Донна КЛЕЙТОН
ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА
Доктор Слоан Рэдклифф уже полчаса выдерживал натиск своих двенадцатилетних дочерей-тройняшек. Их взгляд выражал упрямую готовность к бунту и способен был заставить трепетать от ужаса сердце всякого нормального родителя.
Множество противоречивых мыслей мелькало в голове Слоана. Однако сейчас главное – сосредоточиться и сохранять полное спокойствие.
В такую минуту нервы должны быть твердыми как сталь.
– Девочки, – начал он мягко, хотя знал по опыту, что миролюбивый тон, как правило, оказывается неэффективным, но здравомыслие и жизненный опыт подсказывали, что нужно действовать в соответствии со своими представлениями о корректности. Доктор Рэдклифф намерен был продержаться столько, насколько хватит сил. – Правила Вы знаете, – продолжал он. – Девять часов. Не позднее. И на большее не рассчитывайте. Вам двенадцать лет.
– Почти тринадцать!
О господи! Сидни, самая бойкая из трех его дочерей, всегда была готова надерзить отцу. Он счел благоразумным проигнорировать ее выпад о возрасте, сделанный с вызывающим высокомерием.
– Папочка, – жалобно захныкала Саша, – это же новогодняя вечеринка. Там будут самые крутые ребята. Нам очень нужно пойти туда, обязательно. Если мы не пойдем, все станут считать нас полными дурами. – Ее глаза были широко раскрыты, она морщила лоб и разводила руками, всем своим видом показывая, что от предстоящего события зависит ее будущее.
Это добило Слоана. Собственно, на него подействовало не драматичное выступление Саши, которое для нее стало обычным делом, а ужасающая перспектива оказаться втянутым в спор, где она, со своим потрясающим умением убеждать, явно одержала бы победу. Вечеринка в канун Нового года, вероятно, по каким-то непостижимым причинам имела для его дочерей большое значение. Посмотрев на Софи, третью из его милых жизнерадостных девочек, он был удивлен, увидев, что она стоит, плотно сжав губы и решительно скрестив руки на груди.
Слоан всегда удивлялся своим дочерям. С длинными прямыми темными волосами и карими глазами, внешне они были похожи друг на друга, как горошины в стручке, но в характерах не имели ничего общего. Особенности выражения всех их чувств – от радости и успеха до гнева, разочарования и отчаяния – так же отличались друг от друга, как снежинки, которые роняет декабрьское небо.
– Слушай, папочка, – заговорила Сидни, – мы просили у тебя разрешения пойти на эту вечеринку месяц назад. А теперь уже пора ехать в магазин за одеждой и туфлями.
– В магазин? – переспросил он. – Но вы все трое получили подарки на Рождество.
Глаза Саши расширились от ужаса, сдержав его готовое прорваться возмущение.
– Ты не понимаешь! Мы не можем надеть их, – объяснила Саша, – ведь подаренные тобой джинсы и свитер – повседневная одежда. А нам нужны выходные платья.
– Да, – поддержала сестру Сидни, – нам нужны длинные, элегантные платья. Там все будут так одеты.
Уяснив наконец, о чем идет речь, Слоан скептически улыбнулся и позволил себе язвительно заметить:
– Ребята собираются, чтобы поглядеть на симпатичных дурочек в…
– Папа!.. – воскликнули хором Сидни и Саша, замотав от возмущения головами.
– Я говорю о наших подругах, – возразила Сидни, – ты знаешь, что мы имеем в виду.
– Мы должны дать ответ, – добавила Саша, до вечеринки осталось четыре дня. Ты разрешишь нам пойти?
Он сопротивлялся, сколько мог. Теперь необходимо было принять решение: позволить им пойти или запретить и тем самым ужасно разочаровать дочерей?
В такие моменты Слоан ненавидел участь отца-одиночки. Бабушки и дедушки с обеих сторон умерли, и ему даже не с кем посоветоваться, не на кого положиться. Он чувствовал себя совершенно беспомощным, одиноким и неуверенным в себе. Он никогда не знал наверняка, правильно ли поступает. Ему необходимо было время, чтобы все обдумать.
– Девочки, вы ворвались в мой кабинет, требуя…
– Все твои пациенты уже ушли, папа, – сказала Сидни, – в холле никого нет.
– Тебе пора домой, – Саша уперла руку в бок, кроме того, ты ведь ждал нас. Вспомни. Ты сказал Анни, чтобы она нас пропустила.
Конечно, Слоан об этом помнил. Он просто тянул время.
– Я помню, – добродушно согласился он, встал и снял свой белый халат. – Как насчет того, чтобы по пути заехать поужинать? Мы отправимся в ваше любимое место.
Три пары глаз недружелюбно посмотрели на него.
– Мы еще не договорили, папа, – теперь уже подбоченилась Сидни, ее брови недовольно изогнулись.
– Мы хотим пойти на вечеринку! – настаивала Саша.
Софи только кивнула, но ее взгляд выражал все то упрямство, на какое она была способна.
Слоан вздохнул. Почувствовав смертельную усталость, он опустился в кресло и положил руки на колени.
– Хорошо, – сказал он, – можете пойти на вечеринку.
– Ух, – вздохнула Сидни.
– Ура! – Саша подняла руки и радостно заплясала.
Даже Софи улыбнулась и заметно расслабилась. От напряжения она была натянута как струна.
Девочки начали болтать друг с другом все сразу:
– Я собираюсь купить черное без пояса платье, такое, как мы видели на прогулке…
– А я надену ярко-голубое с разрезами с обеих сторон…
– А мне нужно облегающее, и еще я хочу те туфли на платформе с ремешками…
– И надо купить косметику. Я видела алую губную помаду, которая мне очень подходит…
Платье без пояса? Ярко-голубое с разрезами?
Облегающее? Туфли на платформе? Алая помада?
У Слоана голова пошла кругом. Наконец он собрался с духом.
– Прекратите!
Дочери повернулись к нему. Их радость неожиданно омрачило откровенное возмущение отца.
– Я не закончил, – продолжал он, не заботясь более о том, чтобы сохранять спокойствие. – Вы можете пойти на вечеринку, но должны вернуться домой к двум часам ночи.
– Ну папа… – захныкала Саша.
– О, нет!.. – В восклицании Сидни слышался жалобный стон раненого животного. – Он хочет обмануть нас. Хочет все испортить. Хочет заставить нас уйти рано. Все будут пальцами на нас показывать.
Она представляла себе необходимость раннего возвращения домой как некую разновидность постыдной болезни. Слоану захотелось возразить, что вид двенадцатилетних девочек в декольтированных нарядах, с накрашенными алой помадой губами едва ли привлекателен и весьма не к месту.
Софи тихонько напомнила:
– Папа, мать Дебби арендует зал.
Слоан возмутился:
– Меня не интересует, что она делает, пусть снимает хоть стадион. Мои дочери должны вернуться домой вовремя. Вам двенадцать лет…
Тогда в спор вступила Сидни, вспыхнув от возмущения:
