Старик сразу как-то обмяк, мне даже показалось, что в его потускневших глазах блеснули слезы. Как сложна человеческая натура. Перед пулей он не дрогнул… А услышав доброе слово, сразу ослабел!
* * *
Вчера мы встретили представителя главнокомандующего, генерала Горина. А сегодня, проработав целый день, составили план эвакуации. Обстановка оказалась намного сложнее, чем мы предполагали. Одна из самых трудных задач состояла в том, как отвести наши войска к Асхабаду. Ведь эти части были опорой всего фронта. Их внезапный отход мог привести к катастрофе. Разумеется, большевики, узнав об отходе наших сил, тут же перейдут в наступление. Отряды Закаспийского правительства и всадники Ораз-сердара не смогут устоять и немедленно будут разгромлены. Одновременно начнутся диверсии на железной дороге, а местные большевики усилят свою деятельность. В результате создастся поистине безвыходное положение. И друзья наши впадут в панику, и наш отход будет затруднен. Как быть?
После длительного обсуждения мы пришли к следующему: необходимо разослать побольше лазутчиков по обе стороны фронта и распространять среди населения слухи о том, что наши войска отходят в сторону песков умышленно, чтобы затем перейти Амударью под Чарджуем и ударить неприятелю в тыл. Тем временем части, дислоцированные в районе Мерва, постепенно оттянуть к Асхабаду и тайно перевезти в Персию ценные грузы, больных и раненых. А военного министра Закаспийского правительства Крутеню назначить полномочным представителем и послать в Баку — требовать у Деникина срочной военной и финансовой помощи.
По нескольку раз переписывая и перечеркивая оперативный план, мы наконец уточнили его и отправили командованию, с просьбой дать нам время хотя бы до конца марта, чтобы осуществить намеченные меры. Ответ пришел быстро: наш план принимался, предлагалось всю эвакуацию закончить самое позднее к началу апреля. Мы немедленно принялись за дело. В нашем распоряжении оставалось не больше месяца, а работы было очень много. В рассылке верных людей для распространения слухов о том, что мы готовимся ударить большевикам в тыл, большую помощь нам могла оказать Бухара. Поэтому мы от имени Маллесона направили специальное послание эмиру и командировали в Бухару одного из наиболее опытных офицеров.
Не менее трудной задачей было — сообщить о подлинном положении дел членам Закаспийского правительства. Над этим пришлось призадуматься. Было ясно, что неожиданное известие потрясет наших друзей. Что, если все они вдруг решат уйти в отставку? Найдется ли в таких условиях хоть один безумец, который согласится занять министерское кресло? Пока что мы решили поставить в известность обо всем одного только Дружкина. Это был наш человек, все, что нужно было провести от имени правительства, можно было осуществить с его помощью. Мы решили, однако, предупредить Закаспийское правительство, что дополнительной военной помощи от нас не будет и что если в Индии положение осложнится, то и войска, находящиеся в Закаспии, возможно, будут нами отведены. Это была только частица правды. Передать эту частицу членам правительства генерал поручил мне.
На этот раз в совещании приняли участие всего четыре человека. Ораз-сердар уехал в Мерв, полковник Хаджимурад до сих пор был болен.
Для начала я напомнил о приезде генерала Мильна, о том, что наша миссия поставила перед ним вопрос об усилении военной и финансовой помощи Закаспию. Затем, сгущая факты, сообщил о том, что в Афганистане и в Индии обстановка все более осложняется, что влияние большевиков начало распространяться и там. А в заключение осторожно намекнул, что сейчас на дополнительную присылку войск рассчитывать трудно, наоборот, возможно даже, что и имеющиеся силы придется отвести назад.
В кабинете наступила тишина. Это было затишье перед бурей. По лицам присутствующих было видно, что они потрясены. Продолжительное молчание нарушил наконец Зимин. Укоризненно глядя на меня, он спросил:
— Значит, вполне возможно, что мы останемся один?
— Да… Если положение в Индии осложнится, то войска, возможно, будут переброшены туда.
— А обещания? Договоры, скрепленные печатями? Что будет с ними?
— С ними? Они останутся в силе. Мы говорим о чрезвычайных обстоятельствах. Может быть, такие обстоятельства и не возникнут. Может быть, удастся быстро потушить начинающийся пожар и вернуться.
— Вернуться? — На этот раз Зимин рассмеялся. — Как говорят на Востоке: «Пока из Мекки придет лекарство, укушенный змеей умрет…»
— Постарайтесь не умереть! — Я тоже неохотно улыбнулся. — Надо искать лекарство поблизости. Надо собственными руками утирать слезы!
Зимин опустил голову. Я внимательно наблюдал за ним. Он походил на человека, которому надоело жить, который живет по принципу «будь что будет». Когда я видел его в прошлый раз, у него дрожали только руки. А теперь часто дергались и морщинистые щеки. Видно, он совсем ослабел.
Поднялся Дружкин и повторил слова, которые мы заранее вдолбили ему в башку. Он предложил срочно направить представителя в ставку Деникина — просить военной и финансовой помощи. Военный министр Крутеня поддержал Дружкина.
Свое дело я выполнил. Одна створка двери была открыта. Если даже вся дверь будет теперь распахнута настежь, большого удивления это не вызовет. Поэтому я не стал дожидаться конца совещания и, сославшись па неотложные дела, вышел.
* * *
Безрадостные, полные волнений и тревог дни шли своей чередой. Время было заполнено до отказа. Беспокойство, видимо, передалось и нашим друзьям. Под тем или другим предлогом они чаще, чем обычно, начали намекать нам, что, если мы выведем из Закаспия свои войска, большевики лавиной устремятся на Асхабад. Мы решили не скрывать дальше истинное положение дел от Закаспийского правительства. До конца марта оставалось меньше двух недель, намеченные меры уже невозможно было проводить скрытно. Пришла пора сбросить маску хотя бы перед официальными нашими друзьями. Это тягостное дело генерал снова хотел поручить мне. Но я отговорил его.
И вот вчера, в восемь часов вечера, Маллесон собрал всех членов Закаспийского правительства у себя в кабинете. Вызвал он и меня. Генерал начал речь издалека: напомнил, с какой целью прибыла британская военная миссия в Закаспий, что именно она сделала, чтобы помочь силам, борющимся против большевизма; сказал, что британские офицеры на полях сражений нашли много верных друзей. Затем, как бы доверительно, сообщил о том, что большевистский пожар перекинулся на Восток, что особенно осложняется положение в Индии, что в Пенджабе идут кровопролитные столкновения с повстанцами. После того как генерал битый час ходил таким образом вокруг да около, он наконец подошел к основной своей цели: сообщил, что из Лондона неожиданно получен приказ и британские войска самое позднее через две недели должны будут покинуть Закаспий.
Как ни старался генерал сохранить спокойствие, но постепенно нараставшее в нем волнение все же прорвалось наружу: он весь покраснел, не только его упрямый подбородок, всего его охватила дрожь. Он вытер влажный лоб и, не глядя на присутствующих, продолжал:
— Разумеется, это известие для нас самих явилось полной неожиданностью. Не буду говорить о телеграммах и письмах, которые я посылал в Лондон. Ничего не скрывая, освещая события так, как они совершались на самом деле, я сообщал в Лондон, что положение в Туркестане тяжелое, что в Закаспии нет достаточных сил, способных противостоять врагу, что, если мы уйдем, обстановка во всем Туркестане резко изменится в пользу большевиков. Но, как говорится, у каждого свои заботы, а забот у Лондона слишком много. И вот приказ — в двухнедельный срок оставить Закаспий. Вы сами понимаете, у военных два бога: один — наш небесный творец, другой — приказание начальства!
Генерал слегка перевел дыхание и быстро обвел взглядом слушателей, как бы давая понять, что он закончил:
— Вот что я хотел вам сообщить.
Я внимательно следил за участниками совещания. Казалось, они заранее знали, что сегодняшняя встреча — не к добру. Чайники с горячим чаем стояли нетронутыми. Ни один из присутствующих даже не протянул к ним руки. Лица у всех были печальны, головы опущены. Один только полковник Хаджимурад сидел выпрямившись, высоко держа голову и скрестив руки на груди, словно позировал художнику. Он заговорил первым:
— Сказано: «Тот, кто бежит, — спасется, кто останется на месте, — попадет в плен». Если вы уйдете, что будем делать мы, господин генерал?
За генерала ответил Ораз-сердар:
— Ты тоже беги… Дорога свободна!
Хаджимурад так же резко ответил Ораз-сердару:
— Если мы побежим, тебе тоже несдобровать. Не кичись! Легче всего хвастаться и бросаться громкими словами!
— Это кто же хвастается? — Ораз-сердар готов был лопнуть от злости. — Вот останемся одни… Тогда увидим, кто хвастун!
