Диана Королева
Фигуристы
Пролог
Аня поднимается на локтях и в тот же момент обнаруживает, что лежит на снегу, и словно от осознания этого холод тут же пронзает её незащищённые ладони. Она смотрит на Иру и понимает, наконец, что не так. У Иры волосы короче. А у самой Ани — наоборот длиннее. Она прикасается к своим внезапно отросшим волосам, мокрым от снега и замечает на безымянном пальце левой руки тоненькое серебряное колечко. Откуда оно взялось?
Аня снова обращается взглядом к Ире, словно та может прояснить ситуацию. Но та только улыбается, и Аня видит на безымянном пальце её руки такое же кольцо. Ей хочется спросить, откуда это и что значит, но голос не слушается, как это часто бывает во сне.
— И долго ты собираешься тут валяться? — спрашивает Ира и проводит рукой по волосам Ани. — Замерзнешь же, а если заболеешь… что я тогда с тобой делать буду?
— Как «что»? Лечить, конечно, — отвечает Аня против своей воли. — Я знаю один замечательный способ лечения, — её губы словно отвечают заученное стихотворение. Или сценарий. И она сама не понимает, почему говорит именно это. Словно это — и не она вовсе.
На щеки Иры наползает лёгкий румянец. Она наклоняется и целует Аню в губы. Та ещё не успевает сообразить, в чем дело, а сама уже отвечает на поцелуй. И это выходит так естественно, словно они уже делали это много раз.
А потом Ирка помогает ей подняться, и Аня оглядывает место, где они оказались. Это небольшой парк с редкими молодыми деревцами. Они идут по чуть присыпанной снегом тропинке и выходят к набережной. Аня оглядывает здания с незнакомой архитектурой, и ей удается, наконец, спросить то, что она сама хочет спросить:
— Где мы?
— Как это «где»? — Ира усмехается. — Ты случаем не ушиблась головой при падении, моя дорогая? Мы в Стокгольме, разумеется. А это набережная. И мы возвращаемся домой. Ну как, прояснилось немного?
— Кажется…
Часть 1. «Разговоры еле слышны…»
— Ты собрала вещи? — спрашивает папа за завтраком.
В лагерь. На целых три недели! Вместе со льдом и коньками. И теперь меня точно не отправят на каникулах к бабушке в деревню — путевку купили ещё в начале весны.
Я киваю, ставлю на стол чашку, в которой осталось немного кофе, и направляюсь в школу. На улице прохладно. Ноль. В конце апреля. Нет, ладно, Сибирь. Снег на девятое мая иногда выпадает, но все же… Где можно найти человечка, который погоду придумывает? Я бы хотела пожаловаться.
Иду по двору, одновременно пытаясь включить музыку. Наконец, приложение загружается, и я надеваю наушники. Можно идти дальше. Слушая музыку, я представляю себя звездой какого-нибудь клипа, и обязательно кружащейся в ливне.
Поднимаю глаза вверх. Какое удивительное небо! Облака-барашки плывут по нему в поисках счастья. Или дождевика. Они явно не ожидали нулевой температуры. Зато с другой стороны остались тучки, намерения которых понятны всем.
У меня сумасшедший класс! Вот дверь у нас открывается только с ноги, и хорошо, если, зайдя, я не увижу одноклассника с мусоркой на голове. Первоклассники идут, держась за ручки в столовую, а наши несутся наперегонки, чуть ли не перепрыгивая через парты.
— На что гадаете? — подхожу к знакомым из параллельного класса.
— На суженного… или — ную… суженную, м? Тебе погадать? — ехидно улыбается Катя. — Классный лук, кстати. Так что, погадать? На Ирочку, например.
— Стой! Па-да-жди! Какую еще Ирочку? Не надо.
— На ту, в которую ты была влюблена. Давай-давай, надо! — она театрально размахивает колодой над пуфом, а потом швыряет ее. Так же театрально что-то шепчет и начинает вытягивать карты. Раз. Два. Три. Потом возвращает их в колоду. Когда она начинает говорить, я вздрагиваю. — Карта «2 кубка»! Партнерство. Романтические отношения! Или тесный личный союз! Страсть в любовных отношениях! — лозунгами выкрикивает подруга. — Вовлеченность! Ой… подожди… наивный оптимизм, принятие желаемого за действительное… блиин, сочувствую, — это уже медленно и почти шепотом.
