1. Скатертью дорога, или Как правильно начинать новую жизнь
Анжелика
Никогда не поддавайтесь на провокации старших братьев.
Впрочем, эта история началась немного с другого.
— Я ухожу от тебя, — заявил Михаил.
Скорбно заломленные, как у Пьеро, брови, опущенные вниз уголки тонких губ. В глазах — страдание всего человечества.
— Какая новая, а главное — свежая мысль! — язвлю я не сдержавшись.
Михаил уходил от меня в третий раз. Первые два раза его хватило ненадолго — на неделю и почти на месяц соответственно.
— В этот раз окончательно и бесповоротно! — продолжает строить из себя трагедийного артиста муж. — Да, я люблю тебя, Ангѐлика, но игра в благополучную семью похожа на фарс. У тебя не может быть детей, а мне нужен наследник, чтобы было кому передать дело.
От бешенства у меня в висках колотится пульс и заглушает почти все звуки. Я сжимаю побелевшими пальцами сумочку. В ней — мой приговор. Заключение.
— К сожалению, у вас не может быть детей, — сказала мне Иванова А.П. — лучший гинеколог лучшего репродуктивного центра. — Естественным путем, конечно.
— Совсем-совсем? — всхлипнула я.
Дама неопределенно повела плечом.
— На 99,9 процента — нет. Но 0,1процент остается. Чудеса еще никто не отменял.
— К-какие чудеса? — промымрила я, глотая слезы. — Вы же врач, а верите в сказки?
— Да, верю, — сказала мне Иванова А.П., заглядывая зелеными глазищами прямо в душу. Гипнотизировала она меня, что ли. — Иногда прогнозы дают сбой. Ну, и на крайний случай есть ЭКО. Думаю, вам стоит попробовать.
У меня сейчас лишь одна мысль: откуда он узнал? Кто выдал ему мою тайну? Или он все время за мной следил, а я была столь наивна, что верила и не замечала?
И еще. Я ненавижу, когда он называет меня по-идиотски Ангѐликой — вот так, с буквой Г и ударением на второй слог.
Да и вообще… Молью трахнутый Миша — у него вон проплешина светится. Конечно, ему пора обзавестись многочисленным семейством, найти себе производительницу-свиноматку и заделаться быком-осеменителем. И тогда наступит гармония. Для него.
— Да пошел ты, — говорю, отмахиваясь от мыслей, что пляшут зигзагами в моей голове. — Все, надоел, понятно? Но пока не ушел, запомни: больше не смей приползать — раз, официально разводимся — два. И это не я бесплодная, а ты не способен — три.
У Миши печальные глаза терпеливого пса, что готов снести самую жесткую трепку хозяина. Он страдает. И от моего дурного характера — тоже. Не имею понятия, как он разговаривает с подчиненными — никогда не интересовалась, а дома он — плюшевый Мишка. Хоть к ранам прикладывай для исцеления, как говорит моя подруга Анька.
Скучный, привычный, но свой, как ни крути. Но рано или поздно — финита ля комедия. Приплыли, называется.
— Ты все сказала, Ангѐлика? — терпеливый мягкий голос, словно я больная, а он меня жалеет. Не надо меня жалеть!
— Нет, не все! — пылаю я всеми частями тела. Меня так и тянет на подвиги. — Я Анжелика — запомни наконец-то. Можно Лика, потерплю даже Анжелу, но твоя непонятная АнгЕлика — неизвестный науке зверь.
— Я не хотел огорчать тебя, дорогая, — снова этот бархатный всепрощающий тенор. Терпеливый и правильный до зубовного скрежета.
— А я и не огорчилась! — скалюсь в улыбке, словно акула. У меня сейчас триста зубов — острых, как иглы. И напоследок я хочу крови. — Запомни этот день, Рубин! Запиши число и месяц!
— Зачем? — продолжает занудствовать мой почти бывший муж.
— Ты Жюль Верна читал? — бью прицельно со всех орудий в самое слабое место: Михаил читать не любит, а художественная литература для него — адская мука, испанский сапожок и прокрустово ложе одновременно.
— М-н-н-н… — мычит он, пытаясь скрыть собственное невежество.
— У него есть замечательная книга — «Вокруг света за 80 дней».
