Однажды он встретил Ухуру, где-то в начале февраля. Она смерила его привычным хмурым взглядом, остановилась на глазах и несколько секунд молчала.
- Хреново выглядишь, - зачем-то сказала она и снова попыталась уколоть: - Здесь теперь слишком скучно для тебя?
Кирк вместо ответа криво улыбнулся, покачал головой и, хмыкнув, бросил:
- Придется мне тебя процитировать. Ты не понимаешь, Нийота.
Ухура вздрогнула от обращения по имени. Неудивительно, что он знал ее имя, но обращение прозвучало как-то… уязвимо что ли. Словно Кирк только что подставил ей для удара грудь. Ответа она не нашла, а Кирк, отвесив шутовской поклон, ушел по своим делам. Странный он.
Джим проводил ее взглядом до корпуса ксенолингвистов, долго смотрел, как она беседует у входа с очень знакомой прямой фигурой, явно завтракающей штырями, и как они вместе заходят внутрь. Что-то внутри безжалостно честно сказало:
Она его идеал - умна, красива и не позволит себе ничего лишнего; если потребуется, оставит все в рамках научных работ. Он и раньше ей нравился, просто Джим пришел и все разрушил, как обычно… Это и правда была ее жизнь и ее место.
Джиму казалось, не осталось ничего, что бы его радовало. Только космос, гребаный космос по-прежнему звал его, не обещая тепла и понимания, но и не заставляя чувствовать себя грязным уличным щенком.
Спока он почти не видел, но Спок был везде. В голове звучали его фразы, в постели мерещился его запах, в учебниках мелькали процитированные им фрагменты. Джим ненавидел его и не мог перестать думать об этом. Сволочь, какая же холодная бессердечная сволочь. Лицемер.
К вящему удивлению Пайка и Боунса, привычного Джима им вдруг вернули экзамены. Точнее, один экзамен.
В конце марта, после прекратившихся ветров, кадеты выпускного курса начали по очереди проходить тест Кобаяши Мару.
Вполне ожидаемо для всех посвященных блестящий Джеймс Кирк тест завалил. Повел себя не хуже прочих - попытался спасти гибнущий корабль. Что было неожиданностью, так это блеск в его глазах после проигрыша. Обычно кадетам требовалось время прийти в себя и осознать свой урок, но Джим словно бы загорелся. Второй неожиданностью (для всех, кроме, пожалуй, Криса и Леонарда) стал запрос на повторное прохождение теста.
Запрос удовлетворили. С вполне ожидаемым результатом.
Он должен был выглядеть побитой собакой, выходя из помещения симулятора, но не выглядел. Кирк оглядел присутствующих прищуренным задумчивым взглядом, хитро улыбнулся и ушел.
- Джим, - начал Кристофер, пригласив его в бар тем вечером, - я понимаю, почему ты хочешь пройти тест. Но это Джорджа не вернет, и даже не докажет, что был другой путь.
Разумеется, он не мог сказать, что тест непроходим. Кирк тогда смерил его удивленным взглядом, а потом усмехнулся, совсем как раньше.
- Это не из-за папы. Копаться в прошлом - это как-то не для меня.
- Тогда зачем тебе это? - прямо спросил Пайк.
Джим снова удивленно на него посмотрел.
- Вы что, правда не понимаете? Выход есть всегда, его нужно только найти. Возможно, и папин метод сработает.
Он помолчал, допил виски, и его взгляд потемнел:
- Я не хочу больше проигрывать, мне хватит одного раза.
Только когда он ушел, Крис сообразил, что Джим имел в виду свою летнюю привязанность и… Это что, все еще были ее последствия? Господь милосердный! Это было совсем не похоже на того легкомысленного повесу, которого знал Пайк.
Жаль, безумно жаль, что первые столь серьезные чувства Джима встретили холодную стену. Он мог бы здорово повзрослеть. С другой стороны, он и сейчас кажется старше. Может, так даже лучше.
Джим стал задумчивее, но упрямства у него не убавилось.
Два раза. Два гребаных раза Кирк вытягивал себе мозги, кишки и совесть, пытаясь решить сначала этическую дилемму, а потом уже просто изворачиваясь в расчетах, чтобы подсчитать угол поворота для маневра уклонения, силу критического варп-скачка, градус выстрела… Да что угодно, крохотную погрешность, которая и будет решением. На третий раз он повторил путь отца: эвакуировал команду и постарался дать время гибнущему Кобаяши Мару, отвлекая боевых птиц, стараясь их подбить и, в итоге, сбив двух ювелирно рассчитанным тараном. Хотя в реальности оставшиеся две птицы скорее всего бы свалили от сумасшедшего камикадзе, эти, запрограммированные, все-таки сделали свое грязное дело. Наблюдающая комиссия почему-то признала выход неординарным и даже “очень точно рассчитанным”, но это тоже было не то.