— Ну ты ж понимаешь, что все это неправда?
Она вздыхает:
— Какая ты скучная!
— Ну ничего. Скоро уеду.
Катя вопросительно поднимает бровь.
— Куда?
— В лагерь.
— Тем более, скукотища! — вздыхает. — И когда уезжаешь?
— Через три дня. Папа, — (будучи моим же тренером), — сильно настаивал. Доп-тренировки не помешают. Да и соревнование…
— Желаю тебе отсутствия тараканов в комнате!
Я иду на урок биологии, любимый второй этаж пустует. Кажется, в кабинет уже пустили.
Учительница уже что-то говорит классу, хотя ещё идет перемена.
— … На прошлой неделе у вас была контрольная. Сейчас все придут, и я скажу оценки.
Посмотрев на недовольное лицо Елены Александровны, молча направляюсь к своему месту — третьей парте первого ряда. Ее я отметила, как располагающуюся недостаточно далеко от доски, но и не очень близко, так что можно спокойно переговариваться с кем-нибудь на уроках и быть в курсе происходящего в классе.
Рядом садится моя лучшая подруга Алена, которая принимается говорить о любимой корейской группе, которая мне, кстати, не нравится.
Я, прервав ее пламенную речь: «Ой, какой же Чимин милый, я хочу за него замуж!», обещаю посмотреть, послушать и оценить достоинства корейских сенпайев (Вру, конечно, и Алена это знает).
Звонок с урока, мелкие ребята бегут в столовую. Перемена — время, когда в коридор без особой надобности лучше не выходить. Но мы направляемся на третий этаж и занимаем диванчик в своеобразном закутке в самом конце этажа, рядом с лестницей.
— А как ты решила третью задачу по алгебре? — спрашивает Алена. — Свериться хочу… Ань, ты меня слушаешь? — окликает Аленка.
— Прости… задумалась.
— Ну, ты даёшь. Давай просыпайся. Сейчас — история. Проверочная будет, Ленка из "В" сказала. Прикинь, заснёшь, — я представляю себя, мирно спящей в кабинете истории. И учительницу, как дракон пышущую огнем, спрашивающую класс, разбудить меня или нет, будто у нее выбор есть. Жуткое, однако, зрелище. — А как проснёшься, увидишь разгневанное лицо исторички. И скажет она: "Два тебе, Романова… — подруга выдерживает театральную паузу — за год!". И будешь до конца своих дней…
Что я буду делать "до конца своих дней", никогда уже не узнаю. Треклятый звонок ударяет прямо в ухо! Нельзя было нормальную мелодию поставить что ли? Поприятнее.
После этого урока я решаю-таки подойти к человеку, к которому подойти очень боялась. Я точно знаю, что она сидит в своем кабинете, даже проверять не требуется. И самое главное, у нее сейчас окно. Тихонечко скребусь в дверь. Дверь отвечает глухо. Но я уверена, что все она слышит. Раз. Два. Три. Мне Лида говорила, что надо быть решительнее.
— Здравствуйте, — я вдыхаю какую-то особую атмосферу кабинета русского, и дышать становится легче. — Екатерина Владимировна? Можно?
В ответ я слышу глубокомысленное «Уху». Что ж, забавно. Она, наконец, оборачивается.
— Ты как? — интересуется она, заметила, наверное, что не очень.
— Я окончательно рассорилась с Валентиной Игоревной!
Она вздыхает:
— И зачем?
Я всегда считала, что жаловаться ей — гиблое дело. Она ж не подружка мне, чтобы успокаивать, и не мать, чтобы решать мои проблемы. По сути, она мне никто. А я всегда хотела назвать ее подругой. Да и день этот мне не нравится вообще, хочется с кем-нибудь кроме подруг поделиться. И я сама не замечаю, как начинаю рассказывать все ей. Эмоционально и яростно.
— Екатерина Владимировна, я не понимаю, как можно так относиться к работе!
— Тшшш… — успокаивает она. Голос у нее мягкий и нежный, я таю. — Ты права и не права одновременно. По сути, твоя мысль верна. Но ссориться с учителями — плохая идея, вам ещё какое-то время надо будет сосуществовать.
