Ольга Холодова - Печаль, отвага и любовь порой сворачивают кровь… Сборник стихотворений

– В чём совесть нас упрямо упрекает?
Когда не видим в смерти мы урона? —
С таких вопросов часто начинает
Своё повествование Матрёна.

Сегодня она бодро потянулась
Достала из стола свою тетрадь,
Вздохнула глубоко и улыбнулась,
Небрежно, принялась тетрадь листать:

«Поведаю сегодня вам детишки
Ни тайну, а историю простую.
Внимательно прислушайтесь мальчишки
Запомните печаль души немую».

Мы все притихли, а Матрёна прошептала:
«Случилось это в старой деревушке.
Семью Наумовых сама я плохо знала
С их дочкой встретилась случайно на опушке.

Девчушка добрая с глазами голубыми
Лекарственные травы собирала,
Черты лица её казались мне немыми,
Что с ней случилось я, потом узнала.

К ней ближе подошла – она к осине,
Упала на колени, зарыдала,
Сказала тихо: «Вязну я в пучине». —
И обо всем подробно рассказала.

Тревожный голосок её печально
Пронизывал и сковывал мне душу.
Она сказала: «Я совсем случайно
Вчера у дома встретила Ванюшу.

Он был в крови, шатался, но шагал,
В глаза мне посмотрел и у ворот
На камни колкие упал и застонал,
Руками трогая пораненный живот.

Его я в нашей бане уложила,
Промыла рану, ночь сидела рядом.
Он утром попросил, чтоб всё забыла,
Прищурив глаз, окинул грубым взглядом.

В ответ кивнула и пошла к сараю,
Он быстро зашагал к большим воротам.
Матрена милая, люблю его скучаю
И время отдаю иным заботам.

Ещё вчера Иван шептал, что я красива
Дарил мне поцелуи и объятья
Я думала, что буду с ним счастлива,
А получила только лишь проклятья.

Иду на встречу – он шагает мимо,
Глаза отводит, будто не заметил
Всё это для меня не выносимо
Другую девушку, наверно, в жизни встретил.

Матрена, горечь сердце накопилась,
Прошу тебя, не выдай мой секрет», —
Заплакала, к осине наклонилась
И попросила у меня совет.

Что посоветовать могла я той девчушке?
Сочувствие к бедняжке проявила
И отнеслась к ней, как к былой подружке,
Её печаль в душе своей хранила.

В деревне все семью их не любили
Отца и мать призреньем наделяли.
Они же, как родители учили,
Работе жизнь и силы отдавали.

Нажили дом, совсем чуть-чуть земли
Всем обездоленным в округе помогали,
Когда же к власти «красные»1 пришли
Против Наумовых в деревне все восстали.

Иван стал атаманом и главой
Всем говорил, что голыми руками,
За грудь возьмёт и в петлю с головой,
Сам расквитается с любыми кулаками.

Однажды, вечером привёл он свой отряд
К Наумовым, чтобы забрать зерно.
Хозяин был гостям таким не рад
И незаметно выпрыгнул в окно.

Поджег амбар и подошел к крыльцу
Сказал: «Иван, уйди я не кулак».
У парня пот струился по лицу
И он сказал: «Какой же ты дурак!»

Иван с призрением вилы в руки взял
И шёл к Наумову с озлобленным лицом,
Свой взгляд на дочку кулака поднял.
Она закрыла путь перед отцом.

– Мне не мешай! Уйди! – Иван кричал.
Упрямо шаг он мерил не спеша.
Отец стоял, смотрел на них, молчал.
Иван сказал: «Умри кулацкая душа!»

Дрожала девушка. Боль сковывала дух.
Рукой погладила проколотый живот.
С трудом она рассказывала в слух,
Как Ваню повстречала у ворот.

Ивану прошептала чуть дыша:
«Люблю тебя, но тяжелей всего,
Что погубил со мною малыша,
Ты заколол ребенка своего».

Иван в ответ ни слова не сказал
Лишь отвернулся и закрыл глаза,
Стоял он молча, головой качал,
А по щеке катилась горькая слеза.

