы выяснить затем углы противостояния надлежащих звезд. Повеселел: выходило так, что как раз в ближайшие дни для Ибн Сины начнутся счастливые времена, звезда его стояла высоко… Ну что ж, будем верить!
И Бируни, смеявшийся над предсказателями-звездо-четами, стал с великой радостью пересказывать Ибн Сине то, что предвещали звезды. Увлекательный этот рассказ прервал черный, будто негр, сарбаз в зеленой чалме, к которой было прикреплено малюсенькое копье — значок гонца особой важности… Да, да, это был рябой мушриф, который не столь давно привез в Газну ложного Ибн Сину, изрубив в капусту сарбазов Хатли-бегим: теперь он, как видно, перешел на ее сторону.
Бируни, увидев знакомца мушрифа, растерялся, но взял себя в руки:
— Вот он, вестник начала добрых предзнаменований звезд, дорогой Абу Али!
Ибн Сина с постоянной своей задумчиво-мягкой улыбкой на лице двинулся к выходу.
2
Шахвани, когда впервые услышал о появлении настоящего Ибн Сины, не очень-то испугался: сильно был тогда хмелен. Но, протрезвев, впал, ежели правду сказать, в уныние.
Шахвани был человеком рисковым: знал, что риск таит опасность, но, когда приступал к «лечению» султана, сильнее всего верил в свою удачу, надеялся, что она перевесит все опасности и на этот раз. А еще он надеялся на много раз проверенную силу воздействия опиумных шариков. Боли снимают. Настроение больного улучшается. Вот и султан благодаря шарикам поднялся с постели, да так скоро, что и сам Шахвани несколько удивился.
Что явилось причиной столь быстрого выздоровления султана? Не одни ведь шарики загустелого макового сока. Скорее — те лекарства, которые он в дополнение к опиуму давал султану, сверяясь с предписаниями «Канона» истинного Ибн Сины, хотя Шахвани, конечно, не установил, чем же болен султан Махмуд. Ну, а может быть, все дело в волшебном имени — Ибн Сина?.. А, в конце концов, не стоит ломать над всем этим голову, надо верить в свою звезду, в свою удачу!
Так-то оно так, и не ему, «Ибн Сине»-Шахвани, впадать в уныния и сомнения, да вот беда — в самые последние дни, когда распространился по городу слух о прибытии в Газну настоящего Ибн Сины, что-то произошло и с султаном, хотя вряд ли о прибытии ему известно. Состояние здоровья повелителя несколько ухудшилось.
Отчего бы это? Привык организм к опиуму? Привыкли султан и придворные к нему, «Ибн Сине», уже не испытывают благоговения? К тому же еще этот толстозадый бабник Абул Хасанак, в последние дни ставший суетливо-беспокойным, сегодня притащил во дворец известие, пожалуй, неприятней всех иных неприятностей: будто бы сестра султана, им до сих пор ценимая, вызвала к себе старого дьявола Али Гариба, что прятался до того в крепости Кухандиз, вызвала и будто сказала ему: «Ты сам нашел этого пройдоху лекаря, все запутал, — теперь сам и распутывай весь клубок!» И вот теперь Али Гариб, получив поддержку Хатли-бегим, вовсю использует недовольных эмиров, отстраняет повсюду сторонников Абул Хасанака. Даже у ворот дворца на страже ныне стоят люди главного визиря и султановой сестры. И при такой обстановке Хатли-бегим, говорят, хочет сегодня вечером представить султану истинного Ибн Сину, прибывшего из Исфахана.
Абул Хасанак рассказывал, и панический страх метался в его глазах. Первой мыслью, пришедшей на ум Шахвани, была мысль о побеге — немедленном и стремительном. Но тут был такой риск, такая опасность, которые — как он сразу почувствовал внутренним чутьем — могут его запросто и по-глупому погубить. От первой какой-нибудь стрелы при погоне. И он «проглотил» мысль о побеге, что мелькнула было в голове.
— Вы узнавали, почтенный, каково состояние духа покровителя правоверных? — спросил Шахвани, пытаясь подавить в себе темный страх.
— Покровитель правоверных еще спит. Лекарства, которые вы дали ему ночью…
— Сон — признак здоровья, — перебил он визиря. — Когда хочет заявиться сюда… эта… коварная Хатли-бегим?
— Все нечистые дела свершаются ночью.
— Одна или с… исфаханским проходимцем, который выдает себя за Ибн Сину?
«Посмотрите-ка вы на него! Тот Ибн Сина — проходимец! А он, стало быть, настоящий! Ну и дьявол!»