Неожиданно для себя Джим понял, что вместо ситуации со Споком вертит в уме все новые и новые способы пройти тест, большая часть из которых, вероятнее всего, заранее обречена на провал. Что-то было в этом тесте. Что-то страшное и неотвратимое, что-то важное и нужное.
Не менее неожиданно для себя он впервые за год позвонил маме по подпространственной связи. Мама выглядела усталой, но счастливой, и ему вдруг очень захотелось прижаться к ней, впитать стерильный запах корабля, смешанный с ее собственным запахом, и рассказать, как ему плохо. Но вместо этого он рассказал о тесте.
- Милый, - вздохнула Вайнона сочувственно, - милый, папу этим не вернешь. И даже не докажешь, что он мог выжить.
И мама туда же, раздраженно подумал он. Почему им всем кажется, что он зациклен на папе?
- Это не из-за него, - процедил он. - Это просто… важно.
Вайнона внимательно осмотрела сына совершенно другим взглядом - более профессиональным, более цепким что ли.
- Это всего лишь компьютерная симуляция, Джим. Она приближена к реальности, но не реальность, - довольно строго сообщила она.
Эта фраза задела в нем вовсе не то, что, вероятно, планировала мама.
- А что может измениться в реальности?
Вайнона хмыкнула.
- Клингоны уважают решимость идти на смерть. Как ты и предполагал, они могли бы перестать атаковать.
- Может быть, но не факт. Культ смерти в бою, - отмел он. - Я бы вообще вытянул его оттуда буксирным лучом, но корабль им не оборудован… И знаешь, я бы, наверное, инициировал переговоры.
- По правилам, первыми инициировать переговоры должен был капитан “Кобаяши Мару”, - задумчиво произнесла Вайнона. - Не факт, что это вышло бы, но так полагается.
- Тогда почему в тесте нет опции ведения переговоров?! - отчаянно воскликнул Джим. - Я серьезно, мам! Это же… не знаю, должна быть вторая по важности директива. Ты ведь во Флот идешь не в стрелялки играть, а исследовать и защищать, воевать в последнюю очередь, так нам говорили.
Вайнона отвернулась.
- Иногда они не вступают в переговоры, малыш. Иногда им ничего не нужно, кроме как уничтожить вас.
Джим застонал и уронил голову на руки.
- Мам! Я устал слышать это каждый год! Устал вспоминать, что за мою жизнь папа заплатил своей! - его злой взгляд жег и резал, и Вайноне вдруг стало стыдно.
За то, что никогда не позволяла ему забыть и жить своей жизнью. За то, что отравляла его веселый нрав виной перед отцом. Она делала это, несомненно. Она была плохой матерью, слишком безразличной, слишком далекой.
- Джим, я… - ей пришлось подождать несколько секунд, чтобы проглотить слезы. - Прости меня.
Сын вперил в нее странный взгляд. Это не был тот взгляд, которым он смерил ее после того, как она узнала, что Фрэнк его бил, не злой и обвиняющий. Не тот, с которым он вернулся с Тарсуса-4, пустой и настороженный. Не тот, с которым он уходил из дома, мечтательный и тоскливый.
Это был взгляд, полный грусти и презрения.
- И что я должен делать с твоим “прости”? - спросил он тихо. - Серьезно, я жалею, что позвонил. Что я ожидал услышать, кроме очередного упоминания отца? Почему все думают, что я должен, не знаю, страдать из-за этого? Я хочу только понять, почему никто не может пройти чертов тест и как же, мать его, это сделать.
Он отключил связь, но Вайнона еще долго сидела и смотрела в пустой экран перед собой. Для нее, Сэма, Пайка Джордж был живым человеком, а для Джима только глянцевая картинка в раме, к тому же, слишком идеальная, чтобы походить на живого человека. Разве она рассказывала ему, как Джордж смешно морщился? Каким он был бестолковым поваром, и Сэм предпочитал ходить голодным, нежели рискнуть и съесть отцовскую яичницу. Как он умел ладить с мальчишками, превращая каждую игру в командную работу и строя даже самых отъявленных шалопаев. Как рыбачил вместе с Кристофером и Арчером в командировках, как они все вместе ходили в походы в дни юности.