Миша смотрит на меня, как на чокнутую, но мне все равно, что он думает и в чем меня подозревает. Я должна договорить, выплеснуть, поставить его на место, в конце концов.
— Так вот, сделай зарубку себе на мозг, кровать или в блокнот: ровно за восемьдесят дней я с тобой разведусь, найду прекрасного мужа, выйду замуж и забеременею! Да!
Не знаю, почему именно это взбрело мне в голову. Особенно последнее. Я ведь знаю — у меня приговор в сумочке лежит.
Миша попятился. Затем выскочил из комнаты. Примчался назад со стаканом воды. В ноздри ударил запах какой-то гадости. Корвалол, валидол… успокоительное — не важно.
— Выпей, Анге… Лика, пожалуйста.
Я беру стакан из его рук, катаю в ладонях, а затем поднимаюсь из кресла, в котором сидела все это время, встаю на цыпочки и медленно, очень медленно, струйкой, выливаю содержимое Мише на голову.
Наконец-то я впервые увидела в его глазах ярость. Прорвалось наконец-то. Я смогла его достать до печени и всех остальных органов.
Он вырвал стакан у меня из рук. Тряс им, как сумасшедший. Я думала — ударит. Но Миша сумел совладать с низменными порывами. Он швырнул стакан в пол с такой силой, что, не будь ковра с густым ворсом, от него только мелкие осколки остались бы. А так сосуд выжил. Посуда бьется к счастью. А у нас как раз наоборот.
Миша что-то хотел сказать, но мужественно подавил нечленораздельные звуки, взмахнул руками, как дирижер, и выскочил вон, широко печатая шаг.
— Давай, вали, страдалец! — крикнула ему вслед.
От меня уходили восемь лет моей жизни. Теперь — навсегда. Я провожала их глазами — сухими, как пустыня Атакама. И как только за Мишей деликатно захлопнулась дверь, я открыла свою сумочку и достала телефон.
— Георг, — промурлыкала я в динамик, как только мне ответили. — Твое предложение в силе?
Где-то там вовсю орала музыка. Совсем другая, веселая, сумасшедшая жизнь, в то время, когда я восемь лет была очень порядочной и благопристойной женой.
— Мое слово — гранит, предложения — гордые горы! — весело гаркнул Георгий.
Я поморщилась, но мужественно перенесла насилие над моими барабанными перепонками.
— Я согласна! — проорала во всю мощь легких и нажала на «отбой», чтобы не передумать.
Где-то там, на облаках, засмеялся и захлопал в ладоши мой ангел. У них, у ангелов, своеобразное чувство юмора, я вам скажу…
2. Старший брат — это диагноз
Анжелика
Георг — он же Гоша, Гога, Жора, для друзей Егор — мой старший брат Георгий. У нас разница в четыре года. В детстве — это пропасть, позже — не так заметно, но мы как-то разлетелись в разные стороны и по сей день никак не можем в кучу собраться.
Он учился везде, где только можно, и за границей — в том числе. Я тоже кое-как окончила институт. Когда мне исполнилось двадцать, Мише жениться приспичило, поэтому последний год я училась кое-как, лишь бы «корочку» получить.
— Зачем тебе образование? — увещевал коварный муж. — Женщина должна блистать, как бриллиант, оттеняя богатство и благополучие мужа.
И я сияла, оттеняла, прятала его недостатки, выпячивала достоинства. А проще говоря, ничего особого не делала. Ни дня не работала. Некогда было: салоны, массажи, сауна, солярий и женский клуб по четвергам — сборище таких же гламурных бриллиантовых кошечек.
С родителями и Гошей общались больше по телефону или скайпу, виделись по большим праздникам. Не до того, не до того… У меня своя семья, занята, некогда, быстрей, скорей…
А потом в одночасье не стало родителей. Ушли один за другим. Вначале мама, а потом папа. И остались мы с Гошкой одни. И вот тогда-то он начал меня потихоньку обрабатывать.
— Не кажется ли тебе, что ты слишком зациклена на себе и своем Мишеньке? Что это за жизнь, когда ты словно манекен в витрине дорогого магазина? В чем смысл твоей жизни, Анж?
Я отмахивалась от него двумя руками, доказывала, что у меня все отлично, но сомнения похожи на коросту: уж если начинают разъедать, то постепенно захватывают все большие и большие территории.
