После слов Яра, и этого его невинно-непонимающего взгляда, меня снова накрыло той темной волной, уже знакомой мне по поляне, но в этот раз справиться оказалось намного трудней. Кровь в жилах словно начала закипать, и меня стало корежить и ломать изнутри. Огонь, будто дикий пожар в пересохшем сосняке, стал распространяться все быстрей по венам, а зверь яростно пытался сломать свою клетку.
Перед глазами потемнело, даже Яр размылся в непонятное яркое пятно. Задыхаясь, я старался сдержаться и успокоиться, но неведомая сила, подобно дорвавшемуся до халявной выпивки алкашу — продолжала накачивать меня адреналином, и мое тело начало меняться.
— Яррр, отойди… — прорычал я сквозь внезапно выросшие огромные клыки, горло сжало, и слова вырывались с неистовым рыком.
Уцелевшим краем сознания, я помнил, что просто физически не могу позволить себе причинить Яру вред, но тот дикий приступ ревности, внезапно вспыхнувший во мне, сжег все эмоции и мысли, заменив мою сущность ревущей яростью, вот-вот готовой вырваться. Все силы уходили на то, чтоб удержать зверя. Не знаю сколько времени происходила эта борьба, но вдруг мои обостренные чувства и инстинкты будто завопили все разом, заставив вынырнуть из той пустоты, в которую все же удалось загнать свою ярость. Запахи, накрывшие меня шквалом информации, звуки, оглушившие меня и завертевшие весь мир вокруг диким смерчем, несли острый привкус опасности. И она сильнее всего концентрировалась возле кустов, тех самых, куда отошел Яр! Твою мать!
Трансформация уже почти завершилась, но я не успевал, и лишь тихо зарычал, увидел эту тварь, выскочившую из кустов и уставившуюся на Яра с раззявленной пастью. Пронзительный напев вворачивался в мозг острой заточкой, и я увидел как Яра повело. Взгляд его стал пустым и отрешенным. Он сам(!) потянулся прямо в руки этой козлобородой твари! Мой Яр!
Что-то происходило между ними, но зверь уже вошел в свои права, заставляя мое сознание слиться со своим. Даже не понял в какой момент мое 'я' будто пинком откинуло куда-то в угол, и оставалось только скрипеть зубами и наблюдать со стороны, прислушиваясь к мыслям зверя.
Мир смазался в прыжке, мельком отметил отлетающую светловолосую фигурку, отброшенную взмахом моего хвоста, и яростно накинулся на парнокопытного, внезапно оказавшегося очень вертким. Шалишь! Не уйдешь! Наконец-то смогу выплеснуть весь свой гнев, раздиравший меня изнутри. Прыжок, еще прыжок. Ха! Я все равно быстрее! От меткого удара копытом увернулся походя, и в ответ вмазал лапой с огромными когтищами, полосуя тварь, все еще пытавшуюся вопить. Не парься, дичь, воплями меня не возьмешь! Оу, да ты еще и драпать надумал? Аррх! Легко, словно мышь ловить. Скачок туда — перекрыл. Обратно — и он уже подмят, и загривок в зубах так приятно хрустит! О-о, аромат крови, ее незабываемый сладкий вкус, врывающийся в мою глотку, и морда, перемазанная этим упоительным, горячим, пахучим, с таким незабываемым вкусом.
Тихий всхлип отвлек меня от моей добычи. Недовольно повел ушами, но опасности не почувствовал, а на мою добычу соперников не наблюдалось. Моё! Не отдам… Но что-то маячит на периферии, неудобство, клубок ужаса и страха — оно манит к себе, и я оборачиваю измазанную в крови морду, внюхиваясь и вглядываясь в это существо. Добыча не сбежит, а вот это — источающее приятный аромат страха, лепечущее дрожащим голосом, оно — тоже съедобно?
И я отрываюсь от туши, направляясь прямо к мелкому трясущемуся существу.
— Ми-их?…
Ми-их? Кто это? Что-то такое знакомое, и сквозь доносящийся аромат паники пробивается слабый и такой узнаваемый запах родного, похожий на щенка, он резко останавливает меня. Это есть нельзя, оно из моей стаи, оно — родное, его надо защищать, оно еще маленькое и слабое, потому и боится. Хор-рошо! Опасности нет, я рядом.
Может он голодный? Добычи хватит на всех, и я возвращаюсь, чтобы оторвать кусок мяса и отнести к мелкому. Но он видимо не голоден, так как, тихо всхлипнув, падает прямо на траву и больше не шевелится. Только чуть слышно дышит, и весь белый. Совсем слабый малыш, не выживет, если не оберегать.
