Роберта Ли - ЛЮБИМАЯ БАЛЕРИНА

– Последний акт! Новички на выход!

Голос распорядителя, вызывающего артистов на сцену, разнесся по пустым коридорам театра. Дверь гримерной распахнулась, и оттуда высыпали стайки оживленно болтающих девушек в пышных ярко-белых пачках. Балерины начали спускаться вниз, резкий, неровный свет на лестнице придавал их лицам нереальное выражение, делая глаза огромными, губы необычно яркими, подчеркивая густой слой румян на щеках.

Девушки подошли к кулисе и остановились в ожидании первого аккорда оркестра. Когда грянула музыка, они, словно легкокрылые бабочки, выпорхнули на сцену, забыв об усталости, и отдались танцу, невесомо взлетая и мягко касаясь пола пуантами. Воздушные юбочки поблескивали в свете рамп. Танцовщицы закружились в пестром хороводе, взявшись за руки.

Но вот музыка смолкла, занавес упал, и одна за другой белые фигуры покинули сцену, оставив все аплодисменты на долю исполнителей главных партий.

Девушки устало поднимались в гримерную, тяжело переводя дыхание.

– Я просто не в состоянии это выдержать, а ты, Люси?

– Нет, но я умираю с голоду, и если нас хорошо покормят, я согласна пойти на прием.

– Можешь положиться на Мими. Ей приятно думать, что она угощает будущую Фонтейн!

Приободрись, подруга, скоро все будет позади.

Слова сочувствия были адресованы миниатюрной девушке с золотистыми волосами, туго стянутыми над высоким лбом. Чуть выступающие скулы и мягкие очертания подбородка придавали ей чуть печальный вид, который еще больше подчеркивали миндалевидные карие глаза и нежные пухлые губы. Она была хорошо сложена, с узкими плечами и бедрами, и издали похожа на мальчика. Ее голос был тихим и нежным, как и она сама.

– Я просто устала, вот и все. После того как ты ушла сегодня утром, мадам Молина еще два часа продержала меня у станка.

– Это все Пирз. Уверена, он хочет дать тебе партию.

– Молина этого не говорила. Еще бы чуть-чуть, и она назвала меня слонихой. В конце концов, все это перешло в испытание на выносливость.

Все тело Люси болело от напряжения, и она медленно поднималась по лестнице, мечтая о своей тихой комнате в пансионе мамаши Кромарти. Но Мими Делфонт была богатой покровительницей балетной школы, и если кто-нибудь из балерин не пойдет на вечер, устроенный ею, мадам Молина потребует более веского объяснения, чем простая усталость.

Вернувшись в гримерную, девушки принялись расшнуровывать пуанты, снимать прочие наряды. Люси уселась у длинного, ярко освещенного стола и стала смывать грим. Яркие краски смешивались, превращаясь в грязное месиво, под которым просвечивала удивительно прозрачная кожа.

Без грима и в простом золотисто-желтом платье, немного темнее волос, Люси выглядела не такой заметной и броской, как в своей пышной балетной пачке, и яркая губная помада еще больше подчеркивала ее бледность. Заколов длинные волосы, волнами падающие на плечи, двумя черепаховыми гребенками, она присоединилась к остальным девушкам и села в одно из такси, заказанных мадам Молиной по просьбе Мими Делфонт.

Похожий на дворец дом их покровительницы уже был полон гостей, и приглушенный разговор смешивался со звоном бокалов и хлопаньем пробок от шампанского. Мими Делфонт приветствовала молодых балерин, пригласила их к столу и, решив, что выполнила свой долг, вернулась к ведущим артистам труппы.

Оглядев подсохшие сандвичи, Люси забралась в угол и взяла у проходившего мимо официанта бокал шампанского. Она быстро опустошила его, надеясь, что усталость пройдет, но вместо этого у нее закружилась голова. Комната медленно поплыла перед глазами, и бедняга уже начала подумывать, как бы уйти незамеченной, когда кто-то взял ее за руку и подвел к стулу.

– Осторожно! Вы побледнели…

Люси благодарно опустилась на стул и взглянула на своего спасителя. Это был высокий молодой человек лет тридцати, с прямыми черными волосами, высоким лбом и тонкими чертами лица. У него были карие глаза и густые брови, придававшие лицу суровое выражение, которое тут же смягчила ласковая улыбка.

– Я испугался, что вы упадете прямо к моим ногам, – сказал он. – Принести вам выпить?

– Я уже выпила, и вот что получилось. У меня было так много работы, что не осталось времени поесть.

– Мы это исправим. Что бы вы хотели?

– Все самое вкусное, – торжественно ответила Люси.

Молодой человек рассмеялся и отошел, а через несколько секунд вернулся с полной тарелкой снеди.

