Энн Мэйджер - Рождение любви

— Держите его! Не дайте ему уйти!

Рука Кэша Макрея замерла в десяти сантиметрах от ручки двери, ведущей на парковку и вертолетную площадку, когда он услышал призывы кастрировать его.

Роджер, его личный помощник, глядя в окно на растущую толпу, излишне бодро произнес:

— Людей на площади прибывает. Твое счастье, что мы живем не в Средние века и они не вооружены мечами. Полагаю, в окружении охраны мы сможем пробиться к вертолету…

— Да что с ними такое? У них было несколько месяцев, чтобы привыкнуть к зданию, — удивился Кэш.

Кэш Макрей не был трусом, но от рева пятитысячной толпы флорентийцев по ту сторону двери, грозящих лишить его самых ценных частей тела, кровь стыла в венах.

— Какая ирония судьбы! Добропорядочные граждане Флоренции требуют моей мучительной смерти именно в тот момент, когда я принял решение жить, — заметил Кэш. И тут же, как в бесконечных ночных кошмарах, он увидел бескровные лица своей жены Сюзанны и обожаемой маленькой Софи на атласных подушках гробов.

Роджер положил руку на широкую спину Кэша и слегка подтолкнул его.

— Расслабься. Все, что нужно этим каннибалам, твоя голова на блюде.

На лице Роджера сверкала белозубая мальчишеская улыбка, благодаря которой год назад он получил эту работу. Но сегодня впервые его улыбка оказала на Кэша обратное действие — он стиснул зубы и сжал кулаки.

— Ты стал слишком много говорить, — рыкнул он на помощника. — И слишком много улыбаться.

Не хочешь сменить работу и заняться рекламой зубной пасты?

— Кэш, эта шутка уже устарела.

— Впрочем, я тоже предпочел бы остаться в живых и глупо улыбаться, а не пожертвовать свои гениталии на шиш-кебаб.

— Что ж, уже неплохо. Во всяком случае, ты пытаешься шутить.

— Жизнь продолжается, — пробормотал Кэш, пытаясь поверить в собственные слова.

— Особенно после встречи с Изабеллой Эскобар в Мехико, да? — Роджер снова продемонстрировал все свои зубы. — По офису ходят слухи, что ты собираешься сделать ей предложение.

— О, Боже! Почему ты наказал меня самыми любопытными сотрудниками в мире?

— Дело не в Боге, а в многочисленных посланиях, слишком нарядных и надушенных для обычных деловых писем.

Внутри Кэша все кипело. Собирается он сделать предложение Изабелле Эскобар или нет — никого, кроме него, это не касается! Вслух же он произнес:

— Я не смогу сделать предложение Изабелле, если ты не вывезешь меня из Флоренции живым.

Роджер распахнул дверь и толкнул Кэша в спину.

— Вперед, жених! Я буду прикрывать тебя сзади.

Нагнув голову. Кэш стал прокладывать себе дорогу через толпу, с трудом сдерживаемую полицейскими. Путь на автомобильную стоянку был перекрыт, а до вертолетной площадки оставалось несколько десятков метров. Полицейские образовали живой коридор, но разъяренные люди умудрялись хватать Кэша за руки и за ноги. Помимо всего прочего, ему то и дело приходилось уворачиваться от микрофонов и фотокамер, нацеленных прямо в его загорелое аристократическое лицо.

— Как вы могли построить это футуристическое чудовище в городе, славящемся своей архитектурой и историей? — крикнула какая-то женщина.

— Эгоист! Деструктивист! Модернист! Постмодернист!

К Кэшу прорвался какой-то мужчина с сальными волосами и безумно горящими глазами. Охранники едва успели схватить его за плечи.

— Флоренция гордится своим прошлым! — вопил мужчина. — А твой музей похож на краба, раскорячившегося на туалетном толчке!

Роджер засмеялся и что-то крикнул в ответ на превосходном итальянском.

— Твой папаша-миллиардер наверняка дал взятку городским чиновникам, чтобы они разрешили тебе воплотить эту безумную затею! — крикнули из толпы.

— Не безумную, а авангардную, — с неизменной улыбкой поправил Роджер.

Уязвленный упоминанием об отце, Кэш застыл на третьей ступеньке лестницы и повернулся лицом к беснующейся толпе. Тут в его левое плечо угодил увесистый камень.

— Без комментариев! — крикнул Роджер, встав на первую ступеньку, и тут чьи-то руки ухватили его за ногу и сорвали одну из дорогих итальянских туфель. — Поднимайся, Кэш, иначе я рискую остаться голым. — Послышался треск рвущейся ткани. — Это мои брюки! Эй, Кэш! Поднимайся! Ты не единственный, кого они хотят зажарить на вертеле.

Полицейские уже не справлялись с натиском толпы, и несколько наиболее рьяных защитников древней архитектуры прорвались сквозь живой заслон. К счастью. Кэш и Роджер в этот момент были уже внутри вертолета. Когда дверь за ними захлопнулась, полицейские начали оттеснять толпу подальше от взлетной площадки.

Откинувшись на спинку кресла. Кэш устало прикрыл глаза. Затем он засунул руку в карман, чтобы удостовериться, что бархатная коробочка с обручальным кольцом для Изабеллы все еще там.

Он очень надеялся, что пылкая Изабелла поможет ему забыть его потерю. Кэш попытался вызвать в памяти ее образ, но вместо него снова увидел белые, неподвижные лица Сюзанны и маленькой дочурки и услышал шепот мачехи, приказывающей ему закрыть крышки их гробов.

— Вы как, в порядке? — Мягкий голос графа Леопольдо был едва слышен в реве двигателей взлетающего вертолета. — Все еще настаиваете на посещении галереи Уффици?

С Леопольде, или Лео, Кэш жил в одной комнате во время учебы в Гарварде.

Возвращаясь к настоящему. Кэш рассеянно кивнул. Картинная галерея Уффици была одним из крупнейших в мире музеев искусства эпохи Возрождения. Сюзанна всегда посещала ее, когда бывала во Флоренции…

Повернув голову к иллюминатору. Кэш смотрел на свое творение. В последних лучах солнца здание действительно смахивало на золотистого краба. Глядя на современную конструкцию из стекла и бетона, он вдруг впервые почувствовал сомнения.

Это здание стало первым проектом Кэша после того, как сгорел его дом в Сан-Франциско.

Дом, который он построил для Сюзанны. Дом, принесший ему еще большую мировую славу. Он был в Европе, наблюдая за реконструкцией дома Лео, когда случился тот пожар и он в одночасье потерял все, что было ему дорого в этой жизни.

Вертолет взмыл вверх, рассекая лопастями пурпурную мглу и заглушая шумом двигателей рев толпы, которая вскоре стала похожа на муравейник. Пилот взял курс на старейшую часть города, и теперь все, что Кэш видел в иллюминатор, — это красные черепичные крыши, бульвары, площади и серпантин реки Арно, славящейся своей непредсказуемостью и свирепым нравом.

Лео поинтересовался его самочувствием.

— Я уже забыл, что значит быть самым ненавидимым «поп» — архитектором в мире, — не без самоиронии заметил Кэш.