Ложусь рядом, сторожу, тихо урча и успокаивая. Стригу ушами, вслушиваясь в тишину. Неправильную тишину — и точно! Из-за кустов, хрустя ветками как стадо троллей, выбегают двуногие, и резко замирают на месте.
Неправильно. Нельзя увести малыша, пока он так лежит, значит — защищать! Я медленно встаю, из груди доносится громкий предупреждающий рык. Не подходить!
Малыш зашевелился и, барахтаясь, начинает отползать в сторону. Неправильно ползает! Кто его так учил? Совсем щенок, придется унести. Порыкивая в сторону двуногих, пытаюсь взять малыша за загривок, тот выворачивается как уж, пришлось придавить лапой. Чуть повернул голову, стараясь уследить за двуногими.
Мррр, как малыш пахнет вкусно. И шкурка совсем мягкая, даже детский пушок не вылинял под шерсть. Кто его замотал в эти тряпки? Легонько лизнул, оказалось и на вкус он просто замечательный, как бы не увлечься, я ведь должен защищать.
— Гар! Мих меня там (!) нюхает! — пискнул испуганно щенок. Кто такой Гар? — Да сделайте же что-то?! У него язык шершавый, больно же!
Какой непоседливый щенок, когда вырастет — станет хорошим помощником.
Гарриш Солюм
Рассматривая бледное, измученное лицо Сандра, я взял его за руку, чтобы усилить контакт. Диагностический импульс лучше всего срабатывал при прямом прикосновении, кожа к коже.
Процесс у Сандра зашел уже настолько далеко, что скоро следовало ожидать развязку. Либо он справится сам, либо нет.
Эта неизбежная плата за попытку пользоваться некрой — самой непредсказуемой из магических сил, и от того самой опасной. Я ждал, прокручивая в памяти информацию, которую смог вытащить из Яроша и Мията. Странно, но когда мои подозрения полностью подтвердились, внутри все наконец успокоилось и встало на свои места.
Моего брата, по крайней мере его сущности, больше нет. Быть может, если бы я был сильно привязан к нему родственными чувствами, то нынешнему Ярошу бы не поздоровилось. Но, подозревая и присматриваясь к тому, кто занял его тело, я все больше убеждался, что эта новая версия Яроша, если суметь направить в нужное русло, возможно, станет решением всех наших проблем. И позволит обернуть произошедшее на благо семьи, рода и…
Все предшествующее время я продолжал давить на Яроша, примериваясь, изучая его порывы и болевые точки, исподволь отслеживая реакции на непредвиденные обстоятельства. И чем сильнее он сопротивлялся внешним воздействиям, тем больший интерес вызывал. Если сейчас дать опору его существованию, посулить приют и защиту — он перестанет метаться, и его одиночество, толкающее на безумные поступки, этот его протест против случившегося с ним, сочащийся болью и безумно жаждущий тепла, угаснет, наконец успокоившись, напитавшись стабильностью положения.
Давая сейчас ему надежду, я навсегда смогу привязать Яроша к семье как к единственно прочной точке опоры. Осторожно подводя его и оборотня к откровенности, я узнал самое главное — они, и Ярош, и Мият, точно осознавали невозможность покинуть наш мир. И, если Мият, более уверенный в себе, принял свою новую сущность достаточно легко и свободно, то Яроша явно что-то угнетало. И узнать причину такого состояния мне еще предстоит.
Но, крайне тонкая нервная организация, необычный дар, ранее не присущий моему брату, открытое сердце, пока подверженное сомнениям и неуверенности — все вместе представляло настолько привлекательную смесь, как с точки зрения науки, так и с точки зрения изучения само личности, что я, без малейших колебаний, предложил свою защиту и помощь.
Ее приняли с радостью и вполне ожидаемой тревогой.
А Мих, что ж, с ним вероятны проблемы. Стая, в которую он вынужден будет скоро вернуться, сможет раскрыть его в два счета. А разоблачение одного — без сомнений потянет и разоблачение второго. Затронуть свою семью сейчас я просто не мог позволить. Значит, дополнительная головная боль мне обеспечена. Кроме стаи — проблемы с освоением двойственной сущности, и малейшие ошибки могут стать чреватыми. Обузданию дикого зверя внутри себя оборотни учились с младых ногтей. У этого переселенца такой практики, естественно не наблюдалось, да и обучить за пару дней тому, на что у других уходило полжизни…Моя головная боль усилилась.
