Екатерина Риз
Параллельно любви
Несуразный какой-то выдался год. И несуразно было всё — и работа, и дом, и родственные отношения, на которые в последнее время как-то не стало времени хватать. Вот и погода никак не могла определиться. Вроде декабрь уже, а снег выпадет и растает, дождь какой-то холодный и противный постоянно идёт, а морозом даже и не пахнет. В новостях говорили, что это самый тёплый декабрь за последние несколько лет и обещали снежок, чистый и белый, как шёлковые простыни в её постели. Возможно, где-то он и был — чистый и белый, да и вообще — был, а до Москвы подобные радости если и доходили, то в весьма подпорченном состоянии. Снег переставал быть снегом, от излишка выхлопных газов он оседал на асфальте неприглядной жижей, и уж точно не белой и чистой. Об этом только мечтать оставалось. Где-то там, за городом, возможно, пустые поля припорошило молодым снежком, нетронутым и белоснежным, там, наверняка, и дышится легче, а в городе всё также серо и тоскливо. Настолько тоскливо, что подняться утром с постели — настоящая пытка. За окном ещё тёмно, по подоконнику стучат капли ледяного дождя, и уже примерно представляешь, что увидишь, выйдя через час из подъезда. Всю ту же жижу, ледяную и грязную, через которую придётся стоически пробираться, чтобы попасть к машине или в метро. Настроение пропадает через минуту после пробуждения, а ведь ещё нужно собраться с силами и вытащить себя из-под тёплого одеяла в новый трудовой день.
Марина уже минут десять лежала в темноте и ждала звонка будильника. Вот сейчас он зазвонит и день начнётся. Как всегда суматошный, тяжёлый и беспощадный. Кажется, сегодня у неё встреча с клиентом, самым занудливым из всех, и он своим упрямством из неё душу вынет, а она будет вертеться перед ним, как уж на сковороде, пытаясь убедить в своей правоте. Что за жизнь…
Будильник зазвонил как раз в то мгновение, когда Марина протянула руку на другую половину кровати и дотронулась до пустой подушки. Но резкий звонок её напугал, и руку она поспешно отдёрнула. Резко села и откинула одеяло. А будильник всё трещал и трещал, выгоняя из её головы последние глупые мысли.
Нужно встряхнуться. Как-нибудь. В конце концов, этот год скоро кончится, а следующий обязательно будет лучше, счастливее, продуктивнее. Раньше она в это свято верила. Что с боем Курантов всё в плохое, что было в прошедшем году превратиться во что-то приятное в следующем. Вот и сейчас надо об этом думать. Ждать-то осталось всего около трёх недель. Что такое три недели по сравнению с целым годом? Такая малость.
Ровно в половине восьмого зазвонил телефон. Марина даже улыбнулась, хотя, улыбаться сегодня, была в принципе не настроена. Отправила влажное полотенце в корзину для грязного белья, накинула халат и отправилась на кухню. Говорить с родителями (а это точно были родители) лучше на кухне. Говорить, варить себе кофе, сделать тосты и сесть у большого кухонного окна с видом на просыпающийся город. И всё ещё говорить с мамой, обсуждая какие-то новости. Мама точно знала, что половина восьмого утра — это оптимальное время для звонка, в другое время дочь застать дома и при этом не оторвать от важных дел, было практически невозможно. Вот и звонила ровно в половине восьмого чуть ли не каждый день.
Марина прошла на кухню, на ходу затянула пояс халата, и нажала на кнопку спикерфона на телефонном аппарате, прикреплённого к стене.
— Доброе утро, мама, — бодрым голосом проговорила она, доставая из шкафчика свою любимую чашку.
— Доброе, Мариш, доброе. Как настроение?
— Всё хорошо. Правда, погода опять подвела.
— И не говори, не хочется нос на улицу высовывать.
— И это правильно.
— В магазин надо…
— Я позвоню в службу доставки.
— Прекрати. Все эти излишества…
Марина улыбнулась и спорить не стала, знала, что в таких вопросах родителей переубедить не удастся. Что это за служба доставки продуктов такая? Где это видано, чтобы кто-то непонятный привозил им на дом, то есть, до самого холодильника, какие-то непонятные продукты, неизвестно откуда добытые, да ещё бешенные деньги за это брал? Не в тайге, чай, живём, до супермаркета дойти в состоянии! Это уже папины слова, после которых у Марины всякие доводы убеждения, как правило, заканчивались.
— Ты опять весь день на работе проведёшь? — поинтересовалась мать, перепрыгнув с темы покупок.
— А где же? У меня сегодня весь день по минутам расписан.
— Не хорошо это, Марина, — после короткой паузы, продолжила Антонина Михайловна. — Неправильно.
Марина подавила вздох, налила себе кофе, и в ожидании тостов, присела на широкий подоконник.
— Что неправильно, мам?
— Ты знаешь.
Закрыла глаза. Конечно, она всё знала. Она всё прекрасно знала, но делать-то что? Надо как-то жить дальше, надо идти вперёд, и мало того, что-то там впереди видеть, о чём-то мечтать…
— Знаю, — подтвердила Марина. — И я тебе обещаю, я буду думать о себе, и работать буду меньше.
— Только и знаешь, что обещания давать, — расстроилась мать.
Не было настроения, ну и чёрт с ним.
Вкусно запахло, тосты были готовы, но есть расхотелось. Марина выложила их на тарелку, вернулась на подоконник и прижалась затылком к стене, посмотрела за окно. Небо начало сереть, но радости в этом никакой, раз лил противный ледяной дождь. И на душе такая же гадость, а ей даже пожаловаться на это некому. Не родителям же, в конце концов, чтоб ещё больше их расстроить. А больше и некому.
— Марина!
— Я слушаю, мам.
— Может, ты отпуск возьмёшь?
— В декабре? Кто мне его даст?
— Ты сама и дай. Ты же начальница!
Марина только улыбнулась.
— Мама, всё не так просто. Да и новогодние каникулы скоро, вот и отдохну. Какой смысл в отпуске?
— Тебе отдохнуть надо.
— Отдохну.
— Не понимаю, как вы можете так работать! — всё-таки не удержалась мать от упрёка. — Совершенно о себе не думаете. С вами даже поговорить не о чем, только о работе! Так же нельзя!
Что-то такое прозвучало в её голосе, отчего у Марины болезненно ёкнуло сердце. Сначала до боли сжала зубы, а потом всё-таки выдавила из себя ехидное замечание:
— Понятно, почему у вас так резко продукты закончились! Опять званный ужин?
Мать ещё больше расстроилась.
— Ну что ты? Он просто заехал нас проведать.
— Конечно. Он приезжает вас проведывать чаще, чем я. Я плохая дочь, да?
— Прекрати. Ему тоже непросто.
— Конечно. Ему всегда непросто!
Смахнула непрошенные слёзы, радуясь, что не успела накраситься, а потом торопливо с матерью попрощалась, сославшись на отсутствие времени.
