Его слезы на своих губах. Его шепот.
– Еще один раз, солнце.
И мгновенно я понял, что случилось что-то плохое.
Беспокойство, охватившее меня ночью, когда он засыпал у меня на плече, переросло в полноценный страх. Я позвонил ему домой. Он не ответил. Позвонил на сотовый, и звонок сразу ушел на автоответчик. Как можно быстрее я оделся и поехал к нему домой.
Когда он открыл мне дверь, его глаза были слегка покрасневшими и печальными.
– Хочешь вина? – сразу отвернувшись, спросил он с фальшивой небрежностью. Словно все было нормально. Словно почва не уходила у меня из-под ног.
– Сейчас и девяти нет.
– Я знаю, который сейчас час, солнце. Могу смешать его с апельсиновым соком, если так тебе станет проще.
– Я пытался дозвониться до тебя, но не смог. – Он молчал, упорно глядя куда-то в сторону. Ростки страха в моей груди превратились в полномасштабную панику. – Что-то не так? – спросил я.
– Нет, – ответил он, но каким-то странным, неестественным, слишком тихим голосом, и за этим «нет» не последовало ничего, только напряженная тишина. Он по-прежнему не смотрел на меня.
– Коул, я не знаю, что происходит, но, черт, ты очень меня пугаешь. Пожалуйста, скажи мне, в чем дело.
Ему потребовалась секунда, чтобы ответить. Одна секунда, глубокий судорожный вдох, а потом:
– Все очень просто, дорогой. Я уезжаю.
И паника, которую я переживал, взорвалась. Сжала грудь, угрожая задушить меня, заставила сердце бешено заколотиться, и мне пришлось ухватиться за спинку дивана, просто чтобы мир перестал кружиться, пока я стоял в состоянии шока и онемело смотрел на него.
– Ты бросаешь меня? – кое-как удалось вымолвить мне.
– Я уезжаю из Финикса.
Дыши.
Я заставил себя дышать. Заставил себя сосчитать до пяти. Заставил себя думать. Он просто уезжает из Финикса, а не бросает меня. Это еще не значит, что между нами все кончено.
– Сколько тебя не будет?
– Пока не знаю, дорогой.
– Куда ты поедешь?
– Сначала в Хэмптонс. Потом, возможно, в Париж.
За долю секунды – за удар сердца – моя паника уступила место чему-то более страшному. Чему-то уродливому.
– К Раулю? Ты едешь к нему?
– Нет, – прошептал он, и в его голосе были слышны слезы.
– Я оказался недостаточно хорош для тебя? – бросил я резко и сразу увидел, какую боль причинил ему мой вопрос. Его плечи задрожали под тяжестью моего негодования.
– Дело не в этом, – прошептал он, и моя сиюминутная злость растаяла, не оставив после себя ничего, кроме боли, непонимания и непоколебимой уверенности в том, что я не могу потерять его.
Я закрыл глаза, с трудом удерживаясь от слез, что обжигали мне веки. Попытался проглотить застрявший в горле ком. Неужели все это происходило на самом деле? Ему было больно так же сильно, как мне, но почему, по какой причине?
– Коул? – сказал я, открывая глаза, и он наконец повернулся ко мне лицом. Оно было мокрым, и по его глазам я понял, что не ошибся. Он вот-вот был готов сорваться. – Коул, – повторил я, уже умоляя, – поговори со мной.
– Я должен уехать, – срывающимся голосом проговорил он.
Я подошел к нему. Взял его лицо в ладони и попытался заглянуть ему в глаза, но он зажмурился, и тогда я начал сцеловавать с его щек слезы.
– Так уезжай, – сказал я. – Но пообещай однажды вернуться. Пожалуйста, скажи, что ничего не кончено.
– Оно должно закончиться, – произнес он.
– Почему?
У него вырвался глубокий судорожный вдох, и когда он открыл глаза, они были полны слез.
– Джонатан. – Он заговорил своим настоящим голосом – негромким, безо всякой ритмичной певучести, какой он обычно пользовался. Нет, его голос не стал ниже. Он по-прежнему немного напоминал женский. И все-таки он стал другим – более мягким, пропитанным страхом. И это слово, мое имя, ранило меня сильнее, чем все слова до сих пор, потому что оно означало, что он говорит серьезно. – Скажи, ты поверишь мне, если я пообещаю ни с кем не встречаться, пока буду в отъезде? Меня может не быть и два месяца, и четыре, и шесть. Ты знаешь, как я жил в прошлом. Если я скажу, что, кроме тебя, у меня не будет других любовников, ты поверишь мне на слово?
