Annotation
Неформальный рассказ о неформалах. Оно же — сказка о дружбе и о любви.
Юлия Шолох
Юлия Шолох
СВЕТКА ДАЁТ В ТАБЛО
Забор поднимался постепенно, вылезая из земли, и массивные стальные ворота в него словно вросли, как старый уродливый шрам. Клубы колючей проволоки поверху выглядели будто громоздкие ватные клочья — вот-вот сваляться вниз. Слева и справа у забора высились острокрышие охранные вышки.
— Да уж, не обманули, лагерь, как есть лагерь, — хмыкнула я. И правда, только не от слова «детский лагерь», а скорее от слова «лагерь строгого содержания заключённых». Тюрьма, короче. А пели-заливались в отделе по делам несовершеннолетних, будто мы чуть ли не развлекаться едем, отдыхать и жизнью наслаждаться. Обломайтесь-ка!
— Собаки сутулые, — пробурчала Светка, окидывая злым взглядом вышки и обиженно потирая щёку. — Как есть мрази.
— Да ладно тебе, смотри, погода какая. Весной пахнет, зеленью. Воздух нам не перекроют. Да и от мороза не сдохнем.
— Поражаюсь я тебе, Ясенька, — Светка продолжала тереть застарелый след фингала на скуле. — Жизнерадостная, аж в стороны дрищет. Не запачкаться бы.
— Лучше, чем в сини-жёлтые пятна ходить, как протухший жираф. И я не напоминаю, каким манером вообще сюда угодила.
Светка скривилась и отвела глаза. Признаваться, что виновата, она ни за что не станет, лучше сдохнет — я и сама такая, но совесть передо мной всё же мучит. Если бы она не нажралась и не устроила то злосчастное представление с мордобоем в конце, куда и мне пришлось за неё вписаться, не сидели бы мы сейчас в полицейском уазике и не ждали бы, покуда ворота отворят, чтобы зашвырнуть нас на реабилитацию — всё лето в этом самом лагере. Светку-то конечно давно пора куда-нибудь в подобное место поместить, но как тут оказалась я? Я? Ребёнок из приличной семьи, уравновешенный, который хорошо учится и никогда ни в чём подозрительном не был замечен? Всей моей вины — Светка-соседка, дочь вдовца-алкаша. Мы с ней с детства вместе, ели вместе, гуляли, уроки делали, теперь вот и до драк совместных дошло…
Я, конечно, думала, что родители нас отмажут. Меня, потому что любимая дочь, её — потому что кто ещё о Светке позаботиться? Но они сказали — хватит! Вам обеим будет полезно побывать в реабилитационном лагере. Светке — чтобы знала, куда прикатится, если и дальше так катиться будет, тебе — для общего развития. Чтобы не расслаблялась, значит. Чтобы ценила, что в жизни имеешь.
Не то, чтобы я расстроилась. Просто неожиданно это всё случилось, ещё вчера мы со Светкой болтались по пустырю, дули пиво и траву за заброшенным стадионом, а сегодня — гляди-ка! — не успев очухаться, как королевны въезжаем на отдых в лагерь.
За забором большой пустой двор. Одна охрана и дядечка в белой рубашке, серых брюках и строгих очках. У охранников лица кирпичом и электрошокеры за поясом. В руках — дубинки, на теле — силовая защита. Впечатляет! Сразу о себе высокого мнения становишься — если тебя так стерегут, то ты суперопасная особа! Прямо так и тянет дёрнутся в сторону охранников и крикнуть: «Бу-у-у», чтобы поглядеть, как они отреагируют.
Еле сдержалась.
Светка хмуриться и глядит исподлобья. Недолюбливает она мужиков: ни дохлых алкашей, ни накачанных мачо — её воротит ото всех. Из-за этого у нас конфликт — я-то парней люблю. И свидания люблю, и обмен многозначительными взглядами, и жаркие поцелуи. А из-за Светки вынуждена частенько от этого всего отказываться, потому что она ядом изойдёт, изведётся, но пока не добьётся, чтобы я на парня забила, не успокоится!
Так и живём. Но по правде, Светка мне дороже всех этих парней вместе взятых. С ней даже удобнее — надоел парень, а тут и отмазка имеется — неуравновешенная подруга из неблагополучной семьи, которой хватит ума из ревности его ножичком пырнуть в тёмной подворотне. Так что ради него, его безопасности и сохранности здоровья я вынуждена отказаться от нашей большой и светлой любви! Принести в жертву самое дорогое, так сказать, рыдать до конца своих дней в одиночестве, только бы он находился в безопасности!