Абул Хасанак не без злорадства сообщил:
— Будет и прибывший из Исфахана. И придет не один, рядом будет свидетель!
— Свидетель?
— Да, ученый-нечестивец Абу Райхан Бируни. Этот человек уверяет, что он-то и знает в лицо настоящего Ибн Сину.
— «Настоящего Ибн Сину!» — передразнил Шахвани, и в глазах его вспыхнули злые огоньки. — Мне кажется, господин визирь тоже поверил, что этот проходимец, ставленник Хатли-бегим, и есть Ибн Сина?
— Да нет, я…
Будто рубанув саблей, Шахвани махнул рукой вверх-вниз, вновь прервал Абул Хасанака:
— Вина и еды, господин визирь! — И добавил мигом позже, когда Абул Хасанак дошел до дверей: —Да, пока не забыл, хочу предупредить: повелитель мира будет спать до самого захода солнца. Только проснется — сразу же дайте ему вот это лекарство, — и протянул испытанный шарик, завернутый в шелковую тряпицу.
— Будет исполнено, но… повелитель правоверных, как только просыпается, сразу спрашивает вас.
— Придумайте какую-нибудь отговорку. Я буду у него после вечерней молитвы. А до того… велите-ка найти самые выдержанные, самые лучшие в Газне вина. Коли надо будет, пошлите человека… к Маликулу шарабу! Самые выдержанные, самые лучшие! Понятно? Запомните, господин визирь: от этого зависит наша с вами судьба. Надо, чтоб повелитель был в добром состоянии духа. Вовремя дайте лекарство и тут же — чашу хорошего пряного вина! Об остальном я позабочусь сам! И да поможет нам аллах!.. Да, подождите-ка, еще одно слово. В случае нашей удачи и… ну, когда покровитель правоверных прогонит… плута, который выдает себя за меня, необходимо будет тотчас… убрать проходимца.
Наедине с самим собой Шахвани, однако, подрастерял уверенность, которой только что хотел заразить сообщника.
Ну как, в самом деле, преодолеть ему надвигающуюся напасть? Ничего не придумывается, сколько ни мерь шагами эту комнату, устеленную богатыми коврами.
Какие меры принять, ежели достопочтенная стерва Хатли-бегим, любимая сестра, не уступавшая брату-сул-тану во властолюбии и коварстве, приведет господина Ибн Сину — настоящего! — к повелителю? Ответа не находилось.
Облегчение душе принесли доброе вино да горячий шашлык. Отдал им щедрую дань, снова зашагал по богато убранной комнате и вдруг остановился как вкопанный. Блеснула интересная, да что там — диковинная мысль!
Шахвани торопливо потянулся за следующим кувшином вина. Опрокинул еще несколько чаш одну за другой. Прилег на одеяла.
Хотелось отточить, до мелочей продумать мысль, молнией блеснувшую в голове. Но еще хотелось и подремать, потому как переживания и тревоги последних дней совсем изнурили великого врачевателя.
Пробудил Шахвани толчок в бок. По оплывшим свечам, расставленным в нишах, Шахвани догадался, что была ночь.
— Вставайте, господин лекарь, покровитель правоверных спрашивает вас!
— Как настроение у благодетеля?
— Настроение у солнца нашего мира хорошее, но… сейчас эта ведьма Хатли-бегим приведет того плута…
Шахвани невольно вздрогнул, но тотчас припомнил спасительно-диковинную мысль, посетившую его недавно, и, усмехнувшись ей уголками губ, встал с постели.
До опочивальни султана дошли быстро.
Махмуд лежал весь в подушках, упрямо глядя на дверь, которая вела в находившуюся рядом со спальней «комнату наслаждений». Перед султаном стоял шестигранный столик, как обычно, полный яств и напитков, — среди последних особо выделялось розовое вино в хрустальных индийских графинах. Султан не любил яркого света: в опочивальне царил некий двусмысленный полумрак. Казалось, что ожидается некое интимное пиршество — вот-вот появятся музыканты и кудесницы гарема.
Шахвани поклонился повелителю чуть ли не до самого пола. Хотел было остаться у порога, но султан повернул голову к вошедшему, благосклонно указал взглядом на место рядом с ложем. Шахвани украдкой глянул на повелителя, облегченно вздохнул: вино с опиумом оказало то самое действие, которого он и хотел добиться. На тонких губах султана играла хмельная улыбка, в глазах, полукругом снизу охваченных синими набрякшими мешками-отеками, вспыхивало нечто озорное. Нет, недаром, недаром вперялся он в дверь, ведущую в мир услад и утех.
