Солнечные лучи, отражаясь от стен домов, вспыхивали яркими искрами огней, словно рассыпанные по айсбергу бриллианты. Сверкающая белизна слепила. Сабина, обнаженная, лежала в шезлонге на солярии под жаркими лучами лос-анджелесского солнца. Кожа ее, смазанная маслом для загара, блестящая, уже приобрела медово-золотистый оттенок. Позже она спустится вниз, в бассейн, чтобы немного остыть, но сначала надо соблюсти привычный ритуал. Каждое утро Сабина загорает, лежа на спине, при этом свою роскошную гриву светлых волос она бережет от солнца, глаза тоже прикрывает тампонами; лицо она смазывает кремом и покрывает влажной салфеткой, чтобы не проявились незаметные шрамы от прошлогодней пластической операции. По той же причине кусочками увлажненной марли прикрыты груди. Сабина перенесла три очень удачные пластические операции. Первую — в тридцать восемь лет, просто чтобы разгладить небольшую морщинку между бровями и подтянуть веки. Вторую — в сорок один год, тогда хирурги увеличили ее грудь, придав ей полноту и идеальную форму, которой не было даже в шестнадцать лет. Последняя операция, сделанная год назад, несколько повторяла первую, была так же чуть-чуть подтянута кожа над ушами. Когда у Сабины выдавался хороший день, она выглядела на тридцать пять, если выдавался отличный — на тридцать один, а в глазке камеры порой и того моложе… порой… если работал хороший оператор. Сабине Куорлс было сорок пять лет. Ее тело было совершенно. Каждое утро она в течение часа делала зарядку, три раза в неделю посещала массаж, ежедневно пополудни плавала и ходила пешком две мили. Именно ходила пешком, а не бегала трусцой. Она не была дурой. Не для того же она потратила пять тысяч на свой бюст, чтобы от бега по бетону Беверли-Хиллз он снова обвис.
Сабина носила платья с глубоким вырезом, демонстрируя предмет своей гордости — покрытое медовым загаром тело без всяких следов возраста. Юбки у нее также были с высоким разрезом, и на то была веская причина. Большинство женщин готовы были бы отдать полжизни за такие ноги, как у Сабины. Ими ее одарила не пластическая хирургия. Ими ее одарил Бог. Он вообще одарил ее многим. Пожалуй, он был более чем щедр по отношению к Мэри Элизабет Рэлстон, родившейся в Хантингтоне почти полвека назад. Ее отец был шахтером, а мать — официанткой в закусочной, которую посещали в основном водители грузовиков и над которой всю ночь мерцала неоновая надпись: «КАФЕ». Отец Мэри Элизабет умер, когда ей было девять лет, мать потом еще три раза в течение семи лет выходила замуж, похоронила еще двоих мужей, а затем и сама умерла, когда дочери было семнадцать. Ничто больше не держало Мэри Элизабет в Хантингтоне, она села в автобус и направилась в Нью-Йорк. Фактически в тот день Мэри Элизабет Рэлстон умерла. В Нью-Йорке она стала Вирджинией Хэрлоу — такой псевдоним ей тогда показался эффектным. Какое-то время она зарабатывала на жизнь профессией манекенщицы, потом попала в кордебалет одного внебродвейного шоу и думала, что достигла пика своих жизненных возможностей, пока кто-то, когда ей был двадцать один год, не предложил роль в кино. В то время волосы у нее были черными как смоль. Она тщательно красила их, чтобы замаскировать более светлый цвет у корней и подчеркнуть зеленый цвет своих миндалевидных глаз. Для съемок в фильме ей не выдали костюм, а, наоборот, велели раздеться вместе с двумя другими девушками и парнем в ужасно холодном складском павильоне в Нижнем Ист-Сайде. Это была роль, о которой она больше и вспоминать не желала. Никогда. Жизнь Вирджинии Хэрлоу оказалась даже короче, чем жизнь Мэри Элизабет Рэлстон. Была еще пара подобных ролей, работа в стриптизе в Вест-Сайде, но она была достаточно умной, чтобы понять бесперспективность подобных занятий.
Новый псевдоним — Сабина Куорлс — попался ей на страницах оставленного кем-то в раздевалке журнала; сэкономленных денег хватило на билет до Лос-Анджелеса. Ей было двадцать четыре, и она знала, что время почти упущено. Почти, но не совсем. Черную краску для волос она оставила в Нью-Йорке и покорять Калифорнию прибыла блондинкой. В течение трех недель она сняла себе комнату и подобрала агента. О своем опыте работы в кинематографе Нью-Йорка она даже не заикалась. То было частью другой жизни, жизни, которую она хотела поскорее забыть. Сабина Куорлс — с этим псевдонимом она больше не расставалась — обладала счастливым умением забывать все неприятное: жизнь в шахтерском поселке, притон со стриптизом в Нью-Йорке, дешевые порнофильмы, в которых она снималась в Нижнем Ист-Сайде. В Лос-Анджелесе она сначала работала фотомоделью, снялась в нескольких рекламных роликах, пробовалась на студии «Метро-Голдвин-Майер» и «XX век — Фоке» и меньше чем через шесть месяцев получила роль в очень приличном фильме. Потом были еще три эпизодические роли, прежде чем попалась настоящая, большая. К двадцати шести годам лицо Сабины было уже хорошо знакомо многим режиссерам. Ее игра не потрясала мир, но и не была плоха; агент нашел педагога, который помогал ей, если возникали сложности. По его рекомендации Сабине удалось получить еще несколько ролей. Когда ей исполнилось двадцать восемь, ее имя и лицо были уже знакомы публике; ее пресс-секретарь следил за тем, чтобы материалы о ней регулярно появлялись в газетах. Случалось, она флиртовала с мужчинами-кинозвездами, а в тридцать лет у нее был роман с одним из популярнейших голливудских актеров. Шансы ее значительно увеличились после того, как она сыграла с ним в одном из фильмов. Успех стоил Сабине большого труда. Конечно, отчасти он был связан с тем, что она порой готова была снять с себя немного больше, чем другие, но при этом она в конце концов действительно научилась играть. В тридцать с небольшим Сабина на некоторое время исчезла, а затем снова появилась в сильно разрекламированном фильме, который, по общему мнению, должен был сделать ее звездой. Так не произошло, но ее имя еще прочнее запечатлелось в сознании зрителей, появились и новые роли — лучше прежних.
Сабина Куорлс упорно работала, чтобы добиться того, чего она добилась. В сорок пять она отнюдь не была на вершине успеха, но ее знали в Голливуде, да и любители кино по всей стране, после минутного раздумья, вспоминали эту актрису: «А-а… да, да… знаю… кажется, она играла в…» Тут следовал неопределенный взгляд, а потом на лице мужчин появлялась хитрая улыбка, выражение похоти. Она была женщиной такого рода, с которыми мужчины мечтают переспать, хотя сама с возрастом стала на удивление разборчивой. Сабина Куорлс обладала завидной выдержкой и неутомимостью. Она держала под контролем все свои дела и контракты, ежедневно звонила своему агенту, упорно работала над ролями и при этом была легкой в общении.