Я хотел сказать «да». Я хотел сказать, что не стану в нем сомневаться. Но как? Если он собирался отправиться на полгода на другой конец страны или света. Как мне поверить в то, что все эти ночи он проведет один?
– Ну, а ты? – продолжил он вымученным шепотом. – Пройдет четыре месяца, я вернусь домой, но будешь ли ты ждать меня? Или к тому времени станешь делить постель с другим?
– Не знаю, – признался я, и его слезы побежали быстрее.
– Зато я знаю. – Он оттолкнул мои руки и отвернулся, вытирая глаза. – Либо ты начнешь подозревать меня в неверности, и это разъест наши отношения изнутри, либо устанешь ждать и найдешь себе кого-то другого. В любом случае однажды случится так, что я вернусь домой, и тебя там не будет.
– Ты не можешь знать этого наверняка.
– Могу, Джон. Я по себе знаю, что финал всегда одинаков.
– Ты говорил, что никогда не пытался.
– Я солгал, Джон. И пройти через это еще раз выше моих сил.
Я взял его за руку и повернул к себе.
– Коул, я не хочу, чтобы все заканчивалось. Пожалуйста, не делай этого. Я лю…
– Не говори! – прошептал он, и его пальцы прижались к моим губам. В его глазах была паника. – Пожалуйста, не говори этого, – с мольбой в голосе повторил он. – Не надо.
– Коул…
– Мы не должны были заходить так далеко.
– Коул, я не хочу, чтобы ты уезжал. Я не хочу, чтобы все закончилось. Прошу тебя, не надо. Я не верю, что у нас нет других вариантов.
Его слезы закапали чаще, но он не делал попыток ни вытереть их, ни скрыть от меня.
– Один вариант есть, – произнес он. – Хочешь его услышать?
– Конечно.
– Он тебе не понравится.
– Посмотрим.
Он не верил мне. Я это видел. Однако он все-таки сделал глубокий вдох и сказал:
– Поедем со мной.
– Куда?
Он поколебался секунду, потом сказал:
– Куда угодно.
Мне пришлось задуматься над его словами, и как только я осознал их смысл, в груди у меня шевельнулся гнев. Отпустив его, я отступил назад и по его взгляду понял, что именно такой реакции он от меня и ожидал.
– Ты имеешь в виду, забыть о работе и просто путешествовать вместе с тобой?
– Да, – сказал он.
– Коул, у нас уже был такой разговор. Я не стану ездить за тобой, как мальчик на содержании, и жить за счет твоей благотворительности.
– Это не благотворительность, Джон.
– Однако все подумают именно так. – Мой голос становился все громче.
– Неважно, кто и что станет думать…
– Как я смогу смотреть людям в лицо, Коул?
– Будь я натуралом, общество только поощряло бы меня содержать свою жену. Как это…
– Жену? – рявкнул я, срываясь на крик. Он вздрогнул, но я не остановился. – Ты этого от меня хочешь?
– Ты неправильно понял. Я лишь хотел сказать…
– Может, еще прикажешь ждать тебя по вечерам с ужином на столе? Или это останется твоей обязанностью? В таком случае не должен ли называться женой ты? – Он вздрогнул, и я понял, что больно ранил его. Но я был слишком зол, чтобы отказываться от своих слов.
Он приблизился ко мне.
– Джон, моей жизни позавидует большинство людей. Я волен ездить куда угодно. Делать все, что угодно. У меня больше денег, чем я когда-либо смогу потратить. – Дрожащей ладонью он коснулся моей щеки. – Мое единственное желание – разделить все это с тобой. Если только ты скажешь «да».
Я любил его. Боже, я так сильно любил его, что можно было только удивляться, как у меня не разрывается грудь под давлением этой любви. Но я и помыслить не мог о том, чтобы согласиться на его предложение. Я не мог представить, что ничего своего у меня не будет, что я абсолютно во всем стану зависеть от него одного.
– Я не смогу так жить. – Я постарался смягчить голос, но с тем же успехом мог ударить его. У него перехватило дыхание. Он закрыл глаза и отвернулся, но не раньше, чем я заметил, что именно он пытается скрыть. Это был стыд. – Коул… – Я потянулся к нему, но он отпрянул и, выставив ладонь, остановил меня.
