Лиз Реинхардт - Двойное дыхание (ЛП)

Мама впорхнула в мою комнату ранним утром. Это было первое утро после моего возвращения в старшую школу[1] в округе Сассекс, Нью-Джерси. Год я провела в Дании. Когда мама поцеловала меня в лоб, словно вместо похода в школу, мне предстоит впервые отправиться в детский сад, я вздохнула с облегчением.

— Доброе утро, Бренна, — она разгладила мою короткую, прямую челку. В Дании такая считалась очень крутой, но когда мы покупали вещи для школы в универмагах «Волмарт» и «Таргет», здесь я ни у кого ее не видела. Меня немного покоробил вид девушек с большими бантами, повязанными вокруг высоких «конских хвостов». Не хватало только юбок «пудель» и туфель с цветными союзками [2]. Судя по тому, что на меня смотрели с открытым ртом, я предположила, что моя челка равносильна неоновому ирокезу.

— Доброе, мам, — я взглянула на нее краем глаза. Люди часто говорят, что в детстве думали, будто их мама — самая прекрасная женщина на свете. Я думаю так до сих пор. Моя мама не была красавицей в стиле «слишком много лака для волос», женщин из категории «вся из себя». Тех, которые отказываются иметь детей и тратят все силы на то, чтобы выглядеть идеально физически. У моей мамы нежная, покрытая веснушками кожа, ямочка на подбородке и серо-голубые глаза— словно летнее небо, затянутое грозовыми облаками. У нее нежнейшие, чувствительнейшие руки, любые хорошие духи на ее коже приобретают необыкновенный аромат. Я отчаянно люблю ее, и чтобы не расстраивать, сдержала нервные слезы, комом вставшие в горле.

— Не нервничай, — мама была провидицей по части чтения моих мыслей.

— Я и не нервничаю, — я подняла брови, в основном для того, чтобы не дать слезам политься из глаз. — Ведь я путешественница.

Забавно, что наша маленькая шутка до сих пор звучала очаровательно. Как будто мы загорали на пляжах Ривьеры или прогуливались по Парижу, как было модно в последнее время. На самом же деле, большую часть времени мы проводили на старинной причудливой молочной ферме, читая книги. Много книг.

— Как будто я не знаю, — от улыбки в уголках ее глаз появились морщинки. Я улыбнулась в ответ.

— Мы уже осилили «Алую Букву»[3]. Что еще они могут мне подкинуть?

Мама помогала мне пройти датскую программу домашнего обучения, поскольку не было никаких гарантий, что я смогу выучить датский настолько хорошо, чтобы быть допущенной до занятий хотя бы в младшей школе. Проскочив небольшой курс девятого класса, я принялась за десятый, чтобы занять себя чем-то еще, кроме осмотра полей вокруг дома. Технически, я была второкурсницей в старшей школе. Но опережать — еще не значит легко справляться с программой, поскольку в этом году мне предстоит посещать две школы.

Мама поджала губы и немного прищурилась.

— Ты уверена, что технический колледж — хорошая идея?

— Это подготовительная программа, мам, — отметила я.

Это означало, что половину дня я буду проводить в обычной старшей школе, а другую — в профессиональном техническом колледже, находящемся дальше по улице. Студенты подготовительной программы, или «технари», выпускаются с обычным дипломом. Однако технари могут также носить большую алую букву «Т» на своих рубашках, что всегда интересовало учеников старшей школы, и я старалась не зацикливаться на этом сильнее, чем следовало.

— Это технический колледж, — мама высунула язык, будто пытаясь избавиться от противного привкуса во рту.

Она оканчивала школу, будучи на шестом месяце беременности мной. Ей хотелось продолжить учиться, но она отложила это на время, чтобы вырастить меня. С дипломом или без, мама всегда была одним из самых замечательных людей, которых я когда-либо встречала.

— Не говори так, — я дернула ее за миниатюрную кисть, но потом не убрала свои пальцы: длинные и костлявые, с короткими плоскими ногтями, и неровными костяшками. — Это только на половину дня. Утром у меня будут нормальные академические предметы. Мне действительно нравилось заниматься фотографией и шелкографией в Дании. Техническое искусство — это навыки, которые останутся с тобой навсегда. Они пригодятся, когда я буду искать работу. Гораздо больше, чем призы за метание или умение плести макраме. Ведь ты никогда не возражала, когда я посещала кружки по искусству. Не ты ли всегда учила меня быть самодостаточной?

— Да, да, да, — она закрыла глаза и крепко поцеловала меня за ухом. — Будешь завтракать? — я незаметно вздохнула с облегчением. На сегодня разговор о техникуме окончен.

— Как насчет овсянки? — раньше горячая овсянка никогда не была в топе моих любимых блюд, но я пристрастилась к ней в Дании и теперь не могла от этого избавиться.

Я выползла из кровати и застыла посреди своей собственной комнаты, словно ошеломленный чужестранец. С одной стороны, она была такой знакомой: я могла закрыть глаза и все равно знала бы расположение каждой вещи. С другой — это был иной мир. Комната не изменилась с тех пор, как мама оформила ее, когда мне было девять. Это был тот самый год, когда она вышла замуж за Торстена. Каждая деталь была такой, какой я помнила, вплоть до кружевной льняной занавески. Мне всегда было здесь уютно, комната была частью меня. Но все изменилось, когда мы сошли с трапа самолета, и я, открыв дверь, шокировано разглядывала свое личное пространство новыми глазами. По-настоящему новыми глазами.

Сиреневые стены оттенялись лоскутными покрывалами. Над кроватью висели три картины с изображениями котов, мило и беззаботно играющих с девичьими юбками. Черно-белый клетчатый ковер на деревянном полу. Высокий белый комод, набитый вещами, которые я не носила больше года.

Я открыла ящик и стала медленно, по очереди, доставать свою одежду, удивляясь тому, какие чувства она вызывает. Неужели мне нравились эти шмотки? И, что гораздо важнее, как они могли мне нравиться? Это были, в основном, простые трикотажные поло и отвратительные джинсы с блестками и крупными логотипами. Еще у меня были две пары кед и пара мокасин. Все эти вещи казались мне чужими, словно я копалась в шкафу маленького ребенка.

Я вытащила чемодан из-под кровати и дала себе обещание, что, наконец, распакую его. В ближайшее время.

Вещи из моего чемодана казались единственной настоящей частью моей комнаты. Желудок сводило от волнения, пока я искала в нем одежду, идеально подходящую для первого дня в новом учебном году в новой школе. Я выбрала узкие темные, как ночь, джинсы, пару черных кедов-конверсов, любимый свитер в черно-фиолетовую полоску и обтягивающую черную тенниску с V-образным вырезом под него.