Парни не настаивали. Крутили пальцем у виска и дальше шли. Даже быковатые, которые Светку не боялись и сами кого хочешь могли ножичком пырнуть. Эти вообще психованных на дух не переносили, так как сами были психованными и не терпели конкуренции.
К чему это я? В лагере всё по-другому будет.
Мужчина в очках дождался, пока полицейские откроют дверцу, и мы со Светкой выберемся наружу. Следом на землю полетели наши сумки — один из сопровождающих выбросил их и наружу и быстро закрыл дверцу. Очень спешил убраться отсюда подальше.
— Две сегодня? — Спросил у него мужчина. Нас он типа в упор не видел.
— Ага. Документы держи. — Сопровождающий достал с сидения две пластиковые папки и ловко сунул тому в руки. — Ну, мы поехали.
— Подожди, проверю, как оформлены.
— Всё равно назад не повезём. — Нахмурился полицейский, вцепившись намертво в дверцу.
Чего это они нас назад не повезут? Мы вроде ничего не натворили, вели себя тихо. Песни пели по дороге, было дело, но песни приличные, без мата. Дворовой тематики — любовь, печаль, измена и предательство, и в конце все помирают обычно. Или срок отправляются мотать, как пойдёт. И всё. В туалет даже не просились лишний раз. Всего-то раз пять за три часа, и жрать два раза требовали.
Только то, что по закону положено. И всё! Продажные полицаи, одним словом! Собаки! Лишь бы не работать!
— Ждите.
Мужчина уже листал бумаги из папки, цепко поглядывая то на меня, то на Светку. Я дружелюбно улыбнулась, но он не ответил. Ясно. Большой, важный начальник. Мудила из Тагила.
Светка, наконец, убрала руки от лица, сунула их в карманы джинсов и принялась оглядываться. В такие минуты она кажется щуплой и беззащитной, как воробышек. Тощая, невысокая, личико детское, глаза огромные, чёрным карандашом обведены. Осветлённые волосы, у которых уже видны тёмные корни, торчат вокруг лица, спускаясь ниже плеч. На носу веснушки. Разве что фингал под глазом всё портит. Ну чисто птичка!
Я, хоть не ненамного выше, но другая. Фигура у меня спортивная — бассейн три раза в неделю и пробежки по выходным. Русые от природы волосы перекрашены в чёрный, глаза голубые, лицо белое. В общем, на безобидную пичужку не тяну даже в хорошие времена, а тем более сейчас, после долгой дороги. Объединяют нас только толстовки — моя с Гражданской обороной, её с Рамштайном, но обе одинаково не нравятся ни родителям, ни учителям, ни полиции.
— Ладно! — Мужчина дочитал бумажки в папках и хлопком их закрыл. — Светлана и Ярослава, следуйте за мной. А вы свободны, документы в порядке, — кивнул он привёзшим нас полицейским.
Дверца стукнула, уазик с такой скоростью рванул прочь, что чуть ворота не вышиб.
— Меня зовут Серафим Иванович, — мужчина развернулся спиной. — Строго на вы и по имени-отчеству. Понятно? Идите за мной.
Охранники проводили нас настороженными взглядами. Желание крикнуть «Бу-у-у» вернулось и возросло в разы. Хорошо, Серафимыч отвлёк.
— Ваш срок пребывания — до начала учебного года. Прекрасно! Хотя практика показывает, толку отправлять вас учиться нет, всё равно вернётесь. Не сюда, так сразу в тюрьму. Что за формулировка вообще — выпускной учебный год? Куда вы там можете поступить? В училище, где шпалы учат правильно укладывать? Рядком? Туда, что ли?
Он поморщился, но мы пропустили его супер ценное «мнение» мимо ушей. Вот уж на кого плевать с высокой колокольни, чего он там себе думает да считает. Сам — скука смертная и нас такими же безликими хочет сделать. Видели мы таких вагон и маленькую тележку. Фигушки.
— Рассказываю местные порядки. Девушки живут в блоках из двух комнат, в каждой по три человека. Душ, туалет — общий на блок. Режим строгий, придётся много работать. За несоблюдение правил — лишение свободного времени. Для особых случаев — карцер. Все ученики делятся на группы, вы будете в пятой. Вожатых слушать как маму родную. За хорошее поведение дают доступ в интернет. Всё понятно?
