Посвящаю эту книгу Штефану Зигенталеру.
Дорогой Штефан! Прими это посвящение как дружеское рукопожатие. И как память о том, что некоторые главы романа написаны в твоем замечательном добром доме.
Dieses Buch ist Stephan Siegenthaler gewidmet. Lieber Stephan, nimm diese Widmung bitte als einen freundschaftlichen Haendedruck und als eine Erinnerung daran, dass einige Kapitel dieses Buches in deinem Haus geschrieben wurden, an.
Их разве слепой не заметит,
А зрячий о них говорит:
«Пройдет — словно солнце осветит!
Посмотрит — рублем подарит!»
Идут они той же дорогой,
Какой весь народ наш идет,
Но грязь обстановки убогой
К ним словно не липнет. Цветет
Красавица, миру на диво,
Румяна, стройна, высока,
Во всякой одежде красива,
Ко всякой работе ловка…
Н. А. Некрасов. «Мороз, Красный нос»1. На чужом мосту. В чужом городе
— Я была совсем одна. И мне было все равно. Обо мне никто не думал. И я не думала ни о ком. Я хотела вспомнить, а была ли жизнь вообще.
И тогда я принялась вспоминать…
Так она сейчас думает. Высокая, стройная, длинноволосая, молодая… Здесь задумаются, как обратиться: дама или барышня. Но одно безошибочно определяется с первого взгляда даже самым не искушенным в вопросах моды и стиля случайным прохожим: неброский, но внятный шик ее облика. Таким обычно завидуют. О таких говорят, что уж у нее-то все — лучше не придумаешь. Было, есть и будет. Ну, пусть так себе и представляют.
Швейцарский город Люцерн в лучах заходящего летнего солнца прекрасен. Он казался бы игрушечным, сооруженным добрым волшебником по мановению волшебной палочки: взмах — и появился крытый деревянный мост с дивными картинами на потолке и яркими цветами по бокам, ведущий к старинной башне; другой взмах — и возникли удивительные дома на берегу бескрайнего Люцернского озера, простирающегося на четыре кантона страны… Рай для любознательных туристов. То, что все сотворено людьми, их упорным многовековым трудом, понимается, впрочем, быстро: достаточно взглянуть на окружающие город горы, на вечно заснеженные Альпы в отдалении, на мощный величественный Пилатус, у подножия которого, по преданию, похоронен тот самый Понтий Пилат, который не спас Иисуса Христа от распятия, хотя и мог. Он был обычным воякой, а уйдя на пенсию, заселился в прекрасной стране Гельвеции [1], здесь и обрел вечное свое пристанище.
Горы с людьми не шутят. Сильные характеры нужны живущим здесь людям, чтобы не впадать в отчаяние, если сель или снежная лавина уничтожают то, что, казалось, должно простоять не то что века — тысячелетия. И не только не впасть в отчаяние, но и восстановить, отстроить заново. И — не вспоминать со стоном о том, чего не вернешь.
По озеру плавают лебеди, десятки белых прекрасных птиц бесшумно скользят по зеленоватой воде. Глаз не оторвать от их плавного движения. Мост, ведущий от вокзала в старый город, полон машин, людей, которые не знают, чем успеть налюбоваться: последними бликами уходящего солнца, глубокой водой, меняющей свой цвет, розоватыми вершинами гор или мощным бегом реки Ройс, именно тут и впадающей в озеро.
Никому нет дела до одинокой фигурки, застывшей в раздумье, что стоит на чужом мосту у чужого озера со странным предметом, переливающимся на ладони розово-фиолетово-голубыми отблесками.
А она, между тем, пытается вспомнить то, что составляло когда-то ее счастье: собственную жизнь.
И вспоминается почему-то старенький анекдот с длинной седой бородой:
Звонок в дверь.
— Дззззззззззззз!
На пороге весь искромсанный, перекошенный инвалид. Смотреть страшно.
— Иванова Марьванна?
— Я!
— В таком-то году аборт делали?
— Делала! — вибрирует Марьванна.
— Плод по голове молотком били?
— Била!
— В мусоропровод выбрасывали?
— Выбрасывала!
— Мама! Я вернулся!
Вот именно этим самым инвалидом и представляла себя иной раз Рыся. Не то чтобы постоянно, но бывало…
То ли Судьба ее, то ли Родина-мать (что тоже — судьба). Кто из них Марьванна?.. Не со зла, но ощутимо, ради, очевидно, избавления от плода или просто по буйности характера, так и норовила сердешная наподдать молотком то по голове, то по чему еще… И после всех перечисленных действий выкинуть в мусоропровод: много вас тут развелось, пошли все вон отсюда.
Все-таки они по большей части выстаивали, не скатывались вниз, вырастали, взрослели… Получались из них характеры! С большой буквы. Те самые Характеры из Русских Селений, воспетые Некрасовым.
Коня на скаку останавливать нужды почти ни у кого не было. Да и фиг бы с ним, с конем. Пусть скачет. Немного их осталось.
А избы себе как горели, так и горят. И порой уже хочется в них войти и остаться навсегда, чтоб не участвовать во всем остальном прочем.
Но вот научиться защищаться и прикрываться, чтоб в душу не плевали и не рыгали, — это искусство! Именно это далеко не у всех получается. Даже скажем — мало у кого. При всей нашей силе характера. Тут мы теряемся и оторопеваем.
Что делать? Как ответить? Как не принять? Как вернуть плевок тому, кто его посылает, да так, чтоб он что-то наконец понял?
Вот этому бы научиться… Хотя она долгое время была уверена, что умеет практически все. У нее ведь не только врожденная сила характера, у нее образование…
Однако получается, что урокам конца не предвидится… Неужели — так?
Появилась она на белый свет первой из пятерых сестер-братьев чуть больше трех десятков лет тому назад в городе Москве, тогдашней столице экспериментального временного государства СССР.
Родители дали своему первенцу гордое имя Регина. Вполне культурные молодые родители: папа — новоиспеченный хирург, мама — переводчица. Поженились сразу после окончания своих престижных вузов. Думали, что по любви. Уверены были. И, естественно, возник у любви плод.
Счастья было! Не описать!
Родители не могли надивиться объявившемуся в семье чуду — маленькой девочке с солнечным одуванчиковым пушком на голове. Они все не верили, что сами зародили это безукоризненно прекрасное существо, все любовались ручками-ножками, тонюсенькими пальчиками-спичками с крохотными, но совсем настоящими ноготками, по форме абсолютно папиными. Их приводили в восторг ее синие глаза, реснички, бровки… Все у девочки имелось, как и полагалось, без отклонений. И все казалось великолепным.
