Памела Сатран - Красотки в неволе

– Ненавижу его!

Дейдра Уайли швырнула набитую до отказа красную сумку на стол, за которым уже потягивали вино три ее подруги. Дейдра опоздала на целых полчаса, и все из-за Пола. Сто раз она ему напоминала, что сегодня он обязан явиться вовремя, потому как у них назначен традиционный ежемесячный «ужин мамаш». И все-таки он опоздал.

Весь день лил ледяной дождь, и сейчас безжалостный ветер стегал снежной крупой по темным окнам «Клеопатры». Этот ресторанчик со смешанной французско-египетской кухней открылся у них в Хоумвуде совсем недавно. Дейдра вымокла до нитки. Она так гнала, что дорогой сбила белку – пушистое тельце взмыло в воздух и с размаху шмякнулось о чей-то белый штакетник.

– Да, ненавижу! – Дейдра стряхнула капли дождя с медно-рыжих волос и рухнула на стул. – Ненавижу своего мужа!

Первой начала смеяться Лиза. Следом захихикала Анна. Никто бы не подумал, что эта худощавая дама в строгом деловом костюме может так развеселиться. Последней не выдержала Джульетта. Лучшая подруга Дейдры, она всегда и во всем старалась ее поддержать. Да же в тех случаях, когда сама Дейдра чувствовала, что не вправе рассчитывать на чью-либо поддержку, включая свою собственную.

– В самом деле. Этот твой Пол… – Лиза изо всех сил старалась выдержать серьезный тон, – форменное чудовище!

– Ты должна немедленно с ним развестись! – Откинувшись на спинку стула, Анна потянулась, и Дейдра успела заметить мелькнувший в вырезе белой крахмальной блузки пунцовый кружевной лифчик.

Как раз в тон помады на губах Анны.

– А я возьму его себе, – заявила Джульетта. – Обожаю Пола.

Пола обожали все: подруги Дейдры, ее семья. Ну ладно, она тоже его обожала – самого нежного, самого доброго человека на свете, полную противоположность тем паршивцам, которые исковеркали ее юность и раннюю молодость. Если за кого и стоило выходить замуж, то лишь за Пола. Только с ним она могла пройти через процедуру оплодотворения в пробирке, вырастить близнецов, взять кредит на дом, водить машину, настраивать телевизор и размораживать холодильник. Словом, он был хорош во всем. Кроме постели.

В отличие от Ника Руби, ее прежнего приятеля-гитариста, коллеги по сцене и бессменного обладателя титула «Лучший любовник в ее жизни». Дейдра давно похоронила свою карьеру певицы, а Ник по-прежнему выступал. Не далее как сегодня утром она прочла в «Тайме», что он играет в Нью-Йорке, куда не давно перебрался. Стало быть, сейчас Ник находился в каких-нибудь двадцати пяти километрах к востоку от кресла Дейдры в «Клеопатре». В этом-то все дело. А вовсе не в том, что Пол задержался, что она сбила белку, что Зою вы рвало в машине, крыша протекла, а дантист сказала, что ей нужно лечить корень и поставить три коронки. Дело в том, что в голове у Дейдры поселилась одна предательская мыслишка и не давала ей покоя: та яркая, полная событий жизнь, которой она некогда жила и к которой вполне могла бы вернуться, совсем рядом!

– Ник Руби переехал в Нью-Йорк, – объявила она.

Это имя что-то значило только для Джульетты.

– Тот парень из Беркли! Музыкант! – ахнула она.

– Мистер Секс, – кивнула Дейдра, наполняя из бутылки свой бокал.

– Боже! – выдохнула Джульетта. – Я уже нервничаю.

– Тебе-то с чего нервничать? – возразила Дейдра. – Не ты же собираешься закрутить роман.

Она смотрела на Джульетту, но краем глаза уловила, как Анна и Лиза переглянулись.

– Потому и нервничаю. – Голос у Джульетты дрогнул.

– Ты всерьез думаешь закрутить роман? – поинтересовалась Анна.

Думает ли она?.. Да, думает. Закрутит ли на самом деле? Большой вопрос. Романы – хлопотное дело, никакого времени не напасешься: то и дело приходится лезть под душ, менять нижнее белье. И постоянно врать.

Желание, которое бродило в ней и покалывало пузырьками шампанского, вдруг растеклось как река в половодье, из просто сексуального превратилось в нечто большее.

– Наверное, мне не он нужен, – попробовала объяснить Дейдра. – Наверное, мне нужно опять начать петь.

Она оборвала свою музыкальную карьеру так же круто, как и отношения с Ником: от казалась от главной роли в мюзикле «Кошки» и пошла учиться на социального работника. Это была ее первая и вполне безуспешная проба на поприще общественно полезной деятельности. После социальной работы – к тому времени они с Полом уже поженились – она пробовала себя в качестве биржевого маклера (и все время пыталась отговорить людей от покупки акций), дизайнера (до тех пор, пока не начала объяснять клиентам, что вы бранные ими голубые обои с розовыми цветочками – чистой воды безвкусица) и воспитателя в детском саду (где продержалась меньше всего).

Почему она никогда не пыталась вернуться на сцену? Никакое другое занятие, пусть даже более достойное и менее обременительное, не доставляло ей такого удовольствия. Она скучала по той обольстительной девчонке, которой была в те времена. Девчонка являлась на концерты в прозрачных блузках, беззастенчиво демонстрируя роскошный бюст; на стареньком «кадиллаке», в одиночку, могла проделать весь путь из Калифорнии до Нью-Йорка. Она ничего не боялась и не испытывала ни малейших сомнений по поводу собственной персоны.

– В свое время я была красоткой, – вздохнула Дейдра.

Десять лет и семь килограммов назад.

– Всегда мечтала быть красоткой. Да где уж мне… – откликнулась Анна.

Бледная и худая, с тонкими русыми волосами, Анна в своем деловом костюме выглядела бесполой. Только пунцовые губы сверкали ярким флагом ее чувственности.

– А я этого терпеть не могла, – заметила Джульетта.

Дейдра считала, что Джульетта и сейчас – что надо. Хотя и старается изо всех сил это скрыть – носит бесформенные свитера и затягивает длинные темные волосы в неизменный тугой пучок на затылке.

– А я до сих пор красотка, – заявила Лиза, улыбаясь молоденькому официанту, который топтался неподалеку.

Стоило ей поманить его пальцем, как он со всех ног ринулся к ним с блокнотом наизготовку.

«Вот и я так хочу», – с завистью подумала Дейдра.

Ее восхищали уверенность и спокойствие подруги. Лиза вовсе не красавица. Из них четверых по-настоящему хороша только Джульетта. Даже Дейдра, если бы захотела и приложила некоторые старания, могла дать Лизе фору по части внешности. Но Лиза держала себя в идеальной форме – подтянутый живот (это после четырех-то беременностей), чистая кожа, белоснежные зубы, концы прямых белокурых волос подстрижены ровнехонько, словно отрублены ножом гильотины.