– Вы в школе Деннисона?

– Была, но сейчас я в кордебалете.

– Вы выглядите слишком молодо, чтобы быть оперившейся балериной.

– Боюсь, я только наполовину оперилась. Должно еще вырасти много перьев.

– У вас все впереди.

– Мне двадцать три.

– Зрелый возраст!

– Достаточно зрелый для балерины. Не забывайте, мы начинаем очень рано. – Люси поднесла руку ко рту, чтобы скрыть зевок.

– Маленькие девочки давно должны спать.

– Я бы с удовольствием, но мне придется ждать остальных из-за такси.

– Вы живете далеко?

– В Бэйсуотере.

– Я сам скоро ухожу и могу вас подвезти, если хотите. Мне по пути.

– Вы очень добры, – с улыбкой ответила Люси.

– Не стоит благодарности. Я приду за вами через несколько минут. Сначала мне надо кое с кем поговорить.

Молодой человек извинился, а Люси прикрыла глаза и погрузилась в приятный сон…

– Просыпайся! Даже если тебя не приглашают на танец, это не повод, чтобы спать.

Девушка очнулась. Увидев своего наставника, с упреком взглянула на него:

– Я почти весь день стояла у станка!

– Ничего, – ухмыльнулся тот, – тебе это только на пользу. Старушка довольна.

– Правда, Пирз? Она так сказала?

Стройный красавец привалился к стене и буркнул:

– Да, так и сказала.

Приподнятые брови в сочетании с чуть удивленным выражением лица делали его похожим на фавна, а каждый грациозный жест выдавал профессионала. Ставший первым танцовщиком балета Деннисона в двадцать девять лет Пирз Беллами переключился с танцев на хореографию.

– Я начинаю работать над новым балетом, – продолжал он. – Деннисон хочет, чтобы я сам проводил репетиции с кордебалетом, но мне нужно найти кого-нибудь для па-де-де. Адана может отказаться, пока не будет уверена, что балет попадет в репертуар театра.

– Думаешь, Деннисон согласится?

– Все будет зависеть от его настроения. Сейчас он и думать не хочет обо мне как о хореографе, желает, чтобы я продолжал танцевать.

– Просто он боится тебя потерять, – твердо сказала Люси.

Пирз пожал плечами:

– Я его уломаю. Приходи завтра пораньше, хочу кое-что попробовать с тобой.

– Но мне кажется, что я еще недостаточно опытна!

– Пока да, но я хочу дать тебе шанс. – Пирз отошел от стены. – Пойдем, ты устала. Я отвезу тебя домой.

– Спасибо, дорогой, но у меня уже есть попутчик, – Люси махнула рукой в дальний конец комнаты. – Вон тот мужчина, не знаю, как его зовут.

– Ну, тогда я пойду. Не забудь: завтра рано утром.

Как только Пирз ушел, появился темноволосый молодой человек. Они попрощались с хозяйкой, прошли через просторную прихожую и спустились к автомобилю.

– Эти вечеринки сущее проклятие. – Незнакомец завел мотор, и машина тронулась с места.

– Почему вы тогда на них ходите?

– Вынужден. Миссис Делфонт подруга моей матери, и мне приходится иногда появляться у нее, доказывая, что я не провожу свободное время в ночных клубах.

Они продолжали болтать о вечеринке и о балете, и когда остановились перед парадной дверью пансиона, Люси протянула руку:

– Спасибо, что подвезли, мистер…

– Саммерфорд. Кстати, я не знаю вашего имени.

– Люсинда Марлоу.

– Какое внушительное имя для такой хрупкой девушки! Спокойной ночи, фея.

Он подождал, пока Люси поднимется по лестнице, и уехал…

Рано утром, когда она пришла в театр, Пирз уже стоял у станка, и они покинули зал только через три часа. Это была одна из множества утомительных репетиций, и в течение следующих нескольких недель Люси разучивала поставленный молодым хореографом танец. Впервые она покинула кордебалет, и даже мысль о том, что Деннисон может не одобрить постановку, не могла охладить ее рвения. Пирз был требовательным учителем и ругался, если Люси что-то не удавалось, но он был столь же суров и к себе, и постепенно танец стал обретать искомую форму.

Когда Пирз пригласил Джека Деннисона на просмотр, Люси уже чувствовала себя уверенно в танце. Шеф появился в зале и тяжело опустился в скрипучее плетеное кресло, его львиная голова отражалась во множестве зеркал, висящих на стенах. Но балерине передалась уверенность учителя, который не обращал внимания на их зрителя, и она полностью отдалась танцу – па-де-де на музыку Скарлатти, которую наигрывал на древнем пианино равнодушный музыкант.