За кладбищем девчонку схоронили
Травой её могила заросла.
Наумовых сослали и забыли —
Уж больно ладной жизнь у них была.

В чём совесть нас упрямо упрекает?
Когда не видим в смерти мы урона?» —
Такими мыслями порою завершает
Свое повествование Матрена.

Сидит у старенькой избушки
Поникший, дряхлый старинок.
Давно уж нет его старушки
Не едет к дедушке внучёк.

О чём старик тот размышляет,
Когда вздыхает каждый раз?
Из жителей никто не знает,
Что стал виной всему приказ.

Когда-то старец был удалым
Здоровым русским мужиком,
Порой казался он усталым,
Ведь наживал добро трудом.

Сменилась власть и мужечишку
Назвали подлым кулаком.
Забрали всё. Ну, а сынишку
С женой отправили в партком.

Его связали и сослала
В непроходимую тайгу,
А внуки деда не искали-
Не нужен им кулак в роду.

Я стал свидетелем печали,
Когда скитался по земле.
С добром хозяева встречали
И говорили о селе.

Тогда мне стало очень грустно
Уж больно жалок был старик.
– Спасибо, было очень вкусно, —
Сказал я, прерывая крик.

Старик поник, уж больно живо
Он рушил подвиг старины.
В углу мурлыкал кот уныло,
Почуяв запах свежины.

– Таких как я в селе не любят, —
Всё чаще злобно молвил дед, —
Нас четвертуют, колют, рубят,
Чтоб избежать не нужных бед.

Мне повезло, в живых остался,
Тогда бухгалтером служил.
Начальник мой на воровался,
А виноватым я прослыл.

Вмиг коммунисты налетели
На мой любимый отчий дом,
А разбираться не хотели —
Виновен! В ссылку и с концом!

– А как же всё так получилось? —
Спросил с догадкой старика.
– Тут, братец, дело не сложилось,
Не дрогнула моя рука.

Велел начальник дать пшеницы,
А ведомость не подписал.
Я знал всю важность этой птицы
И сразу о гордостью восстал.

Начальник встал и молвил тихо:
«Потом её я подпишу».
Поверь, он сделал дело лихо.
Сказав: «Ведь за людей прошу».

На эту фразу я купился
И ведомость на склад отдал,
А через день мне брат явился
Сказал, чтоб срочно уезжал.

«Врагом народа» объявили,
Но брат помог и я сбежал.
И всё же жаль, что все забыли,
Как вождь за честность руку жал.

– Таких как я в селе не любят, —
Все чаще с грустью молвил дед, —
Вмиг твои подвиги забудут,
Оставив в сердце скорбный след.

Глубокий вздох сорвался с губ усталых,
Вдали послышался чумной крик воробья,
Старушка у больших берёзок старых
Увидела прекрасное дитя.

Легонько взяв мальца к себе на руки,
Она взглянула в карие глаза
И прошептала: «Ты сынок поруки,
Не плачь родимый, я возьму тебя».

Шагая тихо по тропе широкой,
Старушка к дому вскоре подошла
И у калитки, на скамье высокой
Свою одежду в узелке нашла.

Во двор из дома парень русый вышел
Сказал старушке, чтоб она ушла
Промолвил грубо: «Я сегодня слышал
Жена нам новую помощницу нашла».

Старушка на колени опустилась
И рядом положила малыша:
«Помилуйте», – к парнишке обратилась.
Он отвернулся и вошёл  в дом  не спеша.

Горячая слеза на грудь упала
Старушка узелок свой подняла.
– Бог Вам судья, – тихо прошептала,
Куда глаза глядят унылая пошла.

Буран лесные тропы заметает,
Ломает ветви высохшей сосны
И только лишь одна природа знает,
Когда исчезнут похоти зимы.

Среди сугробов в крохотной избушке
Старушка нянчит тихонько малыша.
Лесничий спит, его жена в кадушке
Замешивает тесто, не спеша.

Не много в мире доброты осталось
Всё больше места занимает зло.
Все думают, меня бы не касалось,
Без состраданья говорят – не